Антропологическая поэтика С. А. Есенина. Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций
Шрифт:
Есенина притягивало само имя родной матери: поэт упоминал его в лирике – «Хороша была Танюша, краше не было в селе» и «Не кукушки загрустили – плачет Танина родня, // На виске у Тани рана от лихого кистеня» (I, 21 – 1911; первоначальное заглавие «Танюша» – I, 312); «Прохожий, // Укажи, дружок, // Где тут живет Есенина Татьяна?» (II, 90 – «Возвращение на родину», 1924); «Тани нет. Тани нет, // А мне ее надо» (IV, 193 – «Форма. 2. Народная. Подражание песенке матери», 1924). Есенин назвал Татьяной свою дочь, рожденную в браке с З. Н. Райх 11 июня 1918 года (VII (3), 306).
Ипостаси образа матери: Божья Матерь, родина-мать, природа-мать
Есенинский образ матери является в каком-то плане всеобъемлющим: это мать человеческая, Божья Матерь, мать-ведьма, Родина-мать, правда-мать, природа-мать и матушка сыра земля. Все семь ипостасей подвержены взаимному проникновению и, более того, в крестьянском восприятии неотделимы друг от друга, что легко усматривается в контексте произведений Есенина. Отдельные ипостаси также могут быть представлены как самостоятельные и вычленяются из общего и единого материнского архетипа.
Ипостаси Божьей Матери уделено огромное, всепоглощающее внимание в ряде юношеских стихотворений и «маленьких поэм» Есенина, когда у автора только закладывался и формировался высокий нравственный идеал женщины-родительницы. Как правило, подчеркиваются две сущностных черты Богоматери: это неразложимое материнство-девичество (выраженное через «Матерь Дево» в русском православии и у Есенина – «Мати Пречистая Дева // Розгой стегает осла», II, 59) и постоянное ощущение ее присутствия с младенцем на руках.
Для Есенина важен именно тип матери, представленный неразложимой парой «мать с сыном», который был создан соположением Богородицы с младенцем Иисусом на руках (особенно в его зримом восприятии на богородичных иконах) с собственной матерью, воспринимаемой нераздельно от сына, себя самого. К сожалению, такое восприятие архетипа матери как жизненно необходимого не было дано Есенину с раннего детства (известно, что мать мальчика покинула на несколько лет сельский дом – ушла в город в прислуги искать заработка). Образ заботливой матери – этот ведущий нравственный идеал – был сознательно сформирован усилиями воли ребенка, приобретен путем философских рассуждений и усвоен по аналогии с реальной фигурой родной бабушки и Богородичным каноном икон.
В Государственном музее-заповеднике С. А. Есенина в с. Константиново сохранились две богородичные иконы из дома поэта. Притягательным колоритом народной речи веет от краткого описания этих икон в архивном реестре V «Памятные вещи»: «27. ОФ 18/1. Икона “Казанская Божья Матерь”» (ею благословляли Т. Ф. Есенину на свадьбе); «28. ОФ 18/2. Икона “Казанская Божья Матерь”» (по мнению священника, это иконописный тип – Богородица Высокое Небо). Эти «родовые» иконы – их образные сущности и названия – перекликаются с покровительственной сутью церкви села Константиново, возведенной в честь Казанской иконы Божьей Матери.
Праздник Казанской иконы Божьей Матери жители с. Константиново до сих пор называют «козырнПм», престольным: «А Казанская бываеть летняя, Казанская Божья Мать вот у меня икона, 4-го ноября – это называется осенняя Казанская в Кузьминске, у них приход осенний, а у нас летний. Да, у нас два престола: Казанская и Софиин день». [880]
Односельчанка и соседка семьи Есениных вспоминала об их семейной иконе, которой с детства молился будущий поэт: «Но до наших дней осталась одна икона – вот эта Казанская Божья Мать – благословение матери. Когда девушку выдают замуж, благословляют, ну вот, благословляют Спасителем <жениха> или Казанской <невесту>. А это вот Казанская Божья Мать». [881]
Сохранился экземпляр (РГАЛИ) с владельческой надписью Есенина на книге Н. П. Кондакова «Иконография Богоматери. Связи греческой и русской иконописи с итальянской живописью раннего Возрождения» (т. 1, 1914). Следовательно, Есенин изучал изобразительные богородичные каноны и историю возникновения образа Богородицы, и приобретенные иконографические знания помогли поэту зримо и глубоко прочувствованно живописать Богоматерь в собственных стихах. Именно иконописная Богородица, осознаваемая как божественная дочь земных деда с бабкой и продолжательница всего человеческого рода, запечатлена Есениным в стихотворении «К теплому свету, на отчий порог…» (1917), где «Светлая Дева в иконном углу» и «Держит их внука она на руках» (IV, 159).
Образ Богородицы с Иисусом также отражен во многих есенинских строках: «А Христос сидел на руках у Матери // И смотрел с иконы на голубей под крышею» (II, 30 – «Товарищ», 1917; подробнее см. в главе 3).
Множество зарисовок в своеобразной форме «жанровых картин» изображают Богоматерь с младенцем на фоне небесного пейзажа, что восходит к типу иконы Богородица Высокое Небо из родного дома Есенина: «Говорила Божья Матерь сыну // Советы» (I, 114 – «То не тучи бродят за овином…», 1916); «На легкокрылых облаках // Идет возлюбленная Мати // С Пречистым Сыном на руках» (I, 44 – «Не ветры осыпают пущи…», 1914) и др. Такое небесно-пейзажное изображение героини в стихах Есенина вызвано давней иконной традицией возносить Богородицу на небо, располагать ее фигуру на облаках. Этот тип иконы, исполненной в манере реалистической живописи, более присущ традициям нового времени, заимствованным с Запада. Историю такой нехарактерной для России иконографии вкратце очертил Ф. И. Буслаев в статье 1866 г. «Общие понятия о русской иконописи» (часть I «Сравнительный взгляд на историю искусства в России и на Западе»): «Потому в изображении Богородицы с Христом-Младенцем иконопись избегает намеков на природные, наивные отношения, в которых с такою грациею высказываются нежные инстинкты между обыкновенными матерьми и их детьми. Древний тип Богородицы- Млекопитательницы , общий Западу и Востоку, на Западе получил самое разнообразное развитие; на Востоке же хотя и сохранился как остаток предания, но менее занимал воображение художников, нежели тип строгий…». [882]
И все-таки, как продолжил мысль известный Есенину филолог Ф. И. Буслаев, русскому православию наиболее присущ «тип строгий, отрешенный от всяких намеков на земные отношения между матерью и младенцем. С этой целью Богородица изображается в нашей иконописи более задумчивою и углубленною в себя, нежели внимательною к носимому ею, и только наклонением головы иногда сопровождает она выражение на лице какого-то скорбного предчувствия, обыкновенно называемого “ умилением ”. Вообще в ней слишком много мужественного и строгого, чтоб могла она низойти до слабостей материнского сердца…». [883] Однако такой тип православной Богородицы в сознании Есенина, вероятно, удачно гармонировал со сдержанным нравом родной матери.
Неразложимое святое материнство-девичество – «В три звезды березняк над прудом // Теплит матери старой грусть» (I, 143 – 1918) – трактуется современным литературоведом из Киева Л. А. Киселевой как изображенные на иконах символические знаки – звезды Богородицы до Рождества Христова, в Рождество и после Рождества. [884] Есенин мог прочитать в статье «О народной поэзии в древнерусской литературе (Речь, произнесенная в торжественном собрании Московского университета 12 января 1859 г.)» уважаемого профессора Ф. И. Буслаева о сути «трех звезд» на головном покрове Богородицы. Полемическая перекличка Есенина с Ф. И. Буслаевым заметна в «Ключах Марии» (1918).