Аббатиса Клод

Чутская Елена

– Ты всё усложняешь, Том, – ответила шепотом аббатиса. – Простой художник возвращается домой после долгого отсутствия. Ему повстречались мы, и он решил оставшийся путь скоротать в приятной компании. Он знает, что мы совершенно для него безобидны и не причиним зла. Тем более передвигаться по такой стране, как эта, лучше сообща, чем поодиночке. В городах полно королевской стражи, по дорогам рыщут крестоносцы, повсюду собрания епархии. Не могу понять, что творится при дворе Филиппа? В королевстве явно что-то происходит, но чужеземцу не легко во всем разобраться… К тому же, Дижон Пьери оказывает нам большую услугу. Без него я не смогла

так свободно разгуливать по рынкам и общаться с торговцами.

– А почему этот простой художник прячется, миледи, когда нам встречаются стражники с королевским гербом или епископ с монахами?

– Тебе показалось, Том. Зачем ему прятаться от них?

– Он прячется, миледи! Прячется за вашей спиной, – уверял аббатису Том. – Я видел это всякий раз. Он не зря попросил вас взять его с собой. Этот Дижон Пьери решил воспользоваться вами, как прикрытием. Только зачем? Этого я еще не могу понять.

– Пошел бы ты, Том, и напоил лошадей, – ответила аббатиса.

– А я их уже давно напоил, – обиделся слуга. Женщина устало вздохнула.

– Хорошо, Том. Я сама попытаюсь узнать у нашего нового знакомого, почему он не хочет встречаться со служителями церкви.

Но на следующий день событие, которое произошло уже ближе к вечеру, помешало аббатисе Клод выполнить свое обещание. С утра они проехали стороной красивый и удивительный своими городскими башнями и мостами Пуатье, и выехали к небольшому болотцу. Обогнув его по редкому орешнику и оказавшись на вспаханном крестьянском поле, всадники поспешили найти наезженную дорогу. Лошади утопали в земляной жиже и устало передвигались по затопленной пашне. Билли первый выехал на узкую тропу. Она вела к небольшой деревне, расположенной на холме. Другой дороги не было. Путники решили проехать через деревушку и уже в лесу поискать подходящий ночлег.

Аббатиса первая въехала на размытую улицу деревни, на которой стояло всего пять лачуг и кузница. За ней следовали Бьюкенены. Повозка с тремя пассажирами и возницей, устало поскрипывая своими колесами, плелась позади. Деревня была совершенно пуста. Всадники не встретили ни одного человека, пока не выехали на небольшую площадь перед местной церквушкой.

Именно на этой площади и собрались все жители деревни. Они галдели, выкрикивая проклятья и грозя кулаками женщине, привязанной к широкому столбу. Под её ногами уже горела гора сухого хвороста, и сизый дым окутывал её посиневшее от холода тело. Но та ненависть, с которой горели её глаза, давала ей силу перекричать своих сельчан. Она проклинала каждого, называя их по имени, и плевала в негодующую толпу. Возле костра стоял высокий, худой священник и старался перекричать всех присутствующих на этой казни, выкрикивая псалом из раскрытой библии. Его лицо просто светилось от счастья, а глубокий шрам над правой бровью налился кровью и заставлял дергаться правую щеку.

– Что здесь происходит? – аббатиса подъехала к повозке и обратилась к Дижону Пьери.

– Очевидно, жители этой деревни вершат правосудие над местной ведьмой. Видите, на её груди висит какая-то надпись.

Аббатиса внимательно посмотрела в сторону столба. На груди женщины, действительно, висел кусок доски. На нем кровью было выведено: «Ведьма». Толпа настолько была увлечена казнью, что не замечала ни всадников, ни повозки. В руках мужчин были вилы, колья и просто самодельные палицы. С помощью этого оружия они сами пожелали разделаться с ведьмой, но священник взял власть в свои руки и не допустил, чтобы христиане сами вершили божий суд.

Когда костер стал разгораться сильнее, и языки пламени уже захватывали ноги несчастной, толпа радостно возликовала. Казнь стала превращаться в бурный апогей наслаждения и торжества. Даже дети не страшились происходящего ужаса, а кричали от радости и восторга, прижимаясь к ногам матерей.

– Нам нужно незаметно убираться отсюда, – посоветовал аббатисе Дижон Пьери, но было уже поздно.

Священник оторвался от библии и простер свою руку над ликующей толпой. Вдруг он заметил всадников во главе с монахиней, а на повозке – о, ужас! – сидел сам дьявол.

– Дети сатаны! – вскричал священник. Лицо его перекосилось в ужасной гримасе. – А с ними дьявол, который прибыл сюда к вам, чтобы детей ваших поглотил ад, и чтобы вы сами горели вечно в гиене огненной!

Толпа, позабыв о горящем костре до небес, обратила свой взор на отряд аббатисы.

– Так разделаемся с дьяволом раньше, братья мои, – кричал во всю глотку священник, – пока он первый не совратил вас с пути истинного.

Мужчины крепче сжали в руках вилы и палицы. С суровыми лицами толпа стала надвигаться на незнакомых всадников. Аббатиса вытащила из-за пояса короткий меч.

– Том, гони повозку! Детей спрячь в лесу! Эдвард, не оставляй его одного, следуй за ним. Остальные, прикрываем отход повозки!

Кевин и Билли не стали дожидаться команды аббатисы, а с мечами наперевес выступили вперед женщины. Том, с диким криком погоняя лошадей и размахивая кнутом над своей головой, встал во весь рост. Леди Мария и Робин едва держались за края повозки. Шальные кони понеслись быстрее ветра. Эдвард старался не отстать от Тома и успевал только указывать дорогу. Преимущество явно было на стороне крестьян. Аббатиса и Бьюкенены, видя перед собой разъяренную толпу, решили не ввязываться в драку. Они повернули коней, и что есть силы, помчались вслед за уносящейся повозкой. Им вслед полетели колья и вилы, возле головы аббатисы пролетел топор.

Опасаясь погони, отряд мчался через лес всю ночь. Уже под утро, окончательно выбившись из сил, решили несмотря ни на что сделать привал. Лошади страшно хрипели, захлебываясь собственной пеной, от разгоряченных боков животных шел легкий пар.

– Если не сделать остановку, мы потеряем коней, – прокричал аббатисе Кевин. Женщина согласно кивнула головой.

Подальше от дороги, на меже пашни, возле стогов сена, припорошенных снегом, развели костер. Том до рассвета ухаживал за лошадьми, растирал им насухо спины и давал понемногу воды из соседнего ручья. Люди устали так, что все отказались от еды, только леди Мария попросила горячего молока. Вид девушки не понравился аббатисе Клод. Её трясло, как в лихорадке, бледность и изможденность девичьего лица не ускользнули от взора аббатисы.

– Что с тобой, Мария? Тебе плохо? – спросила женщина.

– Нет, нет, леди Габриэлла, – попыталась успокоить свою покровительницу девушка. – Я просто немного устала. Вот посплю, и всё пройдет.

Для леди Марии подогрели на костре молоко, и девушка спокойно уснула. Не спалось только аббатисе Клод. Она не сводила глаз с Дижона Пьери. Художник делал безразличное лицо, но скрыть своего смятения ему всё-таки не удалось.

– Что кричал тот монах, когда указывал на вас пальцем, мессир Дижон? – не выдержала аббатиса.