Александровский cад
Шрифт:
Лешка в ярости ударил кулаком по лавке.
– Ладно. Пойдем другим путем…
Береза была толстой и прочной. Лешка долез до середины дерева, протянул руку и ухватился за крепление водосточной трубы. Подтянувшись, перемахнул на маленький балкончик, на который выходили все три окна двадцать третьей палаты. Но как только Лешка поравнялся с первым окном – тут же отпрянул назад.
– Прекратите врать, Казарин! – За окном разговаривали на повышенных тонах. – То, что вы нам рассказываете, – чушь собачья!
Послышался тихий и до боли родной голос отца:
– Я не знаю, что вы хотите услышать.
– Правду!
– А я что говорю?
Наступила пауза. Вжавшись в стену, Лешка боялся пошевелиться. К тому же один из следователей подошел к окну и облокотился на подоконник. Его голос теперь доносился особенно отчетливо.
– Послушайте, Казарин. Вы утверждаете, что нарушили инструкцию и остановили машину, потому что увидели, как кто-то поджигает портрет товарища Сталина. Так?
– Так. Вы бы тоже на моем месте остановились. Или нет?
Лешка понял, что отец перешел в наступление.
– Допустим. – Голос дознавателя стал спокойнее. – Тогда ответьте, почему вы повторно нарушили инструкцию и открыли окно.
– Виноват, конечно, ну а вы бы на моем месте проехали мимо?
– Вопросы здесь задаю я. – Следователь понял, что проигрывает допрос, и поэтому начал волноваться. – И вы не заметили террориста, появившегося у машины?
– Так ведь никого не было. Он словно из-под земли вырос.
– Чушь, Казарин. Чушь говорите!
Вновь наступила пауза, и Лешка сделал осторожный шаг поближе к окну. Теперь он видел краешек палаты. Отец с забинтованной головой лежал совсем близко. Если бы не трое следователей, бесцеремонно расхаживающих по палате, Лешка мог дотронуться до него рукой.
– Ладно, допустим, что вы не заметили убийцы, – совсем рядом зазвучал голос прикуривающего сигарету следователя. – Но почему же он в вас не выстрелил? Простите, но вы были первый на его пути. А он, вместо того чтобы стрелять, почему-то бьет вас в лицо рукояткой пистолета.
– Слишком близкое расстояние, неизвестно, куда бы полетели мои мозги.
Дознаватель хмыкнул, выбросил спичку к Лешкиным ногам и вновь повернулся к подследственному:
– Что-то уж все очень сложно.
– Ну, хорошо. Скажите, Казарин, что-нибудь вам запомнилось в нападавших? Что-нибудь особенное.
Отец задумался.
– Да нет. Все так быстро получилось.
– Приметы какие-нибудь. Шрам на лице, усы, нос с горбинкой, – не унимался следователь. – Ведь тот, кто ударил вас в лицо, находился прямо перед вами?
Владимир Константинович отрицательно качнул головой. Следователь с грохотом подвинул табуретку к изголовью кровати.
– Так у нас ничего не получится. Вам обязательно надо вспомнить что-нибудь такое. Давайте с самого начала… – Он сел и что-то начал рисовать на бумаге. – Вот – остановились. Мальчишка, как вы уверяете, поджигает портрет. Вы его успели рассмотреть?
– Ну, в общих чертах… Мальчишка крутился с факелом…
– А дальше?
– Дальше он, как обезьяна, соскочил вниз, и все началось.
– Что значит «как обезьяна»?
– А так. Как в цирке или зоопарке: одним прыжком он до подворотни добрался.
Следователь вздохнул:
– Цирка нам еще и не хватало. Казарин, вы хоть понимаете, ЧТО по вашей милости украли у государства?
В Лешкином сердце клокотали злость и обида. Он уже понял, что следователей интересовали только те факты, которые укладывались в их схему, и никакие другие. Для них Владимир Константинович был преступник, который не хотел в этом сознаваться.
– Плохи наши с вами дела, Казарин, очень плохи…
Больше Лешка ничего не услышал. Кто-то подошел к окну и со стуком закрыл раму. Лешке ничего не оставалось, как спрыгнуть на землю и побрести по больничной аллее к выходу.
Танька ждала его на скамейке.
– Ну как? – Теперь была ее очередь сгорать от любопытства. – Что-нибудь узнал?
Казарин только махнул рукой:
– Все, как назло, против нас.
Татьяна встала, взяла его под руку и попыталась утешить как могла:
– Леша, я уверена – все будет хорошо.
Минут пять ребята молча шли по темным московским улицам. Каждый думал о чем-то своем. Наконец они остановились у тумбы с афишей, чтобы перевести дух. На ней была изображена реклама нового сезона цирка на Цветном бульваре.
– У меня мало времени, – задумчиво произнес Лешка.
– Ты о чем? – Татьяна ничего не поняла.
– Пока отца спасает ранение, которое он получил при ограблении. Но через день-другой его состояние улучшится и отца увезут.
– Куда?
– Куда-куда… Туда, откуда редко возвращаются.
На афише цирка группа дрессировщиков, акробатов и гимнастов образовывала пирамиду, на верхушке которой улыбающаяся маленькая девочка делала стойку на руках. Внизу была надпись: «Цыганская труппа под управлением Романа Романова. Сегодня и ежедневно».
До Таньки наконец дошел смысл Лешкиных слов.
– Ты это брось. Не раскисай.
Лешка глотал слезы и беспомощно сжимал кулаки.
– Если бы ты слышала, как они на него кричали. Как на мальчишку… Гады.