Зима в раю
Шрифт:
Да уж, с каждым днем мне становилось все яснее: сколь ни высоко было социальное положение Ферреров в Андраче и за его пределами, здесь, среди своих ближайших соседей в долине, эта семья ценилась ниже некуда.
– Тогда… тогда мне надо поскорее прикупить дровишек, – сказал я по возможности бесстрастно, не желая принимать ничью сторону в очевидном противостоянии Пепа и Томаса Феррера.
– Прикупить дровишек? – Пеп затряс головой. – No es posible. Лесопилка закрыта на las vacaciones [239] . Там вы ничего не купите до следующей недели. – Кончик его cigarrillo
239
Рождественские каникулы (исп.).
Что можно было на это ответить? Я снова стал ощущать себя жалким loco extranjero.
– Bueno, – сказал Пеп и кивнул в направлении клонящегося к закату солнца. – Пойду-ка я домой, растоплю камин перед тем, как начнет падать температура. Дом должен быть теплым – особенно в Рождество, нет?
Он даже не счел нужным попрощаться со мной.
Вот мерзкий старикашка, думал я, глядя ему вслед. Пепу было мало того, что я под Рождество оказался без дров, нужно было еще и поиздеваться надо мной… Но вдруг плечи удаляющегося Пепа затряслись, и я услышал нечто, поразительно похожее на смешок – пробивающийся сквозь залежи слизи, но тем не менее смешок, вне всяких сомнений. Да, старый мерзавец потешался от всей души – и над чем, над моим несчастьем!
Он обернулся, утирая слезы.
– Ха! Ну и рожа! – загоготал он с новой силой. Одной рукой Пеп держался за сердце, а второй указывал на меня. – Ну и видок! Madre m'ia!
У меня не было слов. Мне оставалось только стоять там, чувствуя себя дураком и выглядя полным идиотом, пока Пеп не отсмеялся. Я не знал достаточно испанских ругательств, чтобы высказать ему все то, что хотелось.
– Эй, вы что, и вправду поверили, что я такая сволочь? – наконец выдавил он, вытирая глаза рукавом и откашливаясь. – Не забывайте, amigo, это не меня зовут Томас Феррер, нет! – Он подошел поближе и, взяв меня за плечи, развернул лицом к воротам. – Посмотрите-ка вон туда, на дорогу. Я сложил там несколько бревен для вас – этого хватит, чтоб дождаться, когда лесопилка снова заработает. Как я посмотрю, у вас два сына, так что присылайте их сюда, пусть они перенесут бревна в дом, пока светло. Поверьте, нынче ночью будет очень холодно – так холодно, что даже деревянная статуя сиськи отморозит!
Я был так тронут, что не нашелся, что сказать. Мои попытки поблагодарить Пепа за этот неожиданный акт предумышленной доброты были пресечены на корню.
– Hombre, на что же тогда соседи? – ухмыльнулся он. – Пусть я не богат, но то немногое, что у меня есть, – все ваше, если понадобится. На этой finca у меня припасено дров больше чем достаточно, так что no problemas. Va b'e.
Неторопливой походкой старик двинулся к своему коттеджу, потом на мгновение обернулся и послал мне кавалерийский салют:
– Adi'os, amigo! Пусть в вашей жизни все будет хорошо, и пусть ваши куры всегда несут яйца с двумя желтками. Adi'os, y Feliz Navidad! [240]
– И вам веселого Рождества, Пеп. И огромное вам спасибо.
Исполненный смиренного восхищения перед проявленной соседом щедростью, я зашагал домой. Но не успел я сделать и десятка шагов, как до меня донесся отчаянный вопль:
– ПЕ-Е-ЕРРРРРРО-О-О! ПЕРРО-О-О!
Затем я услышал топот галопирующих ко мне лап и развернулся в тот самый миг, когда массивная черная собака оторвалась от земли и полетела по воздуху ко мне. Мое восприятие с этого момента замедлилось, и я стал видеть происходящее отдельными кадрами: пес разинул огромную пасть; с красного языка капнула слюна; мощные челюсти, вооруженные рядами смертельно острых белых зубов, придвинулись вплотную, нацеливаясь прямо на мое горло.
240
Всего доброго и счастливого вам Рождества! (исп.)
У меня перехватило дыхание, когда тяжелые передние лапы чудовища опустились на мою грудь. Спиной вперед я полетел через сложенные Пепом бревна и приземлился, беспомощно болтая ногами в воздухе. Собака вскочила на меня и придавила мои плечи лапами, так что я не мог пошевелиться. Зловонное дыхание опалило мне лицо.
Я слышал, как где-то вдалеке орет на собаку Пеп, но толку от его криков не было никакого. Зверь вышел из-под контроля. Он мог делать со мной, что хотел, а мне оставалось только молиться о том, чтобы конец был скорым и, превыше всего, не слишком мучительным. Я почувствовал, как мокрый нос твари касается моего уха, и застыл, в ужасе ожидая, когда в мою яремную вену вонзятся клыки.
В течение нескольких секунд, показавшихся мне часами, ничего не происходило. Здоровенные лапы все так же вжимали меня в землю. Зверюга часто и жарко дышала. Однако меня не растерзали. Я был все еще жив.
С превеликой осторожностью я приоткрыл один глаз, на что псина издала оглушительное «ГАВ!». Но вместо того, чтобы разорвать меня на куски, она просто посмотрела на меня сверху вниз, вопросительно склонив огромную голову набок и вывалив из пасти язык.
– Перро? – неуверенно произнес я.
– ГАВ!
– Привет, Перро. Давай только не будем волноваться – вот хорошая собачка. Ну, отпусти меня теперь. Хорошая, хорошая собачка, – уговаривал я животное преувеличенно спокойным тоном. Но Перро больше не в силах был сдерживаться – а может, подумал я с некоторым запозданием, пес просто не понимал английского. Он наклонился ко мне и стал трепать меня за лицо… языком. Он лизал и слюнявил подряд все, что не было закрыто одеждой: мои глаза, волосы, нос, рот, шею. Двух мнений тут быть не могло: бесстрашная сторожевая собака Пепа оказалась ласковым котенком.
Когда паника схлынула, я начал хихикать. Перро так активно лизал меня, что я едва мог дышать, и было очень щекотно.
– Хватит, Перро, ну хватит, – говорил я, отдуваясь и отплевываясь и игриво теребя собаку за уши. – Ты до смерти меня залижешь, ты, большой плюшевый медвежонок.
Через несколько мгновений стало ясно, что поглаживание собачьих ушей было фатальной ошибкой. По моим ногам растеклось что-то теплое, и это ощущение перенесло меня в тот день, когда мы впервые открыли для себя долину и когда я поздоровался со шлангом сеньоры Феррер. На этот раз жидкость была теплой, но столь же мокрой. Боже, нет, молился я, это невозможно – или как? Я опустил взгляд вдоль оседлавшего меня собачьего тела, и мои худшие опасения получили подтверждение. Этот долговязый идиот-переросток описался от восторга – прямо на мои барахтающиеся ноги.
Увесистый кусок древесины просвистел мимо моего лица и со звучным «блям» встретился с черепом Перро. Потом в поле моего зрения появился пыльный ботинок Пепа, который стремительно двигался в направлении снизу вверх, а конечной целью его был откляченный зад ничего не подозревающего Перро.
Огромный пес завизжал сдавленно и хрипло, когда нога для пинка опустилась точно в цель. Он прыснул на меня последней струйкой боли и ужаса, а затем поскакал на трех ногах в сторону дома. Теперь его языку найдется более практичное применение.