Золотой воскресник
Шрифт:
В советские времена делегация писателей поехала в Польшу. Их там возили по некрополям Варшавы. А Виктор Голявкин много выпивал и угрюмо бормотал:
– Гробы, гробы…
– Виктор Владимирович, – сказал ему руководитель делегации, – если вам не нравится ездить за границу, я могу вам это устроить…
Два художника с седыми усами и бородками, в выцветших беретах рисуют осенний пейзаж. Один другому:
– Я давно подозревал, что занимаюсь никчемушным делом. А тут стою-рисую – ко мне подходит ребенок, даже непонятно – мальчик
– Ответил бы: “В Третьяковскую галерею”!
– Зачем я голову человеку буду забивать с малых лет?
Едем с книжной ярмарки по улицам Праги.
Андрей Битов смотрит в окно автобуса:
– Это какой город? Одесса? Киев?
Евгений Попов:
– Это Прага…
– Нет, это не Прага, – рокочет Битов. – Она мне не говорила, что она такая. Она мне говорила, что она другая…
– Голявкин – мой учитель, – говорит Битов. – Первый раз я увидел своего современника и его живую прозу. Он учился в Академии художеств, преподаватель анатомии его спрашивает: “Из каких костей состоит череп?” Он ответил: “Из двух – из верхней и нижней”. – “А сколько зубов?” – “Сто!” Так и у меня всего по сто, – сказал он. – Сто лет, сто женщин было у меня, сто книг, сто детей, сто городов, сто домов…
– А ты говорил – двадцать, – заметил Евгений Попов.
– Двадцать – это историческая правда, – отвечает Битов, – а сто – художественная.
– У наших соседей под Тулузой на участке вырос африканский баобаб, – рассказывает моя одноклассница Ленка Книжникова, она живет во Франции, – им семечко кто-то принес, они и посадили, так он за пару лет так вымахал, что чуть им весь дом не развалил. Бригаду лесорубов пришлось вызывать на борьбу с этим баобабом, пилили, рубили, спускали на землю ствол – по частям. Один баобаб устроил целую экологическую катастрофу!
У нас есть приятель – художник Николай Козлов. Однажды он стоял с кем-то на бульваре – разговаривал, разговаривал, в конце концов взял и упал навзничь, “чтобы у всех от этой тусклой беседы, – как он объяснил потом, – осталось хоть какое-то интересное воспоминание…”.
Как-то Коля Козлов создал инсталляцию из железа Ferrum в виде огромных букв и выставил их в галерее у Александра Якута. Через некоторое время Якут решил расширить выставочное пространство и перенес Колины скульптуры в растущую новостройку.
Коля:
– Где они? Где?..
– Да там…
Коля начал исследовать этот вопрос. Он долго искал и обнаружил, что в новом помещении его скульптуры строители замуровали в стены – для прочности.
Ищу носки в куче белья – не могу найти парные.
– Тогда надевай кардинально разные, – посоветовала художница Маша Константинова, – ни в коем случае не допускай того, чтобы один немного отличался от другого.
В арт-клубе “МуХа” в конце 90-х годов Лёня Тишков устроил художнице Маше Константиновой выставку. На вернисаж пришел корреспондент из “Экспресс-газеты”.
– У Маши был кот Иосиф. Он служил в Белой гвардии, вот его китель. Но случилась революция, и он стал служить в Красной армии, вот его шинель. Потом его арестовали как бывшего белого офицера, он прошел ГУЛАГ, вот его ватник с номером. В старости у него случился рак мозга, операция на Каширке, это его фотография с забинтованной головой. Теперь он умер, вот такая история.
Корреспондент молча спустился в ресторан, хлопнул рюмку, потом подходит снова и спрашивает:
– Скажите, пожалуйста, вот я не понял, как это… кот – и гусар???
– Знаешь, как тебя называют за глаза? – спросил Чижиков. – Шпаро [3] русской литературы!
– Я остановился у Стацинского в Париже, – говорил Женя Монин. – В бараке, где он жил, в потолке была дырка, виднелось небо. Утром мы шли на базар, покупали устриц, на помойке находили приличную дыню, завтракали, и я предлагал:
3
Дмитрий Шпаро – знаменитый путешественник, руководитель экспедиции, первой в мире достигшей Северного полюса на лыжах. – Примеч. ред.
– Ну, пойдем в Лувр или хотя бы в Тюильри.
А он отвечал:
– Чуть попозже.
И до вечера мне рассказывал о своих успехах у женщин.
Так мы с ним прожили полтора месяца.
Татьяна Бек – мне и Дине Рубиной:
– У меня был знакомый по фамилии Однопозов. И его все дразнили Однозопов.
Пауза.
– Ну, – спрашивает меня Дина, – и как мы это будем делить?
– Пополам! – предложила Таня.
К нам в Уваровку на станционную площадь приехал грузовик – мед продавать.
Лёня рассказывает:
– В кузове встала баба, открыла бидон. Подходит семья – дочь великовозрастная, мужик и мать. Мы с ними стоим, думаем: что за мед, покупать, не покупать? Думали, думали, мать говорит: “А можно попробовать?” Та: “Подставляй ладонь”. Она подставила – лодочкой, и ей прямо в руку налили мед. Она давай лизать. “Ну что?” – спрашивает муж. “Не знаю…” – “Дай-ка мне!” – тут он стал лизать. Дочь: “А мне?” Все трое они стояли лизали ладонь матери – площадь, пыль, поезда. Если бы я спросил: “Ну как?” – мне тоже бы дали попробовать. Осталось к ним присоединиться! Короче, я ушел. Так и не знаю, как они выпутались из этого меда – ни платка, ни салфетки. Только в Уваровке такое возможно!
Серёжа для арт-клуба заказывает художнику Буркину за чьи-то большие деньги портреты знаменитых людей:
– Фрейд – он сидит в своем кабинете, и его грезы – типа фаллических. Но упаси боже, чтоб не было ничего порнографического! Теперь – сидит Гомер, рядом диктофон, он надиктовывает. А там кассеты вокруг лежат – типа, “Илиада” или “Одиссея”…
– Так, понял задачу, – ответил Буркин, – тогда – типа, Лев Толстой, типа, с газонокосилкой наперевес?