Змеиный медальон
Шрифт:
– Да, и скоро она будет в наших руках.
– То же самое вы говорили в прошлый раз.
Айяда опустил взгляд.
– Проникнуть на Ту Сторону нелегко даже верным Великого Шалаоха. Но мы сдержим обещание. А пока, молю, помогите остановить чужедальних лазутчиков! Поверьте, мой владыка не останется в долгу.
Мольбы в его голосе не было ни грана, были напор и многозначительность, от которых по спине у короля забегали мурашки.
– Хорошо-хорошо, – он вскинул руку, будто отмахиваясь от назойливой мухи. – Я всё сделаю.
Эмиссар вновь подобающе поклонился и отступил
Хвала Прародителю!
У Питнубия чесались руки схватить с тумбы у стены вазу зинбарского фарфора и запустить в этого надменного упыря. Ещё чуть, и он бы не удержался.
Король толчком распахнул двери – и вздрогнул. Эрвинда всё ещё здесь. Он совсем о ней забыл. Но это к лучшему. Да. Ему надо развеяться.
Девушка лёгкой бабочкой порхнула навстречу королю. Он прошёл мимо, взял с подноса недопитый бокал, опрокинул в рот остатки вина. Не почувствовал вкуса. Плеснул ещё.
– Вы расстроены, мой повелитель? – прозвенел за спиной нежный голосок.
– Немного. Но я знаю, что с вашей помощью…
Он обернулся, изобразив улыбку, уверенный, что изобразил, но её лицо вдруг помертвело, она отшатнулась…
В следующее мгновение – ведь прошло всего мгновение, разве нет? – он обнаружил себя на четвереньках, во рту стоял вкус крови, в зубах каталось что-то тёплое, упругое.
Кровь была повсюду: на белом мраморе, на стенах и львиных лапах костяного столика, на голубом шёлке и серебряных кружевах, на когда-то прелестном личике, обезображенном болью и ужасом. И бисер, он всё-таки рассыпался… Из развороченной грудины торчали рёбра.
Питнубий с изумлением взглянул на свои руки, покачал головой. Он и правда сделал это? Сколько мыла понадобится, чтобы вычистить ошмётки мяса из-под обломанных ногтей.
Золотые локоны Эрвинды разметались по полу, драгоценный гребень в алмазах и сапфирах отлетел к стене. Бедное дитя боролось за свою жизнь.
Король запустил бурую от крови руку в густой шёлк волос и мысленно проклял Айяду: "Подлый упырь! Это всё из-за него. Он довёл меня до исступления. С какой радостью я сделаю с ним то же, что с бедняжкой Эрвиндой…"
Питнубий вдруг рассмеялся.
Его переполнял восторг, сила жидким огнём бежала по жилам. Любовный пыл ничто по сравнению с этим…
В глубине, под дворцовым фундаментом вздрогнуло и забилось чаще Сердце Майнандиса.
"Да! Всё верно, трепещи. Сегодня ты подчинишься мне – раз и навсегда".
Питнубий с грохотом распахнул двери, предвкушая, как вихрем промчится через анфилады залов и придворные в ужасе разлетятся перед ним, как сухая листва разлетается от дуновения ветра.
Он был на середине передней, когда пол ушёл из-под ног. Его окутало пульсирующее свечение, просочилось в плоть и кости, загудело в крови, грозя смять, захлестнуть океанской волной. Но сегодня он был сильнее. Эхо беззвучного взрыва разбежалось, как зыбь от брошенного в воду камня, в одном мгновение достигло пределов Майнандиса, и вернулось обратно.
Король широко улыбнулся. Теперь он знал, чем порадовать владыку Браккара.
Глава 6. Пришла беда
Мара позвала Кешку на следующий день
– Маниська рассказывала тебе, что король Майнандиса, вступая на престол, заключает символический брачный союз с землёй?
От Мары тянуло прелью и трухой. Весь её домишко, чудом устоявший во время грозы, пропитался сыростью. Земляной пол, присыпанный соломой, был мокрым и холодным.
Какие, к чёрту, короли, какие союзы – о чём она?
На тёмном, бороздчатом, как древесная кора, лице дёрнулся вверх-вниз угол щелевидного рта, дрогнул нос-сучок – Мара усмехнулась.
– Этот союз скрепляют многими ритуалами, один из них – соитие с жрицей богини Тан, Подательницы Всходов, на только что распаханном поле.
Кешка сжал руки и уставился в пол. Вот оно что.
– Тан – ипостась Девы-Матери, владычицы жизни и смерти… Того, что я скажу, ты сейчас не поймёшь, так что просто запомни. Этот обычай освещён веками, но в Сипре его с некоторых пор почитают варварским. Прадед нынешнего короля отказался выйти в поле к ожидавшей его жрице. Народ роптал недолго – все прочие ритуалы были соблюдены, Знак под стопами нового короля горел ярко, и Майнандис под его владычеством процветал. Так люди отринули старый обычай. Но земля помнит его и откликается на него. Значит, не всё ещё потеряно… Тебе кажется, что я говорю загадками?
Он повёл плечами.
Мара скрипуче рассмеялась:
– Да, я знаю, что произошло между тобой и Маниськой. Стыдиться тут нечего, дело молодое. А через костер ты с ней прыгать не обещался… Если она понесёт, лучше и быть не может. Нам нужна свежая кровь. Ты хочешь о чём-то спросить? – яркие нечеловеческие глаза сузились. Кешка не мог в них смотреть.
– Как Прыня?
– Жить будет. Ходить тоже, – Мара помедлила. – Боюсь только, охромеет.
И тогда Кешка решился сказать главное, то, о чём думал всё время в промежутках между тяжёлым сном, скудным утренним перекусом и попыткой поучаствовать в разборе завалов, которые ураган наделал в лесном сельце. Маниська хворостиной прогнала его прочь – Мара, дескать, велела беречься. Добрая она, Маниська, доверчивая…
– Это из-за меня.
Мара, кажется, не поняла. Пришлось объяснить:
– Маньска же вам сказала, как всё случилось? Я знал, Прыня нас прибьёт. И молился, чтобы какая-нибудь сила его остановила, всё равно какая…
– Ах, вот в чём дело.
Старуха накрыла его руку своей бурой клешнёй – жёсткой и корявой, без капли тепла. Кешка приложил все силы, чтобы не вздрогнуть, не отшатнуться.
– Не вини себя, мальчик. Не в твоей власти призвать молнию, уж поверь. А направить её в нужное место в нужный момент не всякому учёному магу под силу.