Алая Вуаль
Шрифт:
Она откинула одеяло, сузив глаза.
— Как ты собираешься его купить? У тебя же нет денег.
Я пожала плечами, совершенно не заботясь об этом, и вальсировал к двери нашей детской.
— Отец даст мне немного, если я попрошу.
— Ты ведь знаешь, где он берет деньги, не так ли? — Но я уже скрылась в темноте коридора, заставив ее выхватить свечу и шипеть — Селия! — прежде чем поспешить за мной. — Из-за тебя у нас обеих будут неприятности, ты же знаешь. — Она потерла руки от холода. — И все из-за уродливого шарфа. Зачем тебе вообще нужно соответствовать Риду? Неужели
Я повернулась, чтобы посмотреть на нее за пределами комнаты нашей гувернантки.
— Почему ты так решительно настроена ненавидеть его?
— Я не ненавижу его. Я просто считаю его нелепым.
Выдернув шпильки из волос, я наклонилась, чтобы засунуть их в замок на двери шкафа.
— Что ты хочешь на Рождество в этом году? Красивое перо и связку пергамента? Бутылочку чернил? Ты пишешь ужасно много писем…
Она скрестила руки на груди.
— Это не твое дело.
Я с трудом удержалась от того, чтобы не закатить глаза, поглубже закрутила шпильки в замок и смахнула с лица выбившуюся прядь волос. В книге, которую я читала о взломе замков, все выглядело намного проще, чем здесь…
— О, подвинься. — Толкнув свечу в мою сторону, Пиппа взяла булавки и присела вровень с замочной скважиной. Несколько быстрых, точных движений пальцами, механизм щелкнул, и она с легкостью повернула ручку. Дверь распахнулась. — Вот. — Она встала и жестом указала на сложенный голубой шарф на средней полке. — Не нужно унижаться. В рождественское утро ты будешь соответствовать своему любимому охотнику, и мир продолжит вращаться.
Я удивленно уставилась на нее.
— Как ты это сделала?
— Опять же, не твое дело.
— Но…
— Селия, взломать замок — не такая уж сложная задача. Любой может это сделать, если наберется немного терпения, которое, как я теперь понимаю, может оказаться для тебя нелегким делом. Все, чего ты когда-либо хотела, было преподнесено тебе на блюдечке с голубой каемочкой. — Я отшатнулась, ошеломленная, рука наполовину вытянулась к шарфу, а Пиппа попятилась, качая головой. — Прости, ma belle84. Я не должна была этого говорить. Я… я научу тебя взламывать замки первым делом утром.
— Почему? — фыркнула я. — Ты явно обо мне плохо думаешь.
— Нет, нет. — Она схватила меня за руку, когда я оторвался от шарфа. — Это просто… все это. — Ее взгляд неохотно переместился к шкафу, где аккуратными рядами лежали атласные банты для волос и бархатные шкатулки для украшений. В этом году отец купил ей миниатюрную модель Вселенной; ее планеты слегка поблескивали в свете свечей. — Наши родители — нехорошие люди, Селия, и не… — Она резко остановилась, уронив мою руку и отвернувшись. — Ну, они просто пробуждают во мне самое худшее. Но это не значит, что я должна вымещать это на тебе.
Мои щеки необъяснимо потеплели, когда я оторвала взгляд от ее лица и направился к куче подарков. Филиппа могла бы счесть меня избалованной — возможно, даже пошлой, — но, по крайней мере, я не была настроена видеть мир полупустым.
— Я знаю, что наши родители могут быть… трудными, Пип, но это не значит, что они все плохие. Эти подарки — единственный способ показать нам свою любовь.
— А когда деньги закончатся? Как они тогда будут нас
Я никак не могла понять, где она услышала такое выражение.
Я знала только, что это правда, потому что так сказала моя сестра, а сестра никогда бы мне не солгала.
В то рождественское утро я не надела голубой шарф, а Филиппа выбросила свою модель Вселенной в то же мусорное ведро, куда наша мама выбросила Фабьена.
— У меня есть для тебя подарок.
Михаль, сцепив руки за спиной, стоит в своей спальне высокий и странно уязвимый, рукава его рубашки закатаны, а пиджак сброшен. Я нервно бросаю взгляд на маленький столик рядом с ним. Кто-то — предположительно, не в меру вспыльчивый слуга, который меня привел, — завалил его фруктами, сырами, мясом и выпечкой. У меня сразу же перехватывает дыхание при виде того, что кажется pain au chocolat85, и я нехотя, вопреки здравому смыслу, спускаюсь по лестнице. Капустных листьев не видно.
— Ты не должен был…
— Нет, должен. — Прочистив горло, он отодвигает один из двух стульев от стола и жестом приглашает меня сесть. — И это не подарок. Это еда, которую ты должна была получать с момента прибытия на Реквием.
Я опускаюсь в кресло, рефлекторно складываю салфетку на колени и тянусь к ближайшему блюду — яйцам с лесными грибами и соленым сыром. Если Михаль чего-то от меня хочет, я должна быть достаточно умной, чтобы это распознать. А это значит — еда. Мой желудок стонет в знак согласия.
— Иногда еду приносила кухарка. И Димитрий, — добавляю я уже после. — Прекрасное блюдо из капусты, масла и вареных яиц.
— Капуста и масло, — повторяет Михаль.
Кивнув, я едва не застонала от первого укуса, а его взгляд скользнул к полузажившей ране на моем горле. Он резко садится в кресло напротив меня.
— Одесса сказала, что ты говорила с ним.
— Хорошие новости доходят быстро.
— Правильно ли я понимаю, что ты поверила его рассказу? Ты считаешь его невиновным?
Я беру блинчик с верхушки стопки.
— Я бы вряд ли назвала его невиновным, но да, я больше не считаю Димитрия Некромантом.
Хотя в груди у меня все сжалось от этого признания, я отказываюсь признавать его, сосредоточившись на великолепной еде, лежащей передо мной, и добавляю в свою тарелку несколько ломтиков яблока и фромаж блан86. Михаль с интересом следит за каждым моим движением. Слишком остро. Я, конечно, знаю, о чем он думает. Без Дмитрия в качестве подозреваемого у нас осталось только два человека, представляющих интерес для расследования: Коко и теперь Филиппа. Учитывая, что завтра вечером состоится маскарад, Коко, конечно, будет самым легким следом, но если бы Коко Монвуазен знала что-нибудь о Некроманте — особенно после того, как он ухаживал за Бабеттой, — он был бы уже мертв.