Альфа Центавра
Шрифт:
— Жэнтельмен Дэн, — но возьмем всех живьем.
— Не думаю, что мы справимся, друзья мои, ибо тогда нам понадобится не шестерка, а табун лошадей, чтобы вывозить их на природу ловить осетров.
— Так лошади есть, — сказал один есаул.
— Из-за этого дела всех лошадей, что ли, сдать в Публичный Дом? — полувопросительно ответил командующий наступательной армией.
— Тогда лучше: никому — так никому.
И положили всех, к всеобщей радости, что:
— Пришлось, наконец, и нам повоевать. — Но, как говорится, всех — да не всех — Жена Париса осталась в живых, но с условием:
— Только до утра. — Потом расстрелять.
— Ну?
— Что, ну?
— Я говорю, что не понимаю, почему на нас не обратили ноль внимания? — спросил Буди, от усталости путая слова с их смыслом. И действительно, тачанка от ужаса перед тучей пчел-амазонок прорвала наступательный фронт Белых, и оказалась у самой реки Волги, где уже опять купались люди, так как поняли:
— Никакой войны так и не будет. — А она шла только впереди, а здесь на Волге, действительно, было:
— Хо-ро-шо! И люди настолько привыкли к этому Хорошо, что при виде тачанки, сорвавшейся, как будто с цени на Том Свете, бросились бежать, и большинство прямо в воду:
— На Тот Берег! — как заорала благим матом одна мощная миловидна дама, увидев вместо привычной тройки одного Буди в роли лошади этой тачанки, но, что самое ужасное: — С огнедышащим ртом, и очень длинными ушами не как у лошади, а как у осла. Может быть, даже слона. Резюме: шашлыка из осетрины остало-о-о-с-с-ь-ь! — Очень много.
— Съедим, — сказал пулеметчик Вара, — тем более здесь и пиво есть для заправки пулеметных лент. — И махнул рукой, понимая, что по-другому выражаться в этой ситуации не получится. Пархоменко ответил, что принимает на себя:
— Пока что, — роль командующего, и считает по этому поводу:
— Мы должны освободить эту Амазонку, — опередил его с выводом Буди.
— Откуда знаешь?
— Откуда? Я первый на нее претендент.
— Тогда я второй, — сказал Пархоменко.
— У вас своих баб полно, я сам все равно буду первым, — сказал Вара.
— Нет, нет, нет, — затараторили оба оппонента, — тебя Щепка назначила своим личным мужем, поэтому отвали.
— Не помню когда? — сказал Вара.
— Когда? Тогда.
— Когда сказала, что ты будешь комендантом Царицына после его победы.
— Прекратите, прекратите, вы просто нарочно это говорите, так как находитесь в сильной эйфории от обилия шашлыка и пива.
— Нет, нет, ибо ни пиво, ни шашлыки из осетрины никогда не заменят нам Амазонки, добытой в бою.
— Хрен с вами, — сказал Вара, — я устал спорить, но считаю, что сначала надо освободить ее с гауптвахты. А то расстреляют, а мы, оказывается, были ни при чем.
Утром Белые пошли в атаку на Царицын, а тачанка во главе с Женой Париса ударила им в тыл с берега Волги. Ибо. Ибо ребята после шашлыков и пива не стали спать до утра, чего им больше всего хотелось, а именно в самый неурочный час:
— Поперлись, — как сказал Пархоменко, — освобождать Амазонку — Жену Париса из ямы.
— Хорошо, что мы догадались искать ее в яме, — сказал Вара, когда солнце уже вот-вот должно было взойти, — а то всю ночь искали бы во тьме кромешной сарай с гауптвахтой, а какой сарай может быть в степи, кроме Караван-Сарая, находящего под землей?
— А это значит — ее вообще нет, — резюмировал Буди.
— Тогда только в яме. — Так вспоминали ребята события минувшей ночи, хотя и тащили, как на аркане эту самую Амазонку, ибо она яростно отбивалась, несмотря на неоднократные объяснение:
— Мы тебя не расстреливать тащим — будешь просто нас обслуживать:
— По-хорошему.
— Как в лучших домах Ландона, — обрадованно хлопнул ее по полному заду Буди. Обиделась, и как это обычно бывает:
— Нет и всё!
— Тогда мы сами тебя расстреляем! — рявкнул Пархоменко, — нам такие мамочки не нужны.
— Полы будешь мыть на конюшне, — мрачно сказал Буди.
— Хорошо, я научу тебя стрелять из пулемета, — вздохнул Вара, — и добавил:
— Начнем с этого, — и поцеловал ее в щечку. Получи, и она дала Варе такую оплеуху, что он тут же присоединился к большинству:
— Сдать ее назад Деникину. — Ибо:
— Расстреливать такую куклу у меня рука не поднимается.
Щепка постучала по башне броневика и попросила, открыть:
— По-хорошему! Колчак, ожидавший чего угодно хорошего, но только не этого, проснулся от летаргического сна. Просто заранее решил:
— Буду по очереди с судьбой разбираться в привходящих обстоятельствах. — Что означало работать:
— Два через два. — Два Судьба, два я. Просто-напросто не вмешиваться абсолютно. В этот ответственный момент парень должен был сам заступить на вахту. Он открыл люк, и никого не увидел. И тут она вместо того, чего он мог теоретически ожидать:
— Удар по голове поленом, — начала его вытаскивать из башни, ибо сам Колчак, как считалось, был его башней, и вытащить его оттуда — значит победить.
— Я не поняла, что ты там хрипишь? — сказала Щепка, — но голос твой мне кажется знакомым. Припомнить, однако не могу, кто ты такой.
— Она попыталась его вытащить, но не получилось. — Хорошо, тогда я сделаю вам предложение, которое вы полюбите, как самого себя.
Кивните, что кровообращение в вашей умной голове еще имеет место быть. Колчак помотал головой в разные стороны.
— Сэр не понял, — решила она сделать вывод. — Хорошо, еще только один шанс, выбирайте лучшее и кивните при этом головой. Колчаку очень хотелось кивнуть, но способ, которым его хотят заставить, именно заставить:
— Быть самим собой, — не нравился другой части его души, части под названием Я. Щепка поняла его интуитивно, и ослабила захват, и услышала:
— Попрошу попросить вежливо. И она отпустила парня. Он как подкошенный рухнул вниз, а она — и это бы некоторых удивило, особенно тех, кто плохо знаком с логикой: