Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих

Вазари Джорджо

В соборе этого же города, направо от входа, над одним из алтарей его рукой написана картина маслом, на которой изображена Богородица с сыном на коленях и с одной стороны от нее св. Иосиф, а с другой св. Калликст. Вещь эта тоже считается очень хорошей, так как видно, что Содома приложил к ее колориту гораздо больше стараний, чем он это обычно делал в своих вещах. Расписал он также для сообщества Св. Троицы носилки, на которых хоронят мертвых и которые получились очень красивыми, а еще такие же он сделал для сообщества Смерти, и их считают самыми красивыми во всей Сиене, я же полагаю, что они самые красивые из всех, какие можно только видеть, так как помимо того, что они действительно достойны хвалы, редко бывает, чтобы на изготовление такого рода предметов тратились деньги и столько забот.

В церкви Сан Доменико, а именно в капелле св. Екатерины Сиенской, где в табернакле хранится глава этой святой, заключенная в другую, серебряную голову, Джованнантонио написал две истории, по одной с каждой стороны названного табернакля: справа — когда названная святая, восприняв стигматы от Иисуса

Христа, изображенного парящим в воздухе, падает без чувств на руки к двум монахиням, которые ее поддерживают. Глядя на эту вещь, сиенский живописец Бальдассаре Перуцци сказал, что он никогда еще не видел человека, который сумел бы выразить состояние людей, упавших в обморок и лишившихся чувств, лучше и изобразить это более правдоподобно, чем это сделал Джованнантонио. И это действительно так, в чем можно убедиться при виде не только самой вещи, но и рисунка, сделанного рукой самого Содомы и хранящегося в нашей Книге рисунков. Слева, в другой истории, показано, как Ангел Божий подносит названной святой святое причастие и как она, подняв голову, лицезреет Иисуса Христа и Марию Деву, парящих в воздухе, а сзади нее стоят две монахини, ее подруги. В другой истории, написанной на стене справа, изображено, как преступник, которого должны были обезглавить, не хотел обратиться в истинную веру и предать свою душу Господу, разуверившись в Его милосердии, и как после того, как названная святая коленопреклоненно за него помолилась, ее молитвы были милостиво услышаны Богом, и вот мы видим и отрубленную голову злодея, и душу его, возносящуюся к небесам. О, сколь могущественны перед лицом милосердия Божьего молитвы тех святых, коим Господь оказывает Свое благоволение! Но пусть, говорю я, никто не удивляется, что в этой истории огромное количество фигур, отнюдь не обладающих полным совершенством, ибо я располагаю непререкаемыми сведениями о том, что Джованнантонио в своем распутстве и в своей лени дошел до того, что, приступая к подобным работам, не заготовлял ни рисунков, ни картонов, а довольствовался тем, что на месте рисовал кистью по известке (что по меньшей мере странно), и так он, видимо, писал и эту историю. Он же написал и переднюю арку в названной капелле, изобразив в ней Бога Отца. Остальные истории в названной капелле остались им незаконченными, отчасти по его вине, так как он не хотел работать иначе как по наитию, отчасти же потому, что заказчики капеллы ему ничего не заплатили. Под этой капеллой и над древним образом Богоматери он еще раз написал Бога Отца с предстоящими св. Домиником, св. Сигизмундом, св. Себастианом и св. Екатериной.

В церкви Сант Агостино он написал на дереве образ, находящийся по правую руку от входа и изображающий Поклонение волхвов, который действительно хорошая работа, а не только таковой почиталась; в самом деле, не говоря о Богоматери, весьма похвальной, первом волхве и некоторых лошадях, там есть голова пастуха между двумя деревьями, которая кажется совсем живой. Над одними из городских ворот, которые называются воротами Сан Виене, он в большом табернакле написал фреской Рождество Христово с летящими в небе ангелами, а в арке над этой фреской — великолепно сокращающегося и рельефного путта, который словно хочет указать на то, что «и Слово бысть плоть». В этой фреске Содома изобразил и самого себя, но так, каким он был, уже старым, с бородой и держащим в руке кисть, которая упирается в листок пергамента с надписью «Feci».

Равным образом и на площади расписал он капеллу, находящуюся у подножия дворца Синьории, изобразив в ней Богоматерь с сыном на руках, в окружении нескольких путтов со святыми Ансанием, Векторием, Августином и Иаковом, а выше в вытянутом полукруге — Бога Отца с ангелами. Глядя на эту вещь, видно, что когда он ее писал, он уже как бы начинал терять любовь к искусству, утратив то хорошее, которым он обычно владел в лучшие свои годы и благодаря которому он придавал некую прекрасную выразительность своим головам, сообщавшую им красоту и грацию. И действительно, некоторые вещи, написанные им гораздо раньше этой, отличаются совершенно иной грацией и иной манерой, как это видно по фреске на простенке над городскими воротами Постиерла, а именно над дверью капитана Лоренцо Марискотти, где мертвый Христос, покоящийся на лоне Богородицы, отличается удивительной грацией и божественностью. Такова же весьма одобренная картина, написанная маслом, на которой изображена Мадонна и которую он сделал для мессера Энеа Савини делла Костерелла, а также холст, написанный им для Ассуеро Реттори из Сан Мартино, на котором изображена римлянка Лукреция, закалывающая себя в то время, как отец и муж стараются ее удержать; все они изображены в красивых положениях, и лица их полны прекрасной грации.

В конце концов Джованнантонио убедился в том, что сиенцы отвернулись от него и увлеклись всецело талантом и выдающимися произведениями Доменико Беккафуми; не было у него в Сиене ни дома, ни доходов, все свое состояние к тому времени он растратил, состарился и обнищал и в полном почти отчаянии покинул он Сиену и отправился в Вольтерру. На свое счастье, он встретил там богатого и почтенного дворянина, мессера Лоренцо ди Галеотто деи Медичи, находясь при котором начал было поправлять свои дела, и решил обосноваться в этом городе надолго. И вот, проживая в доме у этого синьора, он написал для него на холсте колесницу Солнца, которая под неопытным водительством Фаэтона низвергается в реку По. Однако ясно видно, что написал он эту вещь для препровождения времени, пользуясь старыми навыками, он отмахал ее ни о чем не думая, потому она так пошла и легкомысленна.

А когда ему, как человеку, привыкшему к свободе, вскоре надоело жить в Вольтерре

в доме названного дворянина, он перебрался в Пизу, где через посредство Баттисты дель Червельера написал для одного из попечителей собора, мессера Бастиано делла Сета, две картины, которые были помещены в нише за главным алтарем собора рядом с картинами Сольяни и Беккафуми. На одной из них — усопший Христос с Богоматерью и другими Мариями, на другой — Жертвоприношение Авраамом его сына Исаака. Но так как картины эти получились не очень хорошо, то попечитель, который собрался было заказать ему несколько образов для той же церкви, от его услуг отказался, понимая, что у людей, которые не только не обогащают своих знаний, но теряют в старости то хорошее, чем в юности владели от природы, ничего, кроме навыков и манеры, по большей части мало похвальной, не остается. За это время Джованнантонио закончил образ, начатый им маслом для церкви Санта Мариа делла Спина и изображавший Мадонну с младенцем на руках; перед ней — коленопреклоненные св. Магдалина и св. Екатерина, а по бокам — предстоящие св. Иоанн, св. Себастиан и св. Иосиф; во всех этих фигурах он показал себя гораздо лучше, чем в обоих образах, написанных им для собора.

А потом, так как в Пизе ему делать больше было уже нечего, он переправился в Лукку, где в монастыре Сан Понциано, обители монахов ордена Монте Оливето, один знакомый ему аббат заказал ему изображение Мадонны на лестнице, ведущей в общежитие. Закончив это, он вернулся в Сиену бедным, старым и дряхлым, где прожил уже недолго, ибо, заболев и не имея никого, кто бы за ним ухаживал, и ничего, на что он мог бы быть ухожен, он лег в Главную больницу и несколько недель спустя там и закончил свой жизненный путь.

Когда он был молод и на хорошем счету, он взял себе в жены девицу из очень хорошей семьи, и в первый же год от него родилась дочь, но так как жена вскоре ему надоела и так как он был скотиной, он навсегда от нее отказался и она жила в одиночестве собственными трудами и доходами со своего приданого, перенося с великим долготерпением скотство и сумасбродство своего супруга, поистине достойного прозвища «Маттаччо», которым, как уже говорилось, его заклеймили святые отцы из Монте Оливето.

Риччо, сиенец, ученик Джованнантонио, женившись на дочери своего учителя, очень хорошо и в строгих правилах воспитанной своей матерью, унаследовал от своего тестя все, касающееся искусства. Этот Риччо, говорю я, который создал много прекрасных и похвальных произведений в Сиене и в других местах, а также в соборе этого города отделал лепниной и фреской капеллу по левую руку от входа, проживает и в настоящее время в Лукке, где он сделал и продолжает делать много прекрасных и похвальных вещей.

Учеником Джованнантонио был также некий юноша, которого звали Джомо дель Содома. Однако, так как он умер молодым и успел оставить после себя лишь немногие образцы своего дарования и своего умения, ничего другого о нем не скажешь.

Содома прожил семьдесят пять лет и умер в 1534 году.

Жизнеописание Бастьяно да Сангалло, прозванного Аристотелем, флорентийского живописца и архитектора

Когда престарелый Пьетро Перуджино писал главный алтарный образ для сервитов во Флоренции, племянник Джулиано и Антонио да Сангалло по имени Бастьяно договорился обучаться у него искусству живописи. Проучившись, однако, у Перуджино недолго, юноша в доме Медичи познакомился с манерой Микеланджело по картону для залы, о котором уже не раз рассказывалось, и так был ею восхищен, что не пожелал более возвращаться в мастерскую Пьетро, так как ему показалось, что его манера по сравнению с манерой Буонарроти суха и мелка и что подражать ей ни в коем случае не следует. А так как из всех, кто должен был выполнять росписи по названному картону, который в то время был школой для всех собиравшихся заниматься живописью, самым стоящим почитался Ридольфо Гирландайо, то Бастьяно его и выбрал в товарищи, чтобы поучиться у него писать красками, и они крепко сдружились. Но Бастьяно не переставал заниматься и названным картоном, и, рисуя изображенные там обнаженные тела, он воспроизвел на небольшом картоне всю композицию фигур, которой никто из многих там работавших никогда до тех пор еще не зарисовывал. А так как он занялся этим со всем возможным прилежанием, то он по любому поводу мог рассказать о силе, положении и мускулах этих фигур, которые и послужили Буонарроти поводом для изображения иных столь трудных поз. Говоря об этом, он выражался важно, медленно и многозначительно, почему некоторые мастеровитые художники и дали ему прозвище Аристотель, которое к тому же подходило ему тем более, что он, судя по древнему изображению этого величайшего философа и хранителя тайн природы, был очень на него похож.

Что же касается небольшого картона, нарисованного Аристотелем, то он с тех пор всегда дорожил им так, что когда погиб подлинник Буонарроти, он ни за какие деньги и ни за что никому не давал его срисовывать, да и показывал как вещь самую драгоценную разве только самым близким друзьям и по особой благосклонности. С этого рисунка позднее, в 1542 году, Аристотель по уговорам Джорджо Вазари, ближайшего своего друга, написал светотенью масляную картину, посланную при посредстве монсеньора Джовио французскому королю Франциску, которому она так понравилась, что он одарил Сангалло почетной наградой. А Вазари это сделал затем, чтобы сохранить память этого произведения, потому что бумага легко портится. А так как Аристотель с юных лет, как и другие из его семейства, полюбил архитектуру, он занялся обмерами планов зданий и с большим прилежанием и перспективой, в чем ему очень помог его брат Джован Франческо, который в качестве архитектора принимал участие в строительстве Св. Петра под руководством главного подрядчика Джулиано Лени.