Английский с Дэвидом Г. Лоуренсом. Тень в розовом саду / D. H. Lawrence. The Shadow in the Rose Garden

Лоуренс Дэвид Герберт

 “Who is this driving the cows?” I said. She too came out.

“It’s the boy from the next farm,” she said.

“Oh well,” said I, “those Belgian girls! You never know where their letters will end. – And after all, it’s his affair – you needn’t bother.”

“Oh —!” she cried, with rough scorn – “it’s not me that bothers. But it’s the nasty meanness of it. Me writing him such loving letters” – she put her hands before her face and laughed malevolently – “and sending him nice little cakes and bits I thought he’d fancy all the time. You bet he fed that gurrl on my things – I know he did. It’s just like him. – I’ll bet they laughed together over my letters. I’ll bet anything they did —”

“Nay (нет),” said I. “He’d burn your letters for fear they’d give him away (он

бы сжег ваши письма из страха, что они его выдадут).”

There was a black look on her yellow face (на ее желтом лице возникло хмурое выражение). Suddenly a voice was heard calling (внезапно послышался голос, который звал). She poked her head out of the shed, and answered coolly (она высунула голову из сарая и спокойно ответила):

“All right (хорошо)!” Then, turning to me (затем, повернувшись ко мне): “That’s his mother looking after me (это его мать за мной присматривает).”

She laughed into my face, witch-like, and we turned down the road (она рассмеялась мне в лицо ведьмовским смехом, и мы свернули на дорогу).

When I awoke, the morning after this episode (когда я проснулся на следующее после этого происшествия утро; to awake), I found the house darkened with deep, soft snow (то обнаружил, что дом затемнен глубоким мягким снегом), which had blown against the large west windows, covering them with a screen (который ветер намел на большие западные окна, покрыв их пеленой; to blow – дуть /о ветре/; гнать /ветром/; screen – ширма, щит, экран; завеса).

 “Nay,” said I. “He’d burn your letters for fear they’d give him away.”

There was a black look on her yellow face. Suddenly a voice was heard calling. She poked her head out of the shed, and answered coolly:

“All right!” Then, turning to me: “That’s his mother looking after me.”

She laughed into my face, witch-like, and we turned down the road.

When I awoke, the morning after this episode, I found the house darkened with deep, soft snow, which had blown against the large west windows, covering them with a screen.

I went outside, and saw the valley all white and ghastly below me (я вышел на улицу и увидел, что долина подо мной совсем белая, мертвенно-бледная; ghastly – страшный; мертвенно-бледный), the trees beneath black and thin looking like wire (деревья внизу черные и тонкие, похожие на проволочные; wire – проволока), the rock-faces dark between the glistening shroud (склоны скал темные среди сверкающего савана; face – лицо; поверхность; склон /холма/), and the sky above sombre, heavy, yellowish-dark (а небо вверху мрачное, тяжелое, желтовато-темное), much too heavy for the world below of hollow bluey whiteness figured with black (слишком тяжелое для мира внизу, /представлявшего собой/ впалую голубоватую белизну, оттененную черным; hollow – пустой, полый; впалый, ввалившийся; to figure – изображать /графически и т. д./; набрасывать /контуры, силуэт/; украшать /рисунками, узором и т. д./). I felt I was in a valley of the dead (у меня было впечатление, что я в долине мертвых). And I sensed I was a prisoner (и я ощущал себя пленником), for the snow was everywhere deep, and drifted in places (поскольку снег был повсюду глубок и местами высился сугробами; to drift – относить, гнать /ветром, течением/; перемещаться, сдвигаться /по ветру, течению/; насыпать /сугробы/; вырастать /о сугробах, наносах и т. д./). So all the morning I remained indoors, looking up the drive at the shrubs so heavily plumed with snow (поэтому все утро я оставался дома, глядя вверх на придорожные кусты, так тяжело украшенные снегом = в пышном снежном уборе; drive – езда; дорога, подъездная аллея /к дому/; to plume – чистить клювом перья; украшать перьями или плюмажем; plume – перо /особ. длинное или яркое/; хохолок; султан, плюмаж), at the gateposts raised high with a foot or more of extra whiteness (на воротные столбы, высоко поднявшиеся с футом или более дополнительной белизны = выросшие в белоснежных шапках на фут или более; foot – ступня; фут /мера длины = 30,48 см/). Or I looked down into the white-and-black valley (или смотрел вниз, в черно-белую долину), that was utterly motionless and beyond life, a hollow sarcophagus (которая была совершенно неподвижной и безжизненной: «по ту сторону жизни», пустым саркофагом; hollow – полый, пустой).

 I went outside, and saw the valley all white and ghastly below me, the trees beneath black and thin looking like wire, the rock-faces dark between the glistening shroud, and the sky above sombre, heavy, yellowish-dark, much too heavy for the world below of hollow bluey whiteness figured with black. I felt I was in a valley of the dead. And I sensed I was a prisoner, for the snow was everywhere deep, and drifted in places. So all the morning I remained indoors, looking up the drive at the shrubs so heavily plumed with snow, at the gateposts raised high with a foot or more of extra whiteness. Or I looked down into the white-and-black valley, that was utterly motionless and beyond life, a hollow sarcophagus.

Nothing stirred the whole day (ничто

не шелохнулось за весь день; to stir – шевелить/ся/, двигать/ся/) – no plume fell off the shrubs (ни один /снежный/ султан не свалился с кустов; to fall off – отпадать, отваливаться), the valley was as abstracted as a grove of death (долина была столь же задумчива, как роща смерти). I looked over at the tiny, half-buried farms away on the bare uplands beyond the valley hollow (я рассматривал крошечные, наполовину погребенные /под снегом/ фермы, стоявшие вдали на голом плато, за впадиной долины; to bury – хоронить; зарывать, закапывать; uplands – гористая местность; плоскогорье, плато; hollow – углубление, впадина, лощина), and I thought of Tible in the snow, of the black, witch-like little Mrs. Goyte (и подумал о Тайбле в снегу, о смуглой маленькой миссис Гойт, похожей на ведьму). And the snow seemed to lay me bare to influences I wanted to escape (и снег как будто обнажил меня перед влияниями, которых я хотел избежать; to lay bare – раскрыть, обнаружить, выявить; bare – голый; обнаженный; разоблаченный; to escape – бежать /из заключения/; убежать, отделаться /от чего-л./).

In the faint glow of half-clear light that came about four o’clock in the afternoon (в слабом свете сумерек: «наполовину ясного света», которые наступили около четырех часов дня), I was roused to see a motion in the snow away below (я встряхнулся, увидев какое-то движение в снегу далеко внизу; to rouse – будить, поднимать; побуждать, воодушевлять), near where the thorn-trees stood very black and dwarfed (возле /того места/, где колючие деревца стояли, очень черные и крохотные; thorn – колючка, шип; колючее растение; dwarf – карлик; карликовое животное или растение; to dwarf – останавливать рост; заставлять казаться маленьким), like a little savage group, in the dismal white (словно кучка пигмеев, среди гнетущей/зловещей белизны; savage – дикарь). I watched closely (я пристально всматривался). Yes, there was a flapping and a struggle (да, хлопанье крыльев и какая-то возня; to flap – колыхать/ся/; махать, хлопать; ударять, хлопать крыльями /о птице/; struggle – борьба) – a big bird, it must be, labouring in the snow (большая птица, должно быть, барахталась в снегу; to labour – трудиться; двигаться, продвигаться с трудом). I wondered (я удивился).

 Nothing stirred the whole day – no plume fell off the shrubs, the valley was as abstracted as a grove of death. I looked over at the tiny, half-buried farms away on the bare uplands beyond the valley hollow, and I thought of Tible in the snow, of the black, witch-like little Mrs. Goyte. And the snow seemed to lay me bare to influences I wanted to escape.

In the faint glow of half-clear light that came about four o’clock in the afternoon, I was roused to see a motion in the snow away below, near where the thorn-trees stood very black and dwarfed, like a little savage group, in the dismal white. I watched closely. Yes, there was a flapping and a struggle – a big bird, it must be, labouring in the snow. I wondered.

Our biggest birds, in the valley, were the large hawks (нашими самыми крупными птицами в долине были большие ястребы) that often hung flickering opposite my windows, level with me (которые часто зависали паря напротив моих окон, вровень со мной; to flicker – мерцать; бить, хлопать крыльями; flickering – мерцающий; парящий /о птицах/; level – уровень; одинаковый уровень), but high above some prey on the steep valley-side (но гораздо выше добычи на крутом склоне долины). This was much too big for a hawk (эта была слишком крупной для ястреба) – too big for any known bird (слишком крупной для какой-либо известной /мне/ птицы). I searched in my mind for the largest English wild birds – geese, buzzards (я перебирал в памяти самых больших английских диких птиц – гуси, канюки).