Английские письма или история кавалера Грандисона
Шрифт:
Но ктожъ могъ бы не оказать сожалнія о семъ славномъ человк? О любезная моя! я лишаюсь понятія помышляя о такомъ предмет. Я не знаю что вамъ сказать. Естьлижъ упомянуть вамъ то, что я думала, какія были мои движенія читая великодушное его сожалніе о Граф Бельведере; то благородные и почтительные разговоры съ первою изъ женщинъ, движенія сей безподобной Климентины, пока она еще не вручила ему письма своего… сіе письмо, которое превосходитъ все то, что я токмо читала о нашемъ пол, толико сообразное съ поведеніемъ ею оказаннымъ, когда безпримрное супротивленіе между ея закономъ и страстію, въ ней дйствовало; ея разсудокъ, разборчивость и твердость въ главныхъ правилахъ ея вры, словомъ, вс великія дянія одного и и другой, въ различныхъ обстоятельствахъ, въ которыхъ оба казались привели меня въ крайнее изумленіе; естьлижъ должно вамъ сказать о всемъ произшедшемъ въ моемъ сердц, то никакое пространное мсто
Вы можете замтитъ; что во всхъ сихъ письмахъ онъ упоминаетъ о мн токмо однажды. А для чего думаете вы сдлала я сіе наблюденіе? Не для того дабы мн жаловаться, я васъ увряю; но дабы восхвалить, напротивъ того, его учтивость и вниманіе; ибо можно ли было его извинить, естьлибы онъ чаще упоминалъ о бдной Агличанк, кою онъ избавилъ отъ бды, или помышлять о всякой другой женщин кром благородной своей Италіанки, въ то время когда его душа колеблется толико пылкими движеніями, по случаю великихъ предметовъ находящихся предъ его глазами?
Но вы видите, милая Шарлотта,что сей изящной человкъ не всегда бываетъ въ добромъ здравіи, и что теперь можетъ быть онъ находится въ весьма худомъ состояніи. И можемъ ли мы сему удивляться? столь великій предметъ предъ очами, толико къ преодоленію остающихся препятствій, новое затрудненіе, по видимому непреодолимое, произшедшее отъ самой Клементины,и при томъ такими побудительными причинами, кои увеличиваютъ къ ней его почтеніе и удивленіе! Прискорбіе можетъ сдлать женщину убдительною, но мужчина хотя бы на части былъ терзаемъ, съ трудомъ можетъ жаловаться. Сколь я жалю о мученіяхъ мужественнаго сердца.
Естьли пребудетъ благородная Италіанка непоколебима въ своемъ ршеніи, когда онъ возвратится паки къ ней посл мсячнаго отсудствия, въ чемъ состоятъ мои мннія о будущемъ: тогда конечно онъ отречется отъ брака. Да и должно ли ему когда ниесть помышлять объ ономъ, естьли онъ не чувствуетъ въ себ склонности любить другую женщину столько какъ свою Клементину? Да и ктожъ можетъ когда нибудь заслужить такую любовь? Не извстились ли мы отъ самаго его равно какъ и отъ Доктора Барлета, что вс нещастія въ его жизни произошли отъ нашего пола? По истинн самыя величайшія нещастія мужчинъ и женщинъ обыкновенно происходятъ отъ однихъ къ другимъ. А его нещастія равно произошли отъ многихъ хорошихъ женщинъ; ибо я представляю себ, что госпожа Оливія не добровольно преступила предлы благопристойности. Для чегожъ желали бы мы чтобъ человкъ одареным его свойствомъ подвергался своенравіямъ и дерзости нашего пола, которой едва понимаетъ, какъ то Г. Іеронимъ сказалъ своему другу, какія ощущаетъ желанія, когда они зависятъ отъ него.
Но въ добромъ ли онъ здравіи или нтъ, вы, видите что Сиръ Карлъ не лишается своей живости. Его великое сердце уметъ наслаждаться благополучіемъ другаго. Я желаю ощущать удовольствіе въ сердц, сказалъ онъ мн нкогда. И такъ не долженъ ли онъ чувствовать онаго отъ приходящаго въ совершенное состояніе здравія любезнаго своего Іеронима, отъ выздоровленія удивительной Клементины и отъ благополучія, коего великія сіи случаи разпространяютъ въ знаменитой фамиліи. Я желаю по немъ изчислить т удовольствія, кои онъ находитъ въ благодарности многихъ особъ ему обязанныхъ. Не ощущалъ ли онъ равнаго удовольствія отъ благодарности Милорда и Милади В…? Отъ своего Бельшера, отъ отца и матери своего Бельшера? Отъ Милади Мансфельдъ и ея фамиліи? Отъ васъ любезная Милади и вашего Милорда? Но вы почтете меня безъ сомннія весьма странною въ семъ письм. Я желала бы быть веселою, естьлибъ мн было можно, поелику вс мои друзья же даютъ меня таковою видть. Перечитывая теперь мною написанное, я опаасюсь чтобъ вы на стали меня учить думать не столь страннымъ образомъ. Признайтесь чистосердечно, Шарлотта: все начертанное теперь перомъ моимъ не прилично ли боле вашему свойству нежели моему?
Еще строку, одну только строку моя милая, великодушная тетушка Сельби! Они не хотятъ чтобъ я писала, Шарлотта, въ такое время, когда желаю говорить о многихъ длахъ касательно сихъ важныхъ писемъ; иначе не окончила бы сего съ толь малою пріяшностію.
ПИСЬМО LXXXII.
Флоренція 18 Іюня.
Я начинаю, дражайшая и удивленія достойная Клементина, ту драгоцнную переписку, кою вы мн позволяете, чувствуя сколь для меня велика такая милость. Однако не могу ли я сказать что она весьма для меня прискорбна? Находился ли когда нибудь человкъ въ равныхъ обстоятельствахъ? Мн позволено вамъ удивляться, считать себя удостоеннымъ вашего почтенія и еще ласкательнйшимъ чувствованіемъ, но въ тожъ самое время запрещено надлежащимъ честнымъ образомъ просить то сокровище, кое нкогда было мн опредлено и коего не льзя обвинять меня, чтобъ я оказался недостойнымъ. Не ужели я перемнилъ то что мы сперва почитали въ моихъ поступкахъ или въ главныхъ моихъ правилахъ. Потупался ли я когда ни есть преодолвать ваши склонности къ вашему закону и отечеству? Нтъ Сударыня. Извстясь о непоколебимо вашей приверженности къ своей вр, я доволенъ былъ тмъ что обьявилъ и мою привязанность: Я худо бы призналъ приобртенное мною здсь покровительство какъ отъ общественной такъ отъ священной власти, и не исполнилъ бы правилъ гостепріимства естьлибъ принялъ намреніе отвлечь знаменитой фамиліи двицу отъ ея закона, къ коему она иметъ сильную привязанность. Какимъ же образомъ таковое мое поведеніе позволило вамъ усумниться о свободности вашихъ чувствованій, естьлибъ вы имли. Но я удалюсь отъ всякихъ жалобъ! я утушу въ моемъ сердц т, кои бы оно желало начертать перомъ моимъ. Не сказалъ ли уже я вамъ, что желаю быть всмъ тмъ, чмъ токмо вамъ угодно чтобъ я былъ? какого бы труда мн ни стоило, сколь невозможно бы нибыло усиліе, естьли оно токмо не позволено мн совстію; но я предамъ себя въ вашу волю. Естьли вы твердо настоять въ томъ будете, дражайшая и почтительная моя обладательница, каковою вы всегда пребудете для меня, то я повинуюсь всмъ вашимъ желаніямъ.
Сердце лишающееся самой щастливйшей надежды, коего отчаяніе подкрпляетъ единый законъ, изыскиваетъ покрайней мр въ печали своей такого блага, кое нсколько равняется съ потеряннымъ. Позволеноли мн будетъ, Сударыня, какой бы успхъ ни былъ сего величайшаго случая, ласкаться что переписка предпринятая по соизволенію всхъ никогда прервана не будетъ? Что толико чистая дружба вчно существовать будетъ? Что человкъ, коего благополучіе изчезло, будетъ почитаемъ за сына и за брата въ такой фамиліи, которая до послдняго издыханія его будетъ ему любезна? Я тмъ ласкаюсь…. Я прошу отъ сей любезной фамиліи продолженія ея почтенія; для чегожъ не могу я сказать любви ея? Но до того токмо времени пока мое сердце, не принимавшее участія въ самомъ себ но исполненное ревности къ слав и благополучію касательно знаменитаго вашего дома, будетъ чувствовать что оно того достойно; докол мои поступки заставлять будутъ всхъ одобрять мои требованія. Съ моей стороны равно и съ вашей никогда и случится, чтобъ человкъ, коему благополучіе самаго тснйшаго союза общано было по согласію всей вашей фамиліи, почитаемъ былъ въ оной за чужаго!
Никогда, Сударыня, человческое сердце не можетъ хвалиться толнко безкорыстною страстію какъ мое къ такому предмету, коего душа не въ примръ ему любезне нежели прелести самой особы; ниже толико искреннею любовію ко всей ея фамиліи. Къ нещастію моему сіи два чувствованія подвергнули меня такимъ искушеніямъ, кои ни малйшаго не подадутъ сумннія. И такъ до послдней минуты моея жизни вы будете мн любезны, Сударыня, вы и вс ваши друзья.
Прощайте, составляющая славу и образецъ своего пола! Въ такихъ обстоятельствахъ что мн сказать боле? Прощай, несравненная Клементина! да вся Небсная благая излиются на васъ и на всю вашу фамилію во всякомъ обиліи! се обты вашего и проч.
Грандиссона.
ПИСЬМО LXXXIII.
Болонія 5 Августа.
Изъ многихъ причинъ, Г. мой, вынудившихъ меня желать вести съ вами переписку, надежда писать къ вамъ гораздо съ большею свободою нежели я могу съ вами говорить, изъ всхъ самая сильнйшая. И такъ я буду съ великою вольностію и искренностію изьясняться въ моихъ письмахъ. Я предполагаю, какъ будто бы пишу къ моему братцу или къ наилучшему моему другу. По истинн, къ которому изъ моихъ братьевъ писала бы я столь вольно? Подражая Всевышнему вы требуете единаго сердца. Мое сердце не мене будетъ вамъ откровенно, естьли вы токмо можете проникнуть подобно ему, во внутренность онаго.