Алиса Коонен: «Моя стихия – большие внутренние волненья». Дневники. 1904–1950
Шрифт:
Он такой честный, благородный.
Весной – я уже буду одна.
Какой-то ужас в этом.
Одна.
Ведь, кроме него, у меня никого нет…
И вот – совсем, совсем одинокая…
И душа рыдает… безутешно…
Я, кажется, дала ему слово, что не убью себя, если он скажет «кончено»…
Не сдержать слова.
Господи, Господи…
Вся моя душа соткана из тонких ниточек страданья, и все они надрываются от плача, и душа бьется вся, трепещет судорожно. Весна…
Я представляю себе…
Небо чистое, аромат в воздухе, далекий дымчатый лес, темные поля широкие, радость
И смерть…
Господи, прости меня…
Я брежу…
Но у меня так исстрадалась душа, я никому не могу рассказать об этом. Он бы понял меня, но ему я не хочу говорить о своем отчаянии, это ускорит конец – перед ним я должна быть веселая, радостная…
Сегодня опять подошел, спросил про настроение, и когда я сказала «скверно» – скорчил нетерпеливую гримасу и так хорошо, хорошо сказал: «Ну зачем, не надо, Аличка!»
Разговор происходил в перерыве урока Владимира Ивановича [Немировича-Данченко], я стала восхищаться Владимиром Ивановичем, говорила о том, как он удивительно интересно читает.
«Вы – очень увлекающаяся. Правда?»
«Ну, не очень…
А знаете, кем я последнее время увлекаюсь здесь, в театре? – Леонидовым…»
«Ну, правда? – Смотрите…»
Я рассмеялась – «Нет, от серьезных увлечений я, кажется, [обеспечена]».
Господи, если бы я разлюбила его, как бы он отнесся к этому? Тяжело ему было бы или только так, неприятно… Спрошу его…
Глупая я…
[Пока. – зачеркнуто.] Когда мы говорили, прошел Владимир Иванович мимо… Мне кажется, он знает…
Ах да, Андрюша [М. А. Андреева (Ольчева)] предупредила меня, что Фанни [Ф. К. Татаринова] за мной следит 332 .
Надоели они мне все!
Когда же, наконец, я отделаюсь от своей застенчивости?!
Ведь это – мука!
Третий год в театре, и боюсь пройти по сцене при всех. Ужас.
332
…Фанни [Ф. К. Татаринова] за мной следит. – А. Г. Коонен писала об этом и в мемуарах: «…я обратила внимание на то, что она все время попадается мне то на площадке лестницы, то в коридоре в те минуты, когда я бываю не одна и когда ее появление не может доставить мне никакого удовольствия» (Коонен А. Г. Страницы жизни. С. 43).
И потом – манеры, манеры.
Как много надо работать.
Господи, помоги мне стать большой-большой актрисой!
Сегодня был урок Москвина – читали басни. Сидела Ольга Леонардовна [Книппер-Чехова]. До сих пор сохранилось у меня к ней какое-то необыкновенное чувство, не знаю даже, любовь ли это, но что-то удивительно теплое, ласковое [слово вымарано]… Такая милая она, бодрая, сильная, и такая умная, талантливая…
Я хотела бы быть похожей на нее, хотя Вас. ее не любит – и не признает большой актрисой.
Сулер сегодня отозвал меня в сторону, оглядел со всех сторон и сказал, что мне надо стараться быть «пожантильнее», потому что Станиславский находит, что я мало женственна.
Последнее время меня самое это как-то мучает.
Я не изящна…
Неизящная женщина лишена обаяния… А раз нет обаяния – нет настоящей, большой актрисы.
Вечер сегодня свободный, но все-таки пойду в театр.
Вас. – встретили сегодня с Кореневой днем на Петровке – мельком поболтали и разошлись.
Господи, как хочется поговорить с ним, много, как следует, как там, в Петербурге.
Нет, нет, не надо углубляться во все это, надо позабыть об этом – работа – вот главное – забыть об остальном.
Лгу сама себе…
Главное – не работа, нет, нет…
Напрасные слова…
Все равно, как ни внушаю себе, ничего не выходит.
11 часов ночи.
В театре никого почти нет. Вас. тоже нет.
Увижу ли его хоть завтра?
Завтра днем большая репетиция с 12 часов. Думаю, он зайдет.
Господи, Господи, когда же изменится что-нибудь? «Когда кончится наша нескладная жизнь» 333 и начнется другая – хорошая, ясная?.. Когда, когда?..
Мне бы только спросить его скорее: «Все ли осталось так, как было?»
Ведь он скажет правду.
Конечно, мне он никогда не солжет.
Боже мой, Боже мой, откуда эти мысли все? – Всё по-прежнему, ничего не изменилось.
333
«Когда кончится наша нескладная жизнь» – снова та же, чуть измененная, цитата из «Вишневого сада» (см. коммент. 4-8).
Он такой же, как был раньше.
Иногда мне приходит в голову – переменить тактику, держать себя с ним иначе, не выказывать ему этого своего «обожанья», всей этой силы, неудержимой страстности чувства, – а порой – это кажется избитым вздором, каким-то банальным приемом…
Нет, не могу я скрывать от него… Я люблю всем, что осталось во мне…
4 часа дня.
Опять убийственное состояние.
Вас. [зашел сегодня в театр. – зачеркнуто] на репетиции подсел ко мне и Гореву – поболтали немного, потом говорит: «Покажите-ка на свет ваше лицо…» Я повернулась лицом к свету. «Похудели вы ужасно… Нос длинный стал, как у меня…» Потом сидели, говорили, а я чувствовала опять «не то, не то»… Я подурнела, постарела, измучилась, он раскаивается, клянет себя, меня, чувствует себя связанным…
Ужасно…
Господи, Господи, помоги мне жить!..
Я не смогу.
Буду терпеть до весны.