Аббатиса Клод

Чутская Елена

– О чём вы, ваша светлость? – удивился художник. – Он выкрикивал молитву этой несчастной женщине, которую сельчане решили сжечь на костре. Разве у вас в Англии не так расправляются с ведьмами?

– Конечно, – согласилась аббатиса Клод, – в английских деревнях случаются расправы над ведьмами, и даже еще страшнее: несчастных женщин до смерти забивают камнями. Но не каждый священник приветствует такой суд. Есть и такие, которые открыто призывают не совершать жестокое насилие над ведьмами, а отдавать их в руки своих баронов.

– А какая здесь, по-вашему, разница? – улыбнулся Пьери. Аббатиса

была не готова к такому вопросу и смутилась.

– По крайней мере, этих женщин не сжигают заживо на костре, а сажают в подземелье, сохраняя при этом жизнь, – ответила аббатиса Клод.

– И вы думаете, что тем самым приносите этим несчастным утешение и покой? Нет, ваша светлость, для верующих лучше сгореть безвинно на костре и явиться перед Создателем нашим, как жертва людской несправедливости, чем до конца своих дней гнить в вонючих подземельях и каждый день думать о том, что приближаешься к вратам ада.

Аббатиса отпрянула от своего собеседника.

– Значит, по-вашему, вся наша жизнь это лишь долгое ожидание огненного ада, а не служение заповедям Создателя нашего на благо воцарения на этой грешной земле мира и благоденствия? – изумилась женщина. – Ваши речи пугают меня, мессир Дижон. Скажите прямо, кто вы?

Дижон Пьери молчал. Он задумчиво смотрел на костёр, затем поднял голову вверх и стал созерцать небесные светила. Аббатиса Клод ждала ответа.

– Посмотрите на эти звезды, ваша светлость, – проговорил художник. – Разве не манят они вас своим холодным и постоянным светом, суля вам рай и блаженство на том свете, а я говорю вам: вы можете обрести всё это и на этой земле. Зачем нужны вам холодные стены церквей и мрачные кельи монастырей ваших? Зачем вы каждый день молитесь немым статуям и бледному лику Святой Девы? Посмотрите вокруг себя. Что вы видите? Бескрайние луга и высокие леса – вот ваши стены, небесный звездный купол – вот ваша крыша, Бог ваш – ваша душа, ибо только после смерти вашей душа переселится в другого человека, и уже этот добрый человек спасет вашу душу, а она, пройдя весь ад на земле, вознесется на небо и станет душой альбигойца.

– Альбигойца? – воскликнула аббатиса. – Так вы альбигоец?

Она вспомнила, как мэтр Доне рассказывал ей о тайных общинах этих людей, которые впали в ересь и разносили её между своими соотечественниками, как заразу. Они не боялись ни церкви, ни священников, ни баронов, ни короля. Не многие отрекались от своей веры и становились праведными католиками, других было приказано истреблять до седьмого колена.

Женщина отпрянула от Дижона Пьери, как от прокаженного. Она смотрела на него и не верила, что такое могло произойти именно с ней.

– Да, я – «добрый человек», – спокойно произнес Дижон Пьери и подбросил ветки в пылающий костёр.

Глава двенадцатая

В замке Пуатье по длинному и просторному коридору прохаживался высокий мужчина в одежде аббата. Он сильно нервничал и мял в руках кожаные перчатки. Его безобразный шрам над правым глазом еще больше вздулся и покраснел. От дверей приемной залы к нему уже спешил слуга графа де Пуатье.

– Я не люблю, когда меня заставляют ждать, – вскричал аббат на предложение слуги еще немного подождать. – Передайте вашему хозяину, что папа Иннокентий еще в мае сего года назначил меня своим легатом во всех делах, происходящих в Лангедоке и Окситании.

– Я всё это прекрасно знаю, дорогой Арно Амори.

Аббат подпрыгнул на месте от неожиданности. Прямо за его спиной стоял граф Альфонс де Пуатье с заспанным лицом, в парчовом халате и в шлепанцах на босую ногу. Его спешно разбудили посреди ночи в связи с неожиданным приездом отца Амори, поэтому граф еще не успел до конца проснуться.

– Вы так кричите, святой отец, что не только я узнаю о вашей тайной миссии, но и всё мое графство уже утром будет шушукаться об этом в каждой крестьянской лачуге.

– А мне всё равно! – не успокаивался аббат Амори. – Я видел его! Я видел его своими собственными глазами, как вижу сейчас вас.

– Кого? – спокойно спросил граф де Пуатье, усаживаясь на кресло принесенное слугами и теплее запахивая халат на груди.

– Дижона Пьери! Дижона Альбигойца!!! – вскричал аббат, захлебываясь собственной слюной. Он отшвырнул в сторону предложенный ему стул и яростно зашагал вокруг кресла графа де Пуатье.

– У меня сейчас нет людей, чтобы пуститься за ним в погоню. Мой отряд крестоносцев должен прибыть в Ангулем только через четыре дня. А за это время дьявол будет уже где угодно: в Лиможе, в Клермоле, в Ле-Пюи наконец!

– Ну, до Ле-Пюи, целая неделя езды, а то и больше, – зевнул сонно граф. – А ваш Дижон Альбигоец, наверное, идет пешком.

– Как бы не так, любезный де Пуатье! Как бы не так! – не унимался аббат Амори.– Он едет на превосходной повозке, и у него есть целый отряд: человек пять или шесть, я не успел сосчитать. Они так быстро умчались на своих лошадях, что только сам дьявол мог управлять этими животными.

– Ну, вы, наверное, слегка преувеличиваете, отец Амори. После длительного переезда по нашим графствам вы очень устали, вам нужно отдохнуть, – графа де Пуатье все больше клонило в сон, и он уже начал сожалеть, что из-за какого-то Дижона Альбигойца его подняли с теплой постели.

– Как я могу отдыхать, если по земле Франции разъезжает сам дьявол со своей дьяволицей?

– С дьяволицей? – последнее замечание задело сознание графа. Сон как рукой сняло.

– Да, да, – еще больше распылялся аббат, – о чем я вам и толкую здесь уже битых полчаса. С ним была женщина в черных одеяниях монахини или послушницы, я не разглядел. Но это неважно, дорогой де Пуатье, а важно то, что он вернулся и вернулся не один. У Дижона Альбигойца есть сообщники. И я даже могу догадаться, куда они отправились.

– И куда? – заинтересовался граф де Пуатье.

– Конечно, в Каркасон. Ведь там месяц назад были замечены сборища этих добрых людей, которые своей ересью сбивают наших католиков с пути истинного. Не зря папа Иннокентий объявил им войну. Теперь весь юг Франции объят одним пожарищем, на котором сгорают эти проклятые еретики.

Глаза аббата горели адским пламенем, правая сторона лица поддергивалась в мелких судорогах, руки тряслись.

– Да, но многие бароны юга тоже участвуют в этих, как вы говорите, сборищах, – заметил Альфонс де Пуатье.