Змеиный медальон
Шрифт:
Двигался отряд по старой, заросшей, но ещё различимой дороге. Впереди ехал, тревожно кося глазами, длинноволосый человек – дотемна загорелый, в распахнутой на груди линялой рубахе с закатанными рукавами, в потёртых кожаных штанах и мягких сапогах со шнуровкой. Проводник? Ходили же в прежние времена люди в Захотимские леса…
Позади всех, чуть отстав, двигались ещё двое – не такие рослые и ладные, в поношенных плащах, один в буром, другой в серо-зелёном, без оружия, бледнокожие, на лошадях в простой упряжи. Кешка принял их за слуг. Но
Так это и есть жрецы Шалаоха?
Один из них, мелкий в кости, светловолосый, поднял голову и чуть придержал коня, словно почуял что-то. Кешке казалось, жрец смотрит прямо ему в душу, и душа леденеет, скукоживается…
Лица жрецов отдалились. Кешка увидел браккарийский отряд сверху, из-под облаков – цепочка чёрных блох в зелёной шерсти леса – и вновь оказался в шалаше, рука в руке с Маниськой и девушкой Веткой. Слышались вздохи, шевеление – слухачи приходили в себя. Кешка с трудом разжал онемевшие пальцы, покосился на Ветку: Маниська сильная, а этой тростинке он, не помня себя, мог сделать больно.
Взгляд Мары, пристальный, холодный, с непривычным голубым отливом, пригвоздил его к месту.
– Как они боятся тебя… – выдохнула она, и уже громко, скрипуче, в полный голос: – Слуги смерти пока далеко. Самое меньшее десять дней форы у нас есть.
– Надо устроить засаду. Спрячемся на деревьях и перебьём их из луков!
Грундя Долдон. Этого парня Кешка тоже знал плохо. Он был женат и жил с семьёй в отдельной хижине.
– Ишь, лихой выискался! – шикнула на Грундю Маниська. – Небось, твой отец не хуже молодец был. Хочешь свидеться с ним поскорей? То-то он порадуется…
Они что, не слышали Мариных слов, не видели, как она уставилась на Кешку, будто он в чём-то провинился? Уф! Отвернулась…
– В прошлый раз, – тяжело, раздельно заговорила Мара, не со скрипом уже, а с каменным скрежетом, – к нам пришли двенадцать браккарийских воинов, четыре десятка королевских солдат и всего один жрец Шалаоха. Каждый браккариец стоит бою в семерых, убить его трудно, а когда рядом жрец, почти невозможно. Мы не станем драться. Мы закончим сборы и уйдём.
– Но ты же растила из нас мстителей! Ты обещала, что однажды мы поквитаемся с убийцами!
Кешка затаил дыхание: надо же, кто-то осмелился перечить матриарху, да ещё прилюдно.
Старуха с трудом привстала, и все, даже Грундя, кинулись ей помогать.
– Верно, обещала, – она вцепилась в рукав его рубахи, заглянула в лицо. – Разве я когда-нибудь обманывала тебя, мальчик?
Кешка знал силу её взгляда. Грундя конвульсивно подёргивал головой, часто моргал, ресницы его дрожали, как крылышки у пчелы. Отвернуться он не мог.
– Время отмщения придёт, – продолжала Мара. – Скоро, но не сейчас. Верь мне.
И всё. По смягчившемуся, посветлевшему лицу Долдона Кешка понял – верит. Бунт подавлен.
Так вот зачем она затеяла рискованное подглядывание за браккарийцами – чтобы напугать своих подданных, слишком горячих и безрассудных…
Долдон помог старухе выбраться из шалаша. Слухачи обступили её, как первоклашки учительницу. Что они будут делать, если её не станет?
– Идите, – велела Мара. – Собирайтесь. Завтра утром мы двинемся в путь.
Маленькая, скособоченная, коряга корягой, она смотрелась полководцем, отдающим приказ к наступлению, а не к бегству.
– Пошли, Кен, – Маниська взяла Кешку за руку. – Сколотишь ящики для кур, а то Стуку некогда.
– Ладно, сейчас. Только спрошу кое-что…
Он двинулся следом за Марой и Долдоном, волоча Маниську за собой, как на буксире – отпускать его руку она ни в какую не хотела.
Старуха остановилась.
– Ступай, Грундя.
Кен и Маниська взяли её под локти.
– Ну, о чём ты хотел спросить?
– О том, что вы сказали, – промямлил Кешка, остро чувствуя что Маниська впитывает каждое слово. – Когда всё закончилось… Мне ведь не послышалось? Вы сказали, они боятся… меня.
– Рада, что ты научился слушать, – проворчала Мара с усмешкой.
Маниська взвилась:
– А почему я не слышала?
– Потому что я обращалась не к тебе, а к Кену. Позже попробую тебя научить. А ты, мальчик… Почему, как ты думаешь, браккарийцы снова объявились в нашей глухомани? Всякий, кто способен улавливать вибрации в ткани мироздания, чувствуют, когда открываются врата с Той Стороны. Это похоже на рябь на воде, вызванную дуновением ветра. Мы знаем, откуда он дует, но не можем указать место, где он рождается. Однако теперь ты соединился с Сердцем земли, твое сердце ответило его биению, а это всё равно что поставить метку на карте.
– Но прошло всего пять дней. Как они добрались так скоро! – воскликнула Маниська.
– Хороший вопрос. Возможно, кто-то, наделённый истинной силой, помог им сократить путь… Или заранее подсказал, где искать. А это значит, что ты, Кен, для них, как маяк…
– Не бойся, – быстро заговорила Маниська. – Мы заберёмся в лес так далеко, что тебя никто никогда не найдёт. Знаешь, какой наш лес большой? Это тут поля и холмы, а дальше к северу не было ни вырубок, ни пожогов. Мы уйдём в самые дебри, мы принесём жертвы лесовикам, и они скроют нас от чужого глаза…
– Уймись, тараторка! – скрипнула Мара. – Кен с нами не идёт.
Маниська ахнула, а старая ведьма встала перед Кешкой, положив руки ему на плечи.
– Лесные духи не помогут. Браккарийцы не знают, кто ты и с чем пришёл. Вдруг ты великий маг и здесь, в глуши, собираешь силы, чтобы восстать против их власти? Они будут искать тебя. И в конце концов найдут. А с тобой и всех нас. Тебе придётся уйти. Я не для того спасала этих детей, чтобы подставить их под удар ради одного человека.
– Нет! – вскрикнула Маниська.