Алая Вуаль
Шрифт:
— Она бы помогла тебе, — шепчу я, несмотря на себя.
— Я писал ей о своем недуге. — Димитрий с отвращением качает головой, в остальном оставаясь неподвижным. — Или, по крайней мере, я написал в Сен-Сесиль.
— Что?
— Я не знал, где еще можно связаться с ней, и даже на Реквиеме мы слышали о ее браке с Шассером.
— Михаль собрал все подробности моей жизни за одну ночь. — Конечно, он мог найти ее адрес? Зачем вообще посылать письмо в Башню Шассеров с просьбой о магии? Может, они и развились со времен битвы при Цезарине, но не настолько.
Димитрий опустил подбородок,
— Я не хотел вмешивать Михаля. Он бы не позволил нам поехать, и когда Госпожа Ведьм написала ответ с указанием времени и места нашей встречи, Мила настояла на том, чтобы поехать с нами.
— Это не имеет никакого смысла. — Нахмурившись, я постепенно ослабляю хватку на дверной ручке. — Лу переехала из Сен-Сесиля в прошлом году. Она бы не получила ни одного письма, доставленного туда.
— Нет. — Осторожно, словно успокаивая дикого зверя, он лезет в пальто и достает сложенный лист пергамента. Он протягивает его одной рукой, заставляя меня пересечь комнату, чтобы взять его. — не получила.
Я поспешно выхватываю его и возвращаюсь за стол.
Когда я разворачиваю пергамент, меня не трогают слова. Нет. Это почерк. Мой взгляд останавливается на нем, и сердце замирает, как камень, когда я вижу знакомые росчерки пера, мужественные и совершенно леденящие душу. Ведь я видела его лишь однажды — в любовном письме, вложенном в медальон моей сестры.
— В ту ночь у Сен-Сесиля нас встретила не Луиза ле Блан, — продолжает Димитрий. — Человек в плаще с капюшоном напал на нас из тени, и я потерял контроль над собой. — При этих словах его глаза становятся все более отрешенными, и я понимаю, что теперь они видят совсем другую сцену, чем в его мрачной спальне. — Я должен был учуять магию в его венах, должен был распознать в нем ведьму крови, но вместо этого я просто… отреагировал.
— Что случилось? — шепчу я.
— Я укусил его. — Он слегка вздрагивает, словно заново переживая тот самый момент, тот самый вкус крови Некромант а. — А как ты знаешь из Les Abysses, кровь Алой Дамы — или, в его случае, Алой Сеньора— действует как яд на их врагов. Даже на вампиров. Мне едва удалось спастись.
— А Мила?
Он покачал головой.
— Бабетта присоединилась к человеку в капюшоне с помощью какой-то инъекции. Должно быть, там было больше их крови, потому что она мгновенно упала. Я не мог ничего сделать, только смотрел, как они сработали заклинание из гримуара и высушили Милу. — На последних словах его голос дрогнул, и у меня в горле поднялось страшное давление, когда я представил себе эту сцену — она не была ни безболезненной, ни быстрой. — Когда они покончили с ней, то вышли в переулок, приманивая меня своим гримуаром. Обещали, что смогут вернуть ее, что дадут мне заклинание, необходимое для излечения жажды крови. Я должен был просто… я должен был оставить ее там, Селия. Я должен был оставить Милу, иначе я бы умер. Они бы убили и меня. Мы втроем бежали как раз в тот момент, когда прибыли Шассеры.
Мое горло сжимается, чтобы говорить.
Это просто несправедливо.
Даже в смерти, Мила не хотела говорить правду. И это несправедливо — она пережила ужасную казнь, когда искала лекарство для своего кузена, а Димитрию удалось спастись. Он оставил ее труп в мусоре за Сен-Сесилем, он убил сотни невинных, но остался в живых, чтобы оплакивать ее. Чтобы оплакивать себя. Если бы у меня хоть что-то было в желудке, я бы потерял его в этот момент.
Я осторожно возвращаю
— Мне очень жаль.
Я не могу смотреть на него. Я не могу придумать, что еще сказать.
— Я любил свою кузину. — В мгновение ока Дмитрий оказывается передо мной, в его карих глазах полыхает огонь. Я инстинктивно поднимаю нож вверх. — Я любил ее, Селия, и я сделаю все необходимое, чтобы отомстить за ее смерть. Я сам вырву сердце Некромант а. Я зажгу костер для Бабетты. — Отбросив нож в сторону и сжимая мои плечи, он заставляет меня посмотреть прямо в эти горящие глаза. По-настоящему увидеть его. — Но сначала мне нужен их гримуар. Мне нужно восстановить контроль, и я должен быть уверен, что повторения Сен-Сесиля никогда не будет.
И его лицо выглядит таким искренним, таким свирепым — идеальное сочетание Димитрия, которого я знала, и Димитрия, которого я встретила в Les Abysses, — что я понимаю, что это его истинное лицо. Я знаю это до глубины души. Он совершал ужасные поступки, да, непростительные поступки — но, впрочем, как и все.
Даже Филиппа.
Если кто-то не поможет ему, не поможет по-настоящему, он будет продолжать убивать, и его ужасная коллекция будет расти, пока не раздавит его под своим весом.
— Я помогу тебе найти гримуар, — говорю я ему.
Молюсь, чтобы прожить достаточно долго, чтобы пожалеть об этом.
Глава 44
Серебряная Бабочка
Мои родители никогда не упаковывали подарки для нас с Филиппой — эта задача всегда ложилась на плечи Эванжелины, которая имела прискорбную привычку ждать сочельника, чтобы завернуть хоть один подарок. Это сводило маму с ума, но для меня это стало ежегодной традицией: когда часы били полночь, я будила Пиппу, и мы вместе — обычно притворяясь пиратами — пробирались в кабинет отца, чтобы осмотреть добычу. Я даже смастерила повязку на глаза и довольно неправильной формы попугая, чтобы он сидел у нее на плече. Она назвала его Фабьен и настаивала на том, чтобы носить его с собой повсюду, пока не вмешалась моя мама, которая с воплями о грязи выбросила его на помойку. Мы с Филиппой проплакали целую неделю.
Конечно, с годами Пиппа все чаще отказывалась переодеваться со мной. Ее улыбки становились все менее снисходительными и совсем исчезли в тот год, когда Эванжелина покинула нас. На следующий год наша новая управляющая — щепетильная, бледнокожая женщина, которая ненавидела детей, — спрятала наши подарки в запертый шкаф возле своей спальни. Когда я все же разбудила Пиппу, решив продолжить нашу игру, она натянула одеяло на голову и со стоном перевернулась.
— Уходи, Селия.
— Но все спят!
— Как и должно быть, — ворчала она.
— Да ладно тебе, Пип. На прошлой неделе отец увидел на рынке самый красивый голубой шарф, и я хочу узнать, купил ли он его для меня. Он сказал, что я прекрасно выгляжу в голубом.
Она приоткрыла один глаз и мрачно посмотрела на меня.
— Ты ужасно выглядишь в голубом.
— Не так ужасно, как ты. — Я ткнул ее в ребра чуть сильнее, чем требовалось. — Ну что, ты идешь? Если его там нет, я собираюсь купить его в качестве раннего подарка себе. — Я засияла при свете свечи между нашими кроватями. — В этом году Рид приедет в рождественское утро, и я хочу подобрать ему пальто.