Аббатиса Клод

Чутская Елена

Подойдя ближе к столу, Ричард стрелой кинулся к сэру Уостеру и спрятал свое лицо в складках отцовского камзола.

– И это приветствие? – удивилась аббатиса. – Тебя назвали Ричардом в честь нашего доблестного короля-крестоносца, а ты даже боишься показаться на глаза гостям!

– Но ему всего лишь пять лет! – леди Розамунда попыталась оправдать поведение своего любимца. На что сэр Уостер резко махнул рукой и добавил громким голосом.

– Ричард! Хватит позорить меня перед этой леди и её друзьями. Ты уже не маленький, и должен вести себя подобающим образом. Иди и поприветствуй наших

гостей.

Малыш минуту думал, затем одним глазом из-под складки одежды посмотрел на странную женщину в сером одеянии монахини, как бы оценивая дальнейшее событие. При этом он заметил, что эта женщина почему-то ему подмигивает левым глазом и совсем незаметно улыбается. Малыш выпрямился и смело шагнул к незнакомой леди, протянул ей свою маленькую ручонку, лукаво улыбнулся и произнес:

– Приветствую вас, леди.

На аббатису Клод смотрели голубые глаза Розамунды, и её улыбка украшала ангельское лицо ребенка. Курчавые пепельные волосы волнами спадали на хрупкие плечи и колечками вились вокруг высокого лба.

– Не правда ли, дорогая Габриэлла, он очень мил, – с гордостью произнесла счастливая мать.

– Более чем, Розамунда, более чем, – задумчиво ответила аббатиса. На что сэр Уостер сердито заметил.

– Да, внешний вид, как некстати, удался. Будем надеяться, что силой и отменным здоровьем этот малыш пойдет всё-таки в меня.

Аббатиса Клод бросила укоризненный взгляд на недовольного отца и обратилась к ребенку.

– Я очень рада, что наконец-то познакомилась с вами, сэр Ричард Уостер.

Она осторожно обняла малыша и почувствовала, как бешено бьется в детской груди маленькое сердечко. И на душе у нее стало спокойно и светло. Аббатиса усадила малыша на свои колени, и он даже не возражал против такой фамильярности со стороны незнакомой тети, которая к тому же оказалась совершенно нестрашной, а даже красивой.

– Вы не узнаете меня, леди Габриэлла? – белокурая девушка отважилась на нескромный вопрос и ближе подошла к столу.

Аббатиса внимательно осмотрела юную особу. От её глаз не укрылось ни ропотное волнение, ни беспокойное ожидание. И всё-таки она решила немного подшутить над несчастной девушкой.

– Леди Розамунда, – обратилась аббатиса к подруге, – ты приняла в няньки своему сорванцу новую служанку из соседней деревни?

Леди Уостер от удивления всплеснула руками, и лицо её от волнения стало покрываться красными пятнами.

– Что ты, что ты, Габриэлла! – воскликнула Розамунда. – Ведь эта твоя Мария! Леди Хопкинс!

– Ну, конечно, я узнала её, – рассмеялась аббатиса. – Иди ко мне, моя девочка, я обниму тебя.

Мария вытерла на ходу непрошеные слезы и, больше уже никого не стесняясь, обняла свою покровительницу и расцеловала в обе щеки. При этом маленький Ричард не захотел покидать колени аббатисы, этим он немного помешал крепкому объятию, да ещё умудрился ущипнуть Марию за локоть. Та от неожиданности вскрикнула и погрозила мальчику кулаком. Аббатиса Клод усмирила Ричарда и усадила девушку рядом с собой.

– А как твое поместье и замок, Мария? Ты наведываешься туда? Кто там сейчас управляется?

– Последний год там прекрасно справляется со всем хозяйством Том, – ответил за юную леди сэр Уостер. – Вы помните его, миледи? Это ваш слуга.

– Я очень хорошо помню Тома, и никогда о нем не забывала, – проговорила аббатиса.

– Он следит там за всеми слугами нашей леди Хопкинс. Неплохо разбирается в земледелии и разведении овец. Ему помогает Робин. Мальчик уже совсем вырос и стал взрослым. Кто-то из слуг уже поехал за ними, чтобы предупредить о вашем приезде. Вы скоро их увидите, миледи.

– Прекрасно! Я с удовольствием встречусь с ними, – ответила аббатиса Клод. – Так ты целый год живешь здесь, Мария, как и прежде?

– Конечно, леди Габриэлла, – девушка опустила голову. – Я наведываюсь в замок брата, но не больше, чем на три дня, и возвращаюсь обратно. Там я одна, а здесь Ричард, маленький Джеринальд, леди Розамунда, сэр Джонатен, и… Ну, в общем здесь у меня есть семья, а там только холодный склеп.

Аббатиса стиснула узкую девичью руку.

– Не печалься, Мария. Я очень хорошо понимаю тебя. Ведь у меня не осталось даже могилы ни отца, ни братьев, а мать умерла так давно, что последнее время я даже не могу вспомнить её лица. Не печалься, девочка! Ведь тебе только шестнадцать лет, и вся жизнь у тебя только начинается.

Кевин и Эдвард были приглашены за обеденный стол. Младший Бьюкенен был так заинтересован юной леди, что просто не сводил с неё глаз. Кевину даже пришлось незаметно под столом наступить брату на ногу, чтобы тот хоть немного отвлекся от пленительного образа девушки. Такое поведение Эдварда не ускользнуло и от взгляда аббатисы. Она сразу поняла, что Мария понравилась юному шотландцу, и поспешила развеять его мечты о сватовстве.

– А что, дитя мое, есть ли у тебя уже жених на примете?

– Нет, леди Габриэлла, – последовал тихий ответ смущенной девушки. При этом леди Розамунда довольно заулыбалась, а аббатиса Клод уже пожалела о заданном вопросе потому, что лицо Эдварда, который прекрасно все слышал, озарила радостная улыбка.

– Тебе уже шестнадцать, а еще нет жениха? – возмутилась аббатиса Клод и вопросительно уставилась на леди Розамунду. Та пожала плечами и проговорила так тихо, чтобы ответ смогла услышать только её подруга.

– Кто бы говорил! – Но тут же осеклась и пожалела о своих словах потому, что лицо у аббатисы еще больше вытянулось и окаменело.

– Прости меня, Габриэлла! – взмолилась леди Уостер. – Я не хотела тебя обидеть. Бог свидетель, я каждый день молюсь, чтобы у тебя все было хорошо.

– У меня и так все хорошо и без ваших молитв, – аббатиса резко встала и отошла к узкому венецианскому окну, выходящему во двор.

Через разноцветное стекло почти ничего не было видно, что делалось во дворе, но аббатису это совершенно не беспокоило. Её захлестнула боль, обида и зависть. Столько лет она скрывала эти чувства в себе, чтобы они не смогли вырваться наружу и целиком завладеть ею. Все эти годы она уверяла себя, что все забыто, прошло, кануло в лета. И вот, стоило только ей вновь появиться там, где она была счастлива, где она любила и была любима, все опять вернулось снова. Гнев и досада вырвались наружу. Гнев за то, что её единственная подруга не смогла сдержать свой язык, и досада на саму себя за то, что она не может больше сдерживать своих чувств.