Антропологическая поэтика С. А. Есенина. Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций
Шрифт:
В потустороннем и земном мирах неизменной остается осиянность души, в колористическом плане показанная белым цветом, изливающимся светом, исходящей лучистостью; иногда свечение души многоцветно и радужно. Это свойство души представлено в стихах «Только мне не плачется – на душе светло » (I, 28 – «Выткался на озере алый свет зари», 1910); « На душе – лимонный свет заката » (IV, 241 – «Может, поздно, может, слишком рано…», 1925); «Радугой тайные вести // Светятся в душу мою» (I, 34 – «Сыплет черемуха снегом…», 1910). Однако гибель души осознается через потерю света, угасание: «И, улыбаясь, душой погас » (I, 288 – «Синий туман. Снеговое раздолье…», 1925).
Обычно в понимании Есенина душа – активная субстанция, особенно если это душа поэта. Так, в стихотворении «На Кавказе» (1924) об А. С. Пушкине говорится: « Слагал душой своей опальной» (II, 107). Эта же строка показательна в том отношении, что содержит выражение «душа опальная» как показатель ее социальной характеристики и как реализацию фольклорного мотива гонений и изгнанничества. Занятие поэта – отдавать самое сокровенное в себе людям: «Всю душу выплещу в слова» (II, 161 – «Мой путь», 1925).
Сущность души постепенно изменяется, проходя через череду различных психических состояний; она, как человек в целом, приобретает опыт – как это показано у Есенина в «Письме к женщине» (1924): «Их мало, с опытной душой , // Кто прежним в качке оставался» (II, 123). Исходная позиция – неопытная душа (вне зависимости от возраста человека) – также встречается в сочинениях Есенина: «Наивность милая // Нетронутой души !» (II, 139 – «Письмо деду», 1924) или «Все неловкие души // За несчастных всегда известны» (III, 190 – «Черный человек», 1923–1925).
Умело подобранные Есениным к душе разнообразные синонимичные эпитеты возводят ее в ранг самоценной личности, представляют ее самодостаточным объектом, равнозначным человеческой особи; иначе говоря, лексема «душа» адекватно замещает понятие человека. Одновременно свойства души определяют характер человека и степень его взросления: «Чтоб озорливая душа // Уже по-зрелому запела» (II, 165); в основе этой фразы лежит народное выражение «душа поет». Нравственная оценка души просматривается в эпитете « правдивой души », приложенной Есениным в 1915 г. к Глебу Успенскому (V, 234).
Отсвет христианской нравственности заметен в определении « взыскующих душ » (V, 235), данном в заметке с условным названием «О сборниках произведений пролетарских писателей» (1918). Христианская идея о грешности и гибельности души звучит в ряде произведений Есенина: «Помолись перед ликом Спасителя // За погибшую душу мою» (I, 23 – «За горами, за желтыми долами…», 1916); «Но люди – все грешные души » (III, 159 – «Анна Снегина», 1925).
В народном представлении душа содержится в теле, которое ценно только при этом условии: «Как душа выходит, то тело хоть выбрось», [1090] – говорят в д. Инкино Касимовского р-на Рязанской обл. Аналогично рассуждал Есенин: «Если душу вылюбить до дна, // Сердце станет глыбой золотой» (I, 169 – «Руки милой – пара лебедей…», 1925). Поэт представил душу в телесной оболочке: «Слишком я любил на этом свете // Все, что душу облекает в плоть » (I, 210 – «Мы теперь уходим понемногу…», 1924). В книге «Песни русских сектантов мистиков» (1912) в приложенном «Объяснительном словаре» Т. Рождественского помещено понятие «плоть», трактуемое как элемент двучленной оппозиции «душа – тело»: «Для торжества духа он должен победить плоть, подчинить ее себе, и путем этой победы достигается обожествление его и самой плоти, которая может стать Храмом Божиим, “пречистым телом”, “пречистыми мощами”… Главными средствами для умерщвления плоти служат посты… и раденья…». [1091] Эту или аналогичную по тематике книгу поэт мог читать или слышать от проживавшего у хлыстов Данковского у. Рязанской губ. своего друга-врага Н. А. Клюева подобное объяснение. Интерес Есенина не только к ортодоксальному православию, но и к христианским сектам известен и хорошо просматривается в его сочинениях.
Современники Есенина применяли к самому поэту идиомы, в которых отразилось народное представление о душе как о какой-то субстанции, состоящей из частей или частиц, обладающей вещественностью. Так, А. Евгеньев в статье «Перлы и адаманты имажинизма» рассуждал о Есенине и А. Б. Кусикове как о поэтах, которые, если применить идиому, «всеми фибрами души своей» [1092] (фибра – устар. жилка, нерв ) были тесно связаны в своей лирике с родным краем.
Сам же Есенин полагал душу составной субстанцией, устроенной подобно человеческому организму, разложимому на телесные детали. Так, в ряде статей поэт однотипно рассуждал о закономерностях искусства, что « вытягивается из тела руками души , как из мешка» (V, 208 – «Ключи Марии», 1918); употребил метафору о зарождении творчества как сохранении пламени лампады, которое «нежно оберегалось от ветра ладонями его взыскующих душ » (V, 235 – «О сборниках произведений пролетарских писателей», 1918). Всеохватное начало, заложенное в понятии человеческой души, у Есенина представлено посредством ее наделения «руками», «ладонями» и подобными лексемами из этого семантического поля.
Соотнесенность тела и души типична для фольклора. Из подборки г-на Востокова «Пословицы и поговорки, собранные в Рязанском, Михайловском и Зарайском уездах Рязанской губернии, существующие во всяких классах народонаселения» (1890) известен паремийный текст: «Нарвешься на такое дело, что держи крепче душу и тело» (см. выше). И в д. Волхона, соседствующей с родным Есенину селом Константиново, парность души и тела встречается в начальной заговорной формуле: «Когда ложиться спать, там вот такая молитва там:
Ангел мой,
Хранитель мой,
Спаси мою душу ,
Сохрани моё тело ! <…>». [1093]
По мнению Есенина, душа и тело, при их прижизненной неразлучности, тем не менее проходят свои стадии времени, подчиняющиеся разным системам хронологических координат: «…проверить себя не по годам тела, а по возрасту души , ибо убеленный сединами старец иногда по этому возрасту души равняется всего лишь пятнадцатилетнему отроку, которого за его стихи Феб приказал выпороть» (V, 204 – «Ключи Марии», 1918).
С душой, как и с телом, соотносимы состояния здоровья и болезни. В «Сказке о пастушонке Пете…» (1925) дважды поставлены рядом одинаковые ощущения душевного и телесного порядка (лексема «живот» означает жизнь и тело, в том числе и живот как часть туловища): «И дрожишь полсутки // То душой , то телом » и «Взяли раз Петрушу // За живот , за душу » (II, 169, 172). В ряде стихотворений зафиксировано душевное нездоровье как одно из жизненных проявлений: «С больной душой поэта» (II, 132 – «Ответ», 1924); «И на душе // С того больней и горьше…» (II, 128 – «Письмо от матери», 1924); « Душа сжимается от боли » (II, 143 – «Ленин», 1924); «Снова выплыла боль души » (I, 208 – «Сукин сын», 1924).