Золотой воскресник
Шрифт:
Забрели в закоулочек под мостком, а там стоят рядом два допитых стакана с трубочками и одна пара тапок – резиновые вьетнамки.
– Они вместе пили, рассорились, – сказал Лёня. – Она ушла, а он утопился.
Перед отъездом из Венеции в Милан Тишков заглянул в гостиницу к искусствоведу Виталию Пацюкову, куратору его итальянской выставки, тот уже ушел, и Лёня оставил у портье для него картинку: даблоид плывет на гондоле с веслом.
И подписал:
“Дорогому кураторе
В Италию”.
У Пацюкова Виталия в Риме приключилась какая-то незадача со штанами.
– Так давайте я вам зашью? – предложила я.
– Ни в коем случае! – ответил Виталий. – А то однажды у меня сломалась ширинка. Я на Арбате. А у меня друг живет неподалеку, у него жена не работает – я к ней кинулся. Вот она пришивает мне новую молнию, а я сижу без брюк на кухне, мы с ней разговариваем. Вдруг неожиданно возвращается мой друг – и застает вышеописанную картину. И у него ужас на лице, неподдельный ужас…
Возле собора Санта-Маджоре во время праздничного шествия в честь святого Бенедиктина встретили сотрудников Государственного центра современного искусства Сашу и Андрея. Они должны были привезти видеопроекторы для выставки «Искусство и звук», так вот эти видеопроекторы у них украли по дороге, причем у Андрея – вместе с чемоданом. Теперь им ничего не оставалось, как разгуливать по вечернему Риму и славить святого Бенедиктина.
Андрей говорит:
– Я даже дверь не закрываю, когда ухожу. А чего мне прятать? У меня ничего нет.
В какой-то момент Андрею сказали, что чемодан нашли.
– Небось там все перерыли, – говорю.
– …все перемерили, – подхватил Лёня, – и ничего не подошло. (Андрей высокий, корпулентный.) Сама подумай, – говорит Лёня. – Вот украдут чемодан у Пацюкова. Какой-нибудь молодой худой араб. Или поджарый негр. Достанет вещи Виталия. Ну кому они подойдут? Брюки широкие, пиджаки неимоверные…
– Почему? Как-то раз меня тоже обворовали, – сказал Виталий.
Где-то он купил себе модные брюки, то ли в Нью-Йорке, то ли в Мюнхене, упаковал, сдает багаж и видит, его чемодан весит 12 кг. А пишут: 11 500. Он очень удивился, ну, думает, ерунда, какое это имеет значение? В Москве чемодан открывает – всё на месте, а новых брюк нет. В чем дело? А ему отвечают: “Ваш чемодан как весил, так и весит 11 500, ни грамма не убавилось!”
– Это была мафия, – догадался Виталий. – Они специально занижали вес, чтобы у них было алиби.
Сели в парке на лавочку, к нам подлетел сизарь и скромно встал поодаль на одной ноге.
– Дай ему чего-нибудь, – попросил Лёня, – видишь, он увечный. Что-то там нафантазировал: вот люди, сели на скамейку, сейчас кушать будут и мне что-нибудь перепадет.
Я покрошила ему печенье, и в ту же секунду слетелось сонмище голубей со всего Рима, пикируют с неба и деревьев – прямо на нас, хлопают крылами, пух, перья, антисанитария!.. И этот – первый – клубится с ними, на двух ногах.
Мы кинулись бежать.
– Прохвост! – возмущался Лёня. – Симулянт! Прикинулся инвалидом!!!
На выставку русских художников “Искусство и звук” в Радиомобильном музее собралась небольшая толпа народа. Вино итальянское льется рекой, прибыли именитые гости. Директор ГЦСИ Михаил Миндлин восторженно указал мне на человека в черном котелке и френче:
– Это Кошут! Мировая величина! Понимаете, для современного искусства Йозеф Кошут все равно что для эстрады –
Я бегу к Лёне:
– Кошут! Кошут!
А Лёня:
– Ну и что?
Мы с Мишей Миндлиным были изумлены его просветленным взглядом на кумиров.
Лёня в Доме творчества писателей вывесил объявление:
рукописи в унитаз не бросать!
Еду в метро, читаю просветленного мастера – Муджи.
Рядом присаживается бабушка с баулами, сумкой на колесиках. Заглядывает ко мне в книгу.
– Ох, как я люблю философские книги! – она мне говорит. – Все в них описано – ясно, четко, кто мы есть, и зачем, и какие у нас состояния. Без обиняков! Как фамилия автора, я куплю и почитаю? Муджи! О! Молодец! У меня есть старинная книга – от мамы осталась, тысяча девятьсот второй год, Толстой, философские изречения, но они краткие, а тут вон как развернуто, где это можно купить? Я куплю. Еще у меня есть словарь Даля, откуда я узнала, что слово “юбилей” принес к нам Моисей. Оказывается, как человеку стукнет пятьдесят, все грехи с него снимаются, это от евреев пошло. В молодости у меня были две толстых черных косы, и меня кто за еврейку принимал, кто за татарку. Я спрашивала бабушку: есть у нас евреи в роду? Нет. Но обнаружился молдаванин. Был такой, говорит, она с ним встречалась в молдавском селе, генерал – эполеты, красавец, брунет. А евреи, бабуля говорила, не служат военными. Ну – удачи вам! Как вы сказали? Муджи? – Она подхватила сумки и побрела к выходу. – Обязательно купим и почитаем!..
– Я впервые попробовал пасху, – говорит Лёня, – когда у нас с Димой Крымовым была выставка в Париже и нас пригласили в гости к одной старушке по фамилии Волконская… Тебе знакома такая фамилия?
Когда Лёня работает – в любой точке земного шара, – он не спит, не ест, не ходит в туалет, не видит меня и не слышит, если его тихо дергать за рукав, напоминая о телесных нуждах, он головы не повернет…
И только если серьезно обратить на себя его внимание, тогда он бросит на тебя тревожно-озабоченный взор.
Зимой в Париже Лёня заболел, под утро после ночной съемки заглянул в аптеку, хотел расплатиться картой, сначала сказали, она не прошла, он заплатил монетой, но оказалось, что и с карты тоже сняли. Вернулся выяснить, в чем дело, – его послали.
Потом мы всей группой зашли подкрепиться в ресторан. Лёня – под впечатлением от аптечных мошенников – спросил:
– Как будем расплачиваться?
– Я бы сделал так, как мы обычно делаем, – сказал Айнер. – Поели, одеваемся и уходим. А один отдает нам свою одежду и остается. Потом он выходит покурить…
– Мы не имеем права есть млекопитающих! – провозгласил Жан-Луи. – Мужчина выше женщины, женщина выше животного. Но это не значит, что мы можем поедать тех, кто нам неровня.
Даур Зантария грустно шутил:
– Надо ввести такой военный закон: если ты кого– то убил – ты должен его съесть! Это логично и будет означать полное торжество над врагом!
– Нет, я не буду бутерброд, – говорит Айнер. – Сейчас у меня заложена левая ноздря. Есть надо, когда правая заложена. “Йога сварга” – “слушай Бога”.