Альфа Центавра
Шрифт:
— Это не рот, а настоящая пасть, — сказал Вра, — как только ты смогла накрыть ее.
— Это вопрос?
— Нет, думаю, что ответ. Но все равно спасибо, что спасла его.
Нам очень нужны сейчас командиры эскадронов.
— Чтобы возглавить атаку на танки и броневики?
— Именно так.
— Они все погибнут.
— Не все. И знаешь почему? В одном танке и в одном броневике не так много патронов. Тем не менее Котовский смог возглавить контратаку.
Глава 36
— Жаль только, что я не могу орать, как положено:
— Вперед, сволочи полосатые!
— Почему они полосатые? — спросил Врангель перед атакой.
— Чтобы у пулеметчика мельтешило в глазах. Шутка. Чтобы они сомневались:
— Белые мы или Зеленые? Но реально это была маскировочная одежда. Но это как раз понял не Котовский, а Врангель. Он приказал полосатому эскадрону иди не в лобовую атаку, а сначала отойти в сторону, и ударить сбоку.
— Зачем? — спросил Котовский, — лобовой атаки они могут испугаться, как психической, а сбоку мы проиграем.
— Не думаю, что мы проиграем, — сказал Врангель. Самое интересное в этом разговоре то, что Котовский так и не начал говорить после сосисочного удушения, и удивительно то, что Врангель его понимал! Но не просто так, а через посредство Камергерши.
Это было чудо, ибо слышать немого не мог еще никто. Но так, как Камергерша понимала Котовского не более, чем с трех шагов, то и решила идти в атаку вместе с ним.
— И да, — обратилась она к Врангелю, — я поведу полосатых.
— Как ты тогда услышишь этого Кота?
— После разлуки.
— Разлуки? — печально удивился Вра.
— Нет, милый, разлуки именно с тобой. С ним я буду общаться на расстоянии интуитивно.
Вара долго бродил по полю после того как его выкинули из броневика. Точнее, он сам сбежал. И нашел, как он сказал:
— То, что так долго искал: мясо.
— Кто-то здесь спрятал козу, — сказал он, и добавил милостиво: все не возьму, оставлю тому, кто положил здесь этот подарок пустыни. С голодухи он сразу тяпнул козу за пятку: хотелось чего-то не только мясного, но и с косточкой, чтобы поглодать можно было. О том, что мясо надо сначала жарить, натянув его на толстый шампур, и вертеть-пердеть, пока часа четыре оно доходит до последнего позвонка. Кто оно? Пламя костра. Видимо, в Варе — не путать с Вра, ибо это со-вер-шен-но раз-ные люди — взыграли гены его предков:
— Древних — и не только — индейцев, которые готовят тушканчиков путем закапывания их в землю, и забывания об это таинственном месте на несколько месяцев, чтобы уже было вкусно — так вкус-н-н-о-о! И значится:
— Только гостям, особенно дорогим, прибывшим в эту прерию с белого континента. В данном случае, лучше всего отдать инопланетянам с Альфы Центавра.
— Ай! Ая-яй! Ая-яй, ая-яй, ты что делаешь, подлец-мародер?
— Ем, — от страха сказал правду Вара, в далеком прошлом, бывший, как он говорил:
— Водителем Тягомотины. — А вы подумали, кобылы? Нет. водителем кобылы был его друг Буди, пока что заблудившийся на этом магическом Поле Боя. Буди, между прочим, вместе с Пархоменко тоже двигался раньше в сторону цистерны со спиртом, но из-за разногласий в маршруте, отстали, ибо хотели быть быстрее танка и уцепились за броневиком, а эта Тягомотина, как известно, пришла к финишу только второй, а значит, не получила ни-че-го.
— У-уж мы, — сказал Пархоменко, — из-за тебя, теперь будем только сосать.
— Что?
— Надо подумать: что. — А пока что сели с задней — по отношению к городу Царицыну — стороны цистерны со спиртом, впереди которой сидели Дыбенка и Яша Сверло. Они и увидели Вару, кусающим какую-то добычу.
— Слезем? — спросил Пархоменко.
— Так выпить все равно ничего нет, — ответил Буди.
— Есть, — и Парик вынул фляжку, больше похожую на четверть — имеется в виду от двенадцати литров — самогона, только чистого-чистого, как осветленный денатурат.
— Откуда?
— Обменял.
— На что?
— На упряжь.
— Упряжь чью, и от чего?
— Твою, от твоего коня.
— Зачем?
— Это была шутка, потому что отдал я, правда, по ошибке, свою упряжь за эту слезу, — Пархоменко пощелкал по бутыли согнутым ногтем. Да, вот такие уже у него отросли ногти за время этого путешествия по полю от Царицына до Волги.
— Спасибо, друг, ибо моя упряжь мне самому нужна.
— А ты знаешь зачем? Теперь я поеду на тебе, ибо у меня уже нет не только уздечки, но и седла.
— А седло где?
— Я думал, оно входит в упряжь и отдал его в придачу.
— В придачу? В — отдельно?
— Да.
— Это по кому, по Ушакову, или по Ожегову?
— Надо покрутить пальцы.
— Не надо, лучше скажи, что ты получил за это: впридачу по Ушакову.
— Нет.
— Ладно, но не думай, что я забуду об этом сюрпрайзе.
Они спрыгнули с цистерны, и подкрались к Варе, когда между ним и Щепкой начались разборки.
— Я не знал, что ты человек, — оправдывался Вара. Затычка на ее рту уже немного отклеилась, и дама смогла сказать:
— У тебя есть что-нибудь для дезинфекции?
— Нет.
— Тогда лижи языком.
— Кого?
— Пятку, ты что, плохо соображаешь? Другой бы послал ее куда подальше, тем более веревки на ее лапах еще не перепрели, но беда в том, что парень знал ее лично. И это бы еще ничего, но он вспомнил:
— Дама была не только командиром его Тягомотины, но и вообще на пару с Кали командовала гарнизоном Царицына, и намерена была даже короноваться, как:
— Принцесса Сириуса.
Он начал уже лизать ее укушенную, но все равно очень грязную пятку, когда ребята так сзади его напугали, что он предпочел укусить эту пятку уже по-настоящему, чем от ужаса откусить себе язык. А ему только сказали просто: