Альфа Центавра
Шрифт:
— Да уж это нам известно, — сказала Щепка, — мы и так идем в атаку на него. — И добавила: — Только не понимаю, почему он не боится. И Вара, думавший только о пулемете, выдал истину:
— Там что-то случилось.
— Говорю тебе истинно, — сказала Щепка вдохновенно, как во время иное, когда сочиняла Шекспира, — будешь командовать ар-р-ми-я-ми-и.
И действительно, Буди первым же — хотя он мог быть и последним — обошел броневик справа. Сначала пошел право, потом влево, а потом опять вправо. Просто? Но если бы броневик не завис, как в руках Леньки Пантелеева из-за глупой ревности Ники Ович — а если считать не в лоб, а научно по Фрейду, — то именно из-за ревности к броневику. Ибо хотя Ленька и занял до нее это место — она была здесь раньше. Но напрямую не думала, так просто обиделась из-за противоречия именно не в мыслях, а в образе действия. В том смысле — если кто не понял — что поняла она:
— Ленька на самом-то деле — За Белых. Хотя со стороны могут возникнуть противоречия:
— Так они и шли на Царицын, где были Полосатые. — Тут и интуичить ничего не надо, всё видно и так, как на ладони. А на самом деле именно поэтому и приходится. Ибо на вопрос, кто:
— За, — и кто:
— Против, — чтобы разобраться, надо знать исходную позицию, — как высказала когда-то прямо в лицо князю Февронья.
Глава 38
Жена Париса, обходя танк по нижней окружности, заметила броневик за клубами дыма, которые уже не периодически, а систематически, а иногда даже:
— Беспрерывно, — испускал танк, решила, как она сказала:
— Взять его, — имелось в виду:
— И броневик И когда она уже забыла о данном ей задании атаковать танк, то увидела, как с другой стороны броневика, разворачивается тачанка, и ее полуэскадрон успел только ахнуть, и пулемет как раз заработал. Буди всегда угадывал, куда поворачивал полуэскадрон жены Париса, и Вара хотя и удивлялся способности Буди интуичить, попросил:
— Не торопиться.
— Почему?
— Потому что пулемет — это не лошадь, и перегревается.
— В чем дело? — быстро спросила Щепка.
— Нужна вода.
— Пулемету?
— Да.
— Надо залезть на цистерну, которую он тащит, — Щепка показала на броневик, — и посмотреть, что там.
— Там спирт, — сказал Пархоменко, и добавил: — Я уверен. Даже если его выпарить — останется очень мало воды. Вот даже этому Макси не хватит, — он кивнул на пулемет Максим, дышащий жаром, как будто он только что вышел из парной.
— Пива нет?
— Что? Что-с? — я не поняла спросила Щепка, и добавила: — Сейчас не время для шуток. Впрочем, если предположить, что ты прав, и это точно спирт, то надо брать языка. Вот тут никто ничего не понял, ибо никто из простого пролетариата не мог знать, что каждый Белый берет с собой даже в атаку упаковку пива — пусть и по ноль тридцать три только.
— Всё равно, — сказал Буди, — если умножить ноль тридцать три на шесть получится как минимум четыре литра, а если и меньше, то всё равно нам на первое время хватит.
— Хорошо, будем считать, что надо две упаковки, — сказала Щепка.
И добавила, осмотрев свой контингент: — Я сама пойду за языком.
— Но как? — спросил Пархоменко, — они все на лошадях.
— Я возьму Буди.
— Тогда сама идея теряет смысл, — сказал сам Буди, — потому что это будет уже не тачанка, а так только: ящик с пивом.
— Может меня возьмешь? — сказал Пархоменко.
— Пока меня нет ты должен управлять общей тактикой боя.
— Общая тактика — это стратегия, — ляпнул Буди.
— Нет, я точно говорю, что когда-нибудь он будет командовать фронтом.
— Что больше: фронт или армия? — спросил Вара.
— Обсудим это за ужином, — ответила дама. — И да: я придумала более логичный вариант взятия языка, а именно: — Не из конницы Царицына, а я вытащу его из самого броневика.
— Они тебе не откроют, — сказал Парик.
— Я сделаю им предложение, которое они полюбят больше самих себя. Щепку высадили на броневик, но сами не смогли удержаться рядом:
— Полосатые облепили их как пчелы на мёд.
— Мы уходим, но вернемся! — рявкнул Буди на прощанье. И хорошо, что полосатые его правильно поняли. Не стали стаскивать Щепку с броневика, а погнались за тачанкой.
— Может, эта?
— Что, эта? — не сразу понял Вара.
— Нассать пока в пулемет, чтобы продержаться до последнего.
— Вот и видно, мил человек, что сам-то ты никогда не был пулеметом, — спокойно ответил Вара. — Иначе бы знал:
— Пиво сначала пьют, потом ссат.
— Не наоборот? — спросил Пархоменко, чтобы было ясно, он сам знал об этом, но только забыл.
— Действительно, — сказал Буди, — пулемет, возможно, тоже имеет душу, хотя и маленькую. — И добавил:
— Но достаточную для того, чтобы продержаться без воды пару минут, пока заведу полосатый полуэскадрон на наступающие цепи Деникина.
Командующая этим полуэскадроном Жена Париса — можно и так сказать, с большой буквы, потому что никто пока не знал её настоящего имени — поняла, что попала в засаду, когда было уже поздно. Деникин приказал брать живьём:
— Хотя бы ее одну. — На что, правда, получил логичное замечание:
— А нам, генерал, что, лапу, точнее, не сосать, а лапами махать в знак приветствия, мол:
— Давай, давай генерал, давай еще, еще разик, еще р-р-а-а-з!
— Хорошо, хорошо, — сколько останется в живых — все наши.
— В каком смысле?
— Только после меня, — решил пошутить Дэн, и так раздосадованный тем, что наступление так медленно развивается. После продолжительного гула неодобрения, он вынужден был признаться, что:
— Есть приказ на три дня отдать Царицын на разграбление. — Но это мало кого вдохновило, ибо:
— Когда еще это будет-т! И было принято решение:
— Создать пока что публичным дом — передвижной публичный дом, на колесах и запряженный для начала тройкой, а в дальнейшем, если ситуация так и не прояснится с взятием Царицына, то и:
— Шестеркой лошадей, — и более того, если будет возможно, серых в яблоках.
— Жизни положим, тов… точнее, сэр, а лучше пусть будет просто, как в Америке: