A and B, или Как приручить Мародеров
Шрифт:
Эмили молчала.
— Ты совершенно очаровательна, моя девочка, совершенно…
Он собирался вновь рассказать ей о том, что он хочет с ней сделать, но прервался на полуслове и странно дернулся, оглядываясь, как загнанный кролик. Эмили прислушалась и наконец и сама уловила тихие шаги.
— Здравствуй, Эмили, — произнес ровный отчетливый голос.
Люциус проигнорировал писклявое приветствие Мальсибера и уставился на Эмили глубокими пристальными глазами. Его взгляд бродил по ее оголенным изрезанным плечам безо всякого выражения. Уголок его губ едва заметно дернулся, бровь чуть ушла вниз и затрепетали ноздри, но через мгновение
— Уйди, — коротко бросил Люциус Мальсиберу, не поворачивая головы.
По лицу Энтони растеклось дрожащее раздражение и разочарование. Ему в общем-то было наплевать на то, о чем Малфой собрался говорить с девчонкой, но он любил не только пытать людей. Он любил смотреть и на то, как их пытают другие.
— Уйди, — равнодушно повторил Малфой, и Энтони, фыркнув, скользнул вбок, словно змея, и вскоре скрылся за плотной, обитой алым войлоком дверью.
Люциус и Эмили остались одни. Даже страх куда-то подевался.
Кого-кого, а Малфоя Эмили не боялась. Он был слишком разумным, и его действия, в отличии от действий Мальсибера, можно было просчитать.
— Давай поговорим, Эмили, — спокойно сказал Малфой.
Он огляделся, не нашел, куда сесть и остался стоять, хотя Эмили почувствовала, что ему неловко. Странное это было ощущение — наблюдать за неуверенным в себе Малфоем, почти что переминающимся с ноги на ногу, при том что здесь именно он находился в положении сильного.
— Ты знаешь, нам есть, что обсудить с тобой, — голос Малфоя охрип от волнения, и он коротко прокашлялся. — Я буду говорить как есть, потому что на игры и уловки времени у нас с тобой уже не осталось. Когда-то мы учились в одной школе, были глупыми подростками и ненавидели друг друга так, как только могут ненавидеть друг друга дети. Без меры. Без оглядки на здравый смысл. Но теперь ситуация изменилась, время игр прошло.
Малфой вновь прокашлялся и помолчал, собираясь со словами.
— Однажды ты сотворила надо мной весьма пренеприятные чары, которые практически обратили меня в оборотня. И даже хуже. Я смотрю, тебя это удивляет? Что же… Я поясню. Я не теряю разума в своей звериной ипостаси, но я не в состоянии контролировать сам момент трансформации. Он может наступить в любое время, он не привязан к полнолунию или другим природным явлениям. Это просто есть, и в последнее время мне стало все сложнее удерживать свое тело от превращения. Вспышка ярости, радости, боли, неприятный вкус, резкий запах… Я не знаю, что способно спровоцировать меня, и это делает ситуацию практически катастрофической.
Эмили не шевелилась, позабыв даже про то, где она находится и кто с ней разговаривает. Она просто смотрела на Малфоя, который сейчас был словно бы обнажен перед ней, выпячен наружу всеми своими страхами, переживаниями и болью. Он говорил и, кажется, остановиться уже не мог. Выговаривался. Такого доверия удостаиваются лишь лучшие друзья.
Или злейшие враги.
— Я не знаю, понимаешь ли ты, что сделала со мной, — Малфой уставился куда-то в пол уставшим, печальным взглядом. — Но тебе придется это исправить. Потому что в моих руках есть определенная власть над тобой, коей нет ни у кого, даже у Энтони. Ты можешь стойко выдержать любую боль — я это вижу. Унижение, пытки… может быть, даже изнасилование тебя не сломает. Но у нас с тобой есть кое-что общее. Чувство долга. Я не могу сказать, что люблю Нарциссу больше жизни или же вообще
Эмили сглотнула.
Она лихорадочно перебирала все возможные варианты, пытаясь понять, что задумал Малфой до того, как он выскажет это вслух. Она хотела быть готовой, она хотела придумать стратегию до того, как произойдет страшное.
— Он далеко, Эмили, но мне будет проще добраться до него, чем до тебя сейчас. Мне даже не нужно знать, где он, — Малфой играючи отбросил прядь волос за спину и на секунду стал похож на беловолосого эльфа из детских сказок. — Есть одна вещь, о который мы оба с тобой знаем. — Малфой выдержал паузу. — Он оборотень.
Внутри Эмили что-то взорвалось, а после сжалось в плотный пульсирующий комок. Она почувствовала, как начали дрожать пальцы и губы от осознания того, что задумал Малфой.
— Полнолуние близко, дорогая. До него осталось лишь всего-ничего — пара недель. А потом я брошу твоему псу кость, — черная злость наполнила Малфоя и почти начала сочиться из его глаз. — Очень крупную, очень вкусную кость. Тебя. Я дам ему наводку, где тебя искать, намекну, как тебе здесь плохо и знаешь… он помчится сюда со всех ног… лап. И случайно — совершенно случайно — наткнется на стаю, во главе которой будет стоять наш старый приятель. Сивый.
Эмили закрыла глаза, чтобы не видеть Малфоя, чтобы сдержать рвущийся крик.
Если Ремус встретит Сивого, если Сивый позовет его, как зовут отцы-оборотни своих сыновей, если Ремус послушается и пойдет за ним…
Он окажется в аду.
И может быть, этот ад со временем даже придется ему по душе.
Люциус смиренно ждал, против обыкновения засунув руки глубоко в карманы и глядя на Эмили сверху вниз без былой злости. Он чувствовал, что на этот раз победил, и что-то, очень похожее на уважение, всколыхнулось в нем, когда он смотрел на эту худую маленькую девочку, которая так до сих пор и не проронила ни слезинки. Не произнесла ни единого слова.
Эмили открыла глаза.
Она попыталась открыть рот и что-то сказать, но горло охрипло после долгих дней молчания. Люциус ее понял.
— Мое желание просто, Эмили Паркер. Ты избавишь меня от того проклятия, что навлекла на мою голову. У тебя есть полторы недели на это и нет выбора. Я думаю, ты понимаешь, что достать твоего оборотня я смогу даже после твоей смерти, так что, пожалуйста, не делай глупостей. И… если ты будешь мне полезна, быть может, я даже отстою тебя у Мальсибера. Если захочу, конечно.
Эмили медленно кивнула.
«Я сделаю это», — беззвучно произнесла она одними губами.
Малфой кивнул и вышел не оглядываясь, по пути с брезгливостью приподняв один из серебряных окровавленных приборов за кончик и тут же бросив его обратно на поднос. Выглядел он так, словно исчерпал все свои лимиты нахождения в подобной «клоаке» и теперь стремился сбежать как можно быстрее.
Когда уходил Мальсибер, свечи в комнате всегда гасли, оставляя Эмили в непроглядной успокаивающей тьме. Но Малфой не предоставил ей такого удовольствия, и она осталась предаваться мучительным размышлениям, разглядывая белую каменную девушку перед собой.