Актуальные проблемы уголовного права, криминологии и уголовно-исполнительного права. Выпуск 7
Шрифт:
Так, сотрудники отдела уголовного розыска сообщили, что милиция располагала оперативными данными о том, что заявитель сбывает наркотики. Для проверки этой информации была выбрана О. З., которая общалась с заявителем и могла приобрести у него наркотики. О. З. позвонила заявителю и попросила его купить ей героин, сказав, что ей очень нужны наркотики, т. к. у нее ломка. Испугавшись, что она может покончить жизнь самоубийством, заявитель согласился. Они встретились вечером того же дня, и О. З. передала заявителю 200 рублей. Тот купил один пакетик героина за 300 рублей. Так как этого количества героина было недостаточно даже для него самого, он решил не делиться им с О. З. и дал ей снотворного, пояснив, что наркотик был низкого качества и что он вернет ей деньги позднее. Собравшись уходить, он заметил приближавшихся к ним людей, которые, как он затем узнал, были сотрудниками милиции. Он убежал от них, выкинув наркотики. Чуть позже, ночью, он вернулся и нашел наркотики. На следующий день,
Обстоятельства дела были оценены через призму «права на справедливое судебное разбирательство», гарантированного ст. 6 Конвенции. Удовлетворяя жалобу, ЕСПЧ констатировал, что публичные интересы, даже в такой важной сфере, как борьба с оборотом наркотических веществ, не могут служить основанием для умаления прав человека и выступать основанием для использования доказательств, полученных в результате провокации со стороны милиции.
Как было установлено, исследованные национальными правоприменителями факты не позволяли утверждать, что до вмешательства агента у правоохранительных органов были основания подозревать заявителя в распространении наркотиков. Простое заявление в суде о том, что сотрудники милиции якобы располагали соответствующей информацией не может приниматься во внимание. Следовательно, правоохранительные органы не ограничились пассивным расследованием преступной деятельности заявителя, но спровоцировали приобретение наркотиков по просьбе агента.
Само «правило о недопустимости провокации» сформулировано следующим образом: если преступление было предположительно спровоцировано «действиями тайных агентов публичной власти» и ничто не предполагает, что оно было бы совершено и без какого-либо вмешательства, то эти действия уже не являются деятельностью тайного агента и представляют собой подстрекательство к совершению преступления.
Необходимо отметить, что еще раньше, в Постановлении ЕСПЧ от 5 ноября 2002 г. по делу «Аллан (Allan) против Соединенного Королевства» [72] , было признано, что «право человека хранить молчание и не свидетельствовать против себя» считается подорванным, если власти государства используют уловки для получения признания или подобных инкриминирующих заявлений. Эти соображения в полной мере могут быть отнесены также и к «провокации совершения преступления».
72
Постановление ЕСПЧ от 5 ноября 2002 г. по делу «Аллан (Allan) против Соединенного Королевства» (Жалоба № 48539/99).
Условия, при которых «провокация совершения преступления» исключает уголовную ответственность, получили дальнейшую конкретизацию в правовых позициях ЕСПЧ по другим делам. В частности, в постановлении ЕСПЧ от 26 октября 2006 г. по делу «Худобин (Khudobin) против РФ» [73] было установлено, что хотя у заявителя не было криминального прошлого, у него имелись контакты, с помощью которых он мог достать наркотики. Соблазнившись деньгами, заявитель принял предложение сотрудников милиции и впоследствии был осужден за преступление в сфере оборота наркотиков.
73
Постановление ЕСПЧ от 26 октября 2006 г. по делу «Худобин (Khudobin) против РФ» (Жалоба № 59696/00).
ЕСПЧ подчеркнул: несмотря на то, что в связи с ростом организованной преступности требуется принятие определенных мер, «право на справедливое отправление правосудия», тем не менее, занимает такое значимое место, что им нельзя жертвовать в целях выгоды. В данном деле у внутригосударственных органов не было достаточных причин, чтобы подозревать заявителя в причастности к торговле наркотиками – у него не было криминального прошлого, и не было оснований полагать, что он имел предрасположенность к распространению наркотиков до того, как сотрудники милиции предложили ему соответствующую криминальную сделку. Совсем наоборот, по-видимому, милицейская операция была направлена на поимку не лично заявителя, но любого лица, которое бы согласилось купить героин. Действия сотрудников милиции, которые могут скрывать свои личности в целях получения информации и доказательств преступления, не могут превращаться в активное подстрекательство лица к совершению такого преступления.
Еще одним важным аспектом проблемы «провокации совершения преступления» является вопрос о моменте, когда правоохранительные органы должны узнать о возможном совершении преступления и «включиться» в этот процесс. Эта ситуация была подробно проанализирована в Постановлении ЕСПЧ от 5 февраля 2008 г. по делу «Раманаускас (Ramanauskas) против Литвы» [74] . Так, к заявителю, который работал прокурором, в частном порядке обратилось лицо, оказавшееся служащим специального антикоррупционного подразделения полиции. Это лицо предложило заявителю взятку за обещание содействовать в оправдании третьего лица. Заявитель первоначально отказался, но затем, после того, как полицейский повторил свое предложение несколько раз, согласился. Полицейский уведомил свое начальство, и заместитель генерального прокурора санкционировал провокацию взятки.
74
Постановление ЕСПЧ от 5 февраля 2008 г. по делу «Раманаускас (Ramanauskas) против Литвы» (Жалоба № 74420/01).
Национальные судебные органы указывали на отсутствие доказательств того, что первоначальные переговоры сотрудника с заявителем велись по указанию полиции, а также на то, что власти были информированы только после того, как заявитель согласился принять взятку, и что, санкционировав дальнейшие действия полицейского, они только присоединились к уже совершавшемуся преступлению.
Однако правовая позиция ЕСПЧ заключается в том, что власти не могут быть освобождены от ответственности за действия полицейских только благодаря ссылке на то, что те действовали «от своего имени». Более того, уполномочив полицейского симулировать дачу взятки, власти не только освободили его от какой-либо уголовной ответственности, но и одобрили предварительную стадию операции задним числом и использовали ее результаты. Ответственность властей вытекает из действий полицейского и его знакомства с заявителем до одобрения симуляции взятки. Иной вывод, по мнению ЕСПЧ, открывал бы путь злоупотреблениям и произволу, позволяя обходить базовые правовые принципы. Действия полицейского и знакомство с заявителем вышли за пределы пассивного контроля существующей криминальной деятельности, поскольку отсутствуют данные о том, что заявитель ранее когда-либо совершал преступления, в частности, связанные с коррупцией, что он имел намерение принять участие в такой деятельности. Кроме того, все встречи заявителя и полицейского имели место по инициативе последнего.
Наряду с изложенным, ЕСПЧ сформулировал еще один важный вывод: факт признания в преступлении, совершенном в результате подстрекательства, не устраняет ни самого подстрекательства, ни его последствий. Поэтому не может быть признан обоснованным тот аргумент, что, т. к. вина заявителя установлена, вопрос о наличии какого-либо внешнего влияния на него не имеет значения.
Некое обобщение критериев разграничения правомерных действий в рамках оперативно-розыскного мероприятия и провокации было сделано в Постановлении ЕСПЧ от 4 ноября 2010 г. по делу «Банникова (Bannikova) против РФ» [75] . Несмотря на то, что жалоба заявительницы не была удовлетворена, ЕСПЧ сформулировал свое системное понимание проблемы «провокации» как таковой и, именно установив несоответствие обстоятельств дела определенным критериям, не признал нарушение положений Конвенции.
75
Постановление ЕСПЧ от 4 ноября 2010 г. по делу «Банникова (Bannikova) против РФ» (Жалоба № 18757/06).
В решении вопроса, оставались ли представители государства, осуществляющие негласную деятельность, в рамках «преимущественно пассивного» поведения или вышли за них, действуя как агенты-провокаторы, ЕСПЧ опирался на три составляющих: оценку того, имелись ли объективные подозрения в причастности заявительницы к преступной деятельности; «включились» ли тайные агенты в преступные действия или спровоцировали их; и подвергали ли они заявительницу давлению, с тем, чтобы она совершила преступление. Совокупность названных аспектов иногда называют материальным критерием провокации.
Необходимо отметить, что ЕСПЧ столкнулся с ситуациями, при которых принятие решения о наличии в действиях агентов публичной власти было затруднено в связи с тем, что даже от ЕСПЧ оказались скрытыми доказательства совершения преступления, полученные в результате действий правоохранительных органов. В этом плане показательным является Постановление ЕСПЧ от 27 октября 2004 г. по делу «Эдвардс и Льюис (Edwards and Lewis) против Соединенного Королевства» [76] .
В отличие от российских законов, предусматривающих использование в суде доказательств, полученных полицией в ходе оперативно-розыскных мероприятий, уголовно-процессуальное законодательство других государств закрепляет иные правила. В частности, в английском праве наличие полицейской «ловушки» – «провокации совершения преступления» с целью его изобличения – является обстоятельством, освобождающим от ответственности, и подобное обстоятельство возлагает на судью обязанность либо прекратить дело со ссылкой на использование соответствующей судебной процедуры, либо исключить из рассмотрения судом любые доказательства по делу, добытые посредством «провокации совершения преступления».
76
Постановление ЕСПЧ от 27 октября 2004 г. по делу «Эдвардс и Льюис (Edwards and Lewis) против Соединенного Королевства» (Жалобы № 39647/98, 40461/98).