Анна Каренина. Черновые редакции и варианты

Толстой Лев Николаевич

IV.

Гости собрались вс прежде хозяина. Степанъ Аркадьичъ опоздалъ на полчаса, но ничто не могло противустоять его bonne humeur, [1258] и всмъ показалось естественнымъ, что онъ опоздалъ, задержанный Прокуроромъ Синода, до котораго у него было дло. Онъ оживилъ и соединилъ всхъ гостей въ одну минуту. Разсказалъ кучу приключеній, которыя съ нимъ были въ этотъ день, кучу анекдотовъ и послднихъ новостей о ссор предводителей, о здоровь старухи Нарышкиной. Онъ всхъ видлъ, все зналъ. Кром того, онъ усплъ распорядиться послать за дорогимъ виномъ (Онъ остался недоволенъ тмъ, которое приготовила жена) и задержалъ обдъ. Обдали въ этотъ день у Алабиныхъ четверо гостей: ея сестра съ прелестными волосами и шеей, красавица Китти, или Катерина, та самая, которая, какъ онъ слышалъ, должна была когда-то вытти за [1259] Ордина и которая поэтому интересовала его, племянникъ Алабина, сосредоточенный, мудреный студентъ, окончившій курсъ

и [1260] черный молодой сельскій житель Равиновъ, появлявшійся иногда въ Петербургскомъ свт, извстный ему своими хотя умными, но рзкими сужденіями обо всемъ, и еще товарищъ Алабина, толстый гастрономъ и весельчакъ Туровцинъ. Дти не обдали за столомъ, и Долли, очевидно, была неспокойна и не въ своей тарелк.

1258

[хорошему настроению,]

1259

Зачеркнуто: Гагина

1260

Зач. Равскій

Лакей въ бломъ галстук объявилъ, что кушанье готово, тогда, когда принесли бургонское и ликеръ, и Степанъ Аркадьичъ пригласилъ къ водк. Разговоръ, какъ всегда, невяжущійся при ожиданіи обда, оживился, тоже какъ всегда, передъ столомъ, уставленнымъ красивыми графинами 6-ти разнообразныхъ водокъ и десятка сыровъ съ серебряными лопаточками и безъ лопаточекъ, жестянокъ консервовъ, грыбковъ и крошечныхъ ломтиковъ французскаго хлба съ parmez[аномъ] паутиной вмсто мякиша [1261]

1261

Против этого абзаца написано: Она до слезъ краснетъ, встртивъ его.

Съ полными ртами и мокрыми губами отъ пахучихъ водокъ, разговоръ оживился между мущинами у закуски.

— Неужели ты опять былъ на гимнастик? — сказалъ Степанъ Аркадьичъ съ полнымъ ртомъ, подсовывая красный сыръ шаромъ Алексю Александровичу и обращаясь къ Равскому и лвой рукой ощупывая его стальную мышцу, какъ и красный сыръ, выставляющуюся подъ тонкимъ чернымъ сукномъ сюртука. Ровскій напружилъ по привычк мышцу и улыбнулся, блеснувъ своими агатово черными глазами и блыми зубами.

— Не могу, я бы умеръ въ город, если бъ не гимнастика. На искуственную жизнь нужны искуственные поправки. Въ деревн, когда я сдлаю почти каждый день верстъ 30 верхомъ или пшкомъ, — говорилъ онъ, сторонясь съ мягкимъ поклономъ извиненія передъ дамами, которыхъ хозяйка подводила къ закуск.

— Да, это Самсонъ, — сказалъ Степанъ Аркадьичъ, обращаясь къ Алексю Александровичу, который своими тихими, добрыми глазами смотрлъ любопытно на Ровскаго.

— Куда же вы здите такъ далеко, — сказала красавица, ловя своей вилкой, которую она держала своими розовыми пальчиками, грибъ непокорный и встряхивая кружевами на рукав. — Куда же вы такъ далеко здите? — сказала она, въ полуоборота оглядываясь на него, такъ что завитокъ волосъ легъ ей по щек, и улыбаясь.

Онъ тоже улыбнулся.

— Если бы спросить у Сухотина (это былъ новый Репетиловъ), куда онъ цлый день здитъ, онъ не могъ бы сразу отвтить — нужно. Такъ мн кажется, что ему не нужно, а вамъ можетъ показаться, что мн не нужно.

«Онъ говоритъ хорошо, хоть и длинно немного, и онъ лучше, чмъ я прежде полагалъ, — подумалъ Алексй Александровичъ, глядя на него. — Врно тутъ есть между ними что-нибудь. Кто изъ нихъ будетъ несчастный?» подумалъ онъ, такъ какъ съ мыслью о брак для него необходимо соединялось понятіе о несчастьи однаго изъ супруговъ. Когда садились, все перекрестились, кром студента, который, стараясь не быть замченнымъ, метнулъ на всхъ глазами. Долли и Степанъ Аркадьичъ перекрестились чуть чуть, Алексй Александровичъ просто, Равскій съ афектаціей. Все было хорошо за столомъ, но чувствовалось опытному въ свт, какъ Алексй Александровичъ, человку, что въ обд этомъ было усиліе. Еслибы не добродушная верва [1262] Степана Аркадьича, усиліе это было[бы] еще замтне. Степанъ Аркадьичъ былъ такъ милъ, разговорчивъ, веселъ, натураленъ, хозяйка такъ мила и граціозна, несмотря на то, что она длала надъ собой очевидное усиліе, что Алексй Александровичъ здсь, въ Москв, въ сфер незнакомыхъ ему людей и увренный въ томъ, что никто не знаетъ про его отношеніе къ жен, на время забылся и увлекся общимъ разговоромъ, который переходилъ незамтно отъ однаго интереснаго разговора къ другому, привлекая всхъ къ участію, даже и студента, котораго, если онъ молчалъ, Долли задирала и вводила въ разговоръ. [1263] Ровскій особенно интересенъ былъ Алексю Александровичу. Онъ измнилъ о немъ прежнее мнніе, что онъ былъ несоотвтственно съ своими способностями гордый человкъ; теперь Алексй Александровичъ видлъ — отъ того ли, что онъ выказывалъ больше истиннаго ума и обширное образованіе, или отъ того, что онъ сбавилъ гордости, — все это отъ присутствія красавицы, за которой онъ, очевидно, ухаживалъ, но онъ былъ очень и очень замчательный человкъ, и Алексй Александровичъ интересовался имъ. Но вдругъ разговоръ,

переходившій съ общественнаго, ученаго, музыкальнаго предмета на музыку и ея критик[овъ], онъ долго остановился, вдругъ разговоръ перешелъ въ конц обда на послднюю французскую полемику между Dumas и E. Girardin и l'homme femme. Разговоръ при дамахъ велся такъ, какъ онъ ведется въ хорошемъ обществ, т. е. искусно обходя все слишком сырое, и разговоръ занялъ всхъ сильно, несмотря на то, что Долли, понявъ всю тяжесть этаго разговора для Алекся Александровича, хотла замять его. Студентъ и Ровскій стали спорить. Ровскій, очевидно, говорилъ для красавицы, такъ что, когда она ушла, онъ косился на нее, оставшись въ зал, когда она ушла. Алексй Александровичъ молчалъ и слушалъ. Степанъ Аркадьичъ сталъ на сторону студента и поддерживалъ его противъ сильной и немного многословной полемики Ровскаго. Студентъ, разумется, защтцалъ права женщины, Ровскій развивалъ и подкрплялъ мысль Дюма. Онъ говорилъ, что ее надо убить. И это мнніе такъ шло къ его атлетической фигур, чернымъ глазамъ и зловщему ихъ блеску, что невольно врилось, что онъ говорилъ то, что думалъ. Алексй Александровичъ не раздлялъ ни мнніе студента, ни мнніе Ровскаго. Онъ даже не понималъ ихъ.

1262

[живость]

1263

Рядом с текстом последних двадцати строк на полях написано:

[1] Анненковъ и Юрьевъ о правахъ женщинъ. [2] Не права, а обязанности. Мужчины требуютъ правъ кормилицы. [3] Степанъ Аркадьичъ на сторон, правъ женщинъ. Сейчасъ видно будетъ, на чьей онъ сторон. Неизвстно какое химическое тло, но основаніе или кислота.

— Неврность жены, — говорилъ Юрьевъ, — есть ничто иное, какъ заявленье своего права, равнаго праву мущины.

— Но мущина, ошибившійся и поправляющійся, всетаки иметъ привлекательность для женщины, а женщина ужъ не то.

— Это предразсудокъ.

— Хорошъ предразсудокъ. Предразсудокъ не любить ягоды съ лотка, захватанные разнощикомъ, а любить съ куста.

— Кром того, женщина развитая не ошибется, не запирайте ее, дайте ей высшее образованіе.

— Да мущины ошибаются же молодые, и женщины будутъ ошибаться.

— Ну и будутъ. [1264]

Алексй Александровичъ слушалъ внимательно, ничего не говоря. Ему чувствовалось, что они говорятъ о томъ, чего не знаютъ, не испытали. Ему напоминалъ этотъ споръ то, какъ бы спорили люди на суш, да и никогда не плававшіе, о томъ, какъ надо управлять кораблемъ, когда половина снасти поломана и корабль на боку заливается водой и бьетъ втромъ. Но онъ слушалъ какъ прикованный, и, призвавъ на свое спасенье свое [1265] непроницаемое выраженіе, приличное сановитому и пожилому, умному человку, слушалъ ихъ рчи <и тяжело страдалъ внутренно>.

1264

Рядом на полях написано: [1] <Гастрономъ Безобразовъ только думалъ о томъ, чтобъ найти le mоt pour rire [веселое словцо], a онъ въ кори ходилъ за дтьми>. [2] А ухаживалъ за дтьми въ кори.

1265

Зачеркнуто: доброе

Алексй Александровичъ ждалъ, что кто нибудь скажетъ о дтяхъ, и обрадовался когда Ровскій сказалъ:

— A дти? Кто ихъ воепитаетъ?

Но Юрьевъ откинулъ шутя это возраженіе:

— Дти есть открытая обязанность того, кто хочетъ ими заняться, иметъ способность къ этому. Правительство, общество, отецъ, мать, кто хотятъ.

«Ну а если никто не захочетъ», подумалъ Алексй Александровичъ, но Ровскій не сказалъ этаго. Онъ, видимо, соглашался, что это вопросъ пустой. Онъ только замтилъ, что могутъ возникнуть споры между отцомъ и матерью. Но Юрьевъ, не считая нужнымъ возражать на это, повелъ дальше вопросъ (пониманіе вопроса). Онъ сказалъ, что съ общей точки зрнія человчество только выиграетъ отъ этаго, и не будетъ монашествующихъ по ложнымъ понятіямъ супруговъ, каковыхъ много, и больше будетъ населенія.

Алексй Александровичъ тяжело вздохнулъ, чувствуя, что онъ не найдетъ здсь не только ршенія занимавшаго его дла, но что они даже и не знаютъ того, что его занимаетъ. Они говорили, какъ бы говорили дти и женщины о томъ, что глупо и брить бороду и носить бороду, потому что у нихъ не выросла еще борода.

— Позвольте, нтъ, позвольте, — заговорилъ Ровскій.

Алексй Александровичъ думалъ, что хотя вопросъ о увеличеніи народонаселенія и нейдетъ къ длу, но онъ думалъ, что онъ скажетъ, что семья до сихъ поръ есть единственное гнздо, въ которомъ выводятся люди. Но Ровскій на то закричалъ:

— Позвольте.

Онъ началъ приводить статистическія данныя о томъ, что въ Магометанств и въ другихъ многоженственныхъ народахъ населеніе увеличивается больше, чмъ у Христіанъ. Однако въ середин своего разговора онъ вдругъ остановился. Жаръ спора его простылъ, и, несмотря на то, что ему легко было теперь опровергнуть своего спорщика, онъ улыбнулся и, что то пробормотавъ, вышелъ изъ комнаты. Онъ услыхалъ въ гостиной звуки прелюдіи любимаго его романса и зналъ, что это заиграла она, и зналъ, что это значило, что она зоветъ его. Когда онъ подошелъ къ фортепьяно, она встала и улыбнулась.