Антропологическая поэтика С. А. Есенина. Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций
Шрифт:
Этот текст по смыслу тождественен анекдотической ситуации, случившейся с самим Есениным и зафиксированной его приятелем И. И. Старцевым:
Возвращаемся однажды на извозчике из Политехнического музея. Разговорившись с извозчиком, Есенин спросил его, знает ли он Пушкина и Гоголя.
– А кто они такие будут, милой? – озадачился извозчик.
– Писатели, знаешь, памятники им поставлены на Тверском и Пречистенском бульварах.
– А, это чугунные-то! Как же, знаем! – отвечал простодушный извозчик.
– Боже, можно окаменеть
Тот же анекдотический случай зафиксировал А. Б. Мариенгоф в «Романе без вранья» (1927) с датировкой:
Мне вспомнилось другое 31 декабря. В Политехническом музее – «Встреча Нового года с имажинистами». Мы с Есениным – молодые, здоровые. <…> Есенин заводит с извозчиком литературный разговор:
– А скажи, дяденька, кого ты знаешь из поэтов?
– Пушкина.
– Это, дяденька, мертвый. А вот кого ты из живых знаешь?
– Из живых нема, барин. Мы живых не знаем. Мы только чугунных. [2125]
Анекдотическая ситуация была расхожей в первые послереволюционные годы, она являлась обыденной и типичной. Ее привел А. Н. Толстой во вступительной статье «О читателе (В виде предисловия)» к сборнику 1925 г.:
Сразу стало легко. В конце концов, не Каратаевы же книжки читают.
– Извозчик, скажи-ка, братец мой, читал ты Метерлинка?
– Чего? Какой же это читатель! Народники и те на нем зубы сломали. [2126]
А корабль с именем Есенина действительно существовал, даже если хронологическая привязка его ошибочна. Причем если бы пароход был вымышлен, то он стал бы фактом фольклора, что еще более примечательно в отношении процесса возведения в культ фигуры Есенина. Учительница Б. Лев в 1969 г. прислала письмо в журнал «Нева» с сообщением об этом: «Пятнадцать лет назад на голубых дорогах Московского речного пароходства впервые появился комфортабельный пассажирский пароход “Сергей Есенин”. Экипаж судна высоко чтит память русского поэта. В салоне оборудован музей, посвященный Сергею Есенину. <…> В каждом рейсе на литературных встречах выступают искусствоведы, артисты, писатели…». [2127]
В школьном фольклоре бытует анекдот о встрече трех поэтов – Есенина, Маяковского и А. А. Вознесенского (неважно, что последний родился позже – в 1933 г., развивал в своем творчестве поэтику В. В. Маяковского, первый сборник стихов опубликовал в 1962 г.). Объектом пародирования стало уже нашедшее свое место в народной песенной поэзии стихотворение Есенина «Береза» (1913) в контаминации с менее известным «Листья падают, листья падают…» (1925):
Встретились Есенин, Маяковский и Вознесенский. Решили написать стихи на одну тему. Видят: девушка под деревом … Есенин говорит:
Белая береза
Под окном стоит,
Молодая дева
Под березой … [2128]
Исходными текстами можно считать есенинские строки: «Белая береза // Под моим окном» (IV, 45) и «Я хотел бы теперь хорошую // Видеть девушку под окном» (I, 235).
Через двадцать с небольшим лет, уже в XXI веке был рассказан к случаю (как комментарий к прикрыванию рта при зевоте) анекдот про двух поэтов (вспомните мотив плевания в урны в фольклорной песне):
Маяковский сказал:
Люди! Будьте культурны!
Не плюйте на пол,
А плюйте в урны!
А Есенин ответил:
Люди стали все культурны,
И стоят повсюду урны,
Никто на пол не плюёт,
Плюнет в урну и пойдёт. [2129]
От поэтической стилизации – к центонности: часть 1-я (от А. Финкеля…)
Параллелью к пародированию стихотворений Есенина в фольклоре посредством их переделок в песни является литературная стилизация без намеренного «снижения» образности исходного произведения. Так, уже при жизни Есенина, в 1919 году, появилось стихотворение 20-летнего А. Финкеля про козла, созданное «по мотивам» есенинской лирики:
Рязанские лощины,
Коломенская грусть.
Одна теперь в долине
Живу я и томлюсь.
Козел мой златорогий
Гулять умчался в лес.
И свечкой четверговой
Горел окрай небес.
<…>
Я проклинаю Китеж
И тьму его дорог,
Восстал бездонный вытяж,
Разорван козий бог.
Стучали волчьи зубы
В тарелки языков.
Опять распят, погублен
Козлиный Саваоф.
О, лебедь гнутых ножек
И ножек серый гусь.
Рязанские дорожки,
Коломенская грусть. [2130]
Этот текст появился в анонимном сборнике «Парнас дыбом» (Харьков, 1925), включавшем три раздела – «Про: козлов, собак и веверлеев», которые были созданы выпускниками Академии теоретических знаний в Харькове и будущими учеными Э. С. Паперной, А. Г. Розенбергом и А. М. Финкелем, изучавшими приметы индивидуального стиля поэтов разных веков и народов. (Примечательно, что Есенин посещал Харьков в 1920 году: 23 марта выехал туда вместе с А. Б. Мариенгофом и А. М. Сахаровым, 19 апреля выступил с Мариенгофом и Велимиром Хлебниковым в Харьковском городском театре с чтением стихов, 22–28 апреля возвратился в Москву; в середине апреля вышел из харьковской печати коллективный сборник «Харчевня зорь» с поэмой «Кобыльи корабли». [2131] ) Авторы поставили шутливую задачу – представить, как бы могли сочинить произведения различные литераторы про один из заранее оговоренных трех персонажей. В преамбуле «Вместо предисловия. Разговор книгопродавца с поэтом» А. М. Финкель (опять же без указания своего авторства) привел фамилию Есенина в перечислении наиболее оригинальных писателей:
И пронеслися предо мной
Толпою призрачных видений
Те, кем гордится род земной:
Здесь Данта был суровый гений,
Здесь был слепой певец Омир,
Некрасов, Франс, Крылов, Твардовский,
Есенин, Эренбург, Шекспир,
Ахматова и Маяковский. [2132]
Интересно, что при переиздании сборника в 1927 г., после смерти Есенина, его фамилия исчезла из перечня писателей, но и сам список оказался наполовину измененным: Некрасов, Франс, Уайльд, Жуковский, Ахматова, Бальмонт, Шекспир, Юшкевич, Пушкин, Маяковский. [2133]