Базар житейской суеты. Часть 3

Теккерей Уильям Мейкпис

Но всего чаще онъ пробовалъ извернуться разными шуточками, объявляя, напримръ, что «майоръ Доббинъ еще слишкомъ молодъ для поддержанія хозяйства, и поэтому написалъ онъ недавно письмо къ своей мама, требуя отъ нея приличныхъ наставленій и совтовъ; соотвтствующихъ такому торжественному случаю въ его жизни».

Этого мало. Безсовстный Одаудъ, въ частныхъ сношеніяхъ съ майоромъ, считалъ даже своей обязанностью предостеречь его противъ козней своей жены и сестры.

— Смотри, братъ Добъ, говоридъ оии держи ухо востро. У меня тамъ собираются навести на тебя такую баттарею… понимаешь? Жена выписала недавно изъ Европы огромный ящикъ разнаго хлама, и между прочимъ кусокъ розоваго атласа для Глорвины. Это не поведетъ къ добру, если ты разинешь ротъ, пріятель, атласъ сдлаетъ свое дло, и ты какъ-разъ попадешь въ силки.

Дло въ томъ однакожь, что ни красота, ни хитрыя изобртенія моды, не оказывали побдительнаго вліянія на сердце майора. Почтенный другъ нашъ создалъ въ своемъ мозгу

особый женскій идеалъ, нисколько не похожій на миссъ Глорвину въ ея розовомъ атлас. Кроткая, слабая и нжная женщина въ черномъ плать, съ большими глазами и каштановыми волосами; говоритъ она очень рдко, и мелодическій голосокъ ея не иметъ ни малйшаго сходства съ голосомъ Глорвины; нжная молодая мать съ ребенкомъ на рукахъ, съ улыбкой приглашающая майора взглянуть на этого младенца, розощекая двочка, которая когда-то порхала и пла какъ беззаботная птичка на Россель-Сквер, и потомъ, любящая и счастилвая, облокачивалась на плечо втреннаго Джорджа Осборна — таковъ былъ этотъ образъ, наполнявшій, денно и нощно, всю душу честнаго майора. Очень можетъ быть, что Амелія не совсмъ была похожа на портретъ, созданный воображеніемъ майора, хранилась у него въ одномъ изъ ящиковъ конторки модная картинка, которую Вилльямъ еше въ Лепдон, укралъ дома у своихъ сестеръ и привезъ въ Индію на свою мадрасскую квартиру, это, по его словамъ, совершеннйшая копія мистриссъ Эмми. Я видлъ картинку и могу уврить, что на ней было намалевано лицо какой-то бездушной куклы въ модномъ плать. Почему знать? Легко статься, что сантиментальная Амелія мистера Доббина была столько же непохожа на дйствительную мистриссъ Эмми, какъ и эта нелпая картинка, на которую онъ любовался въ сердечной простот? Но разв не вс влюбленные настроены на одинъ и тотъ же ладъ? И кто знаетъ, лучше ли имъ будетъ, если холодный разсудокъ разоблачитъ передъ ними обожаемый предметъ во всей нагот, и они должны будутъ признаться, что ошибались? Мистеръ Доббинъ именно находился подъ вліяніемъ этой чарующей силы, которая страннымъ образомъ извращаетъ обыкновенныя идеи к понятія здороваго человка. Онъ не любилъ ни съ кмъ разговаривать о своихъ чувствахъ, спалъ себ спокойно, и кушалъ съ удовлетворительнымъ аппетитомъ, несмотря на пассію своего сердца. Голова его немного посдла съ той поры, какъ мы видли его въ послдній разъ, но чувства его ннсколько не измнились: не охладли, не огрубли и не постарли. Любовь его была столько же свжа, какъ воспоминанія пожилаго человка о впечатлніяхъ дтскихъ лтъ.

Мы уже сказали, какимъ-образомъ дв миссъ Доббинъ и мистриссъ Эмми писали изъ Европы письма въ Индію, къ майору Доббину. Въ одномъ изъ этихъ писемъ, Амелія, чистосердечно и простодушно, поздравляла своего друга съ приближающимся днемъ бракосочетанія его съ миссъ Одаудъ.

«Сестрицы вашиг только-что сейчасъ бывшія у меня, на Аделаидиныхъ Виллахъ, извстили меня объ истгтномъ событіи, по поводу котораго я считаю своимъ долгомъ принести вамъ свое искреннее поздравленіе. Надюсь, что молодая леди, съ которой, какъ я слышала, вы готовитесь соединитть свою судьбу, окажется, во всхъ отношеніяхъ достойною человка, представляющаго собою олицетворенную доброту, прямодушіе и честность. Бдной вдов теперь остается только молиться за васъ обоихъ, и желать вамъ всякаго благополучія. Джорджинька съ любовію посылаетъ поклонъ своему милому крестному папаш, и надется, что, во всякомъ случа, вы не забудете его. Я сказала ему, что скоро другія, тснйшія узы соединятъ васъ навсегда съ такою особою, которая, по всей вроятности, заслуживаетъ всей вашей любви. Эти узы будутъ конечно сильне всякихъ друіихъ, однакожь, тмъ не мене, я уврена, что бдная вдова и сынъ ея, котораго всегда вы покровительствовали и любили, займутъ и теперь уголокъ въ вашемъ сердц.»

Мысли этого рода были еще сильне развиты въ другомъ посланіи, на которое мы намекнули.

Одинъ и тотъ же корабль привезъ изъ Европы и ящикъ съ модными товарами для леди Одаудъ, и это знаменитое письмо, которое Вилльямъ Доббинъ поспшилъ вскрыть прежде всхъ другихъ пакетовъ, адресованныхъ на его имя. Впечатлеіе, произведенное чтеніемъ интереснаго докумеита было очень сильно, и даже сопровождалось нервическимъ раздраженіемъ въ майор, который съ этой минуты возненавидлъ отъ всего сердца, и миссъ Глорвину, и розовый атласъ, и все, что могло имть какое-нибудь отношеніе къ розовому атласу. Вилльямъ Доббинъ ршительно проклялъ бабьи сплетни и весь женскій полъ. Все въ этотъ день безпокоило его и раздражало. Жаръ былъ несносный, парадъ тянулся очень долго, молодые люди за общимъ столомъ болтали ужасную чепуху. Э, Боже мой! И кому нужно знать, что поручикъ Смитъ настрлялъ столько-то бекасовъ, а прапорщикъ Браунъ выдлывалъ такіе-то курбеты на своемъ новокупленномъ кон? Ему ли степенному мужу сорока почти лтъ, слушать такой вздоръ? Вс эти шуточки наполняли даже стыдомъ майорское сердце, между-тмъ, какъ старикъ Одаудъ, несмотря на огромную лысину на своей голов, хохоталъ до упаду, и слушалъ, съ неимоврнымъ наслажденіемъ, какъ остритъ

лекарскій помощникъ, и какъ потшается вся эта молодежь. Что за странный человкъ, этотъ старикъ Одаудъ! Тридцать лтъ слушаетъ онъ одно и то же, и никогда не надодаетъ ему эта болтовня! Да ужь, если сказать правду, самъ Доббинъ чуть-ли не пятнадцать лтъ сряду былъ постояннымъ и весьма благосклоннымъ слушателемъ всего этого вздора. А теперь?.. Но вотъ кончился скучный обдъ, и полковыя дамы принялись за свои безконечныя сплетни и пересуды. Нтъ, это ужь изъ рукъ вонъ! Нестерпимо! невыносимо!

— О, Амелія, Амелія! восклицалъ майоръ Доббинъ въ глубин своей души, одной теб только былъ я безгранично вренъ, и ты же вздумала упрекать меня! Теб ли оставить понятіе этой, невыразимо-скучной жизни, которую веду я здсь вдали отъ тебя, за океаномъ? Ничего нтъ мудренаго, если мой чувства остаются для тебя загадкой, но за что же ты осуждаешь меня на бракъ съ этой легкомысленной и втренной ирландкой? Это ли достойная награда за мою неизмнную преданность къ теб впродолженіе столькихъ лтъ?

Грустно и тошно сдлалось бдному Вилльяму, горемычному и одинокому больше, чмъ когда-либо. Жизнь съ ея тщеславіемъ и суетою потеряла для него все свое значеніе, и онъ готовъ былъ разомъ покончить эту безвыходную борьбу съ обманутыми надеждами, несбывшимися мечтами. Всю эту ночь провелъ онъ безъ сна, и томился желаніемъ возвращенія на родину. Амеліино письмо разразилось надъ нимъ, какъ бомба; что это была за женщина въ самомъ дл? Никакая врность и никакое постоянство не разогрвали ея сердца. Она, повидимому, вовсе не хотла видть, что онъ любитъ ее. Бросившись въ постель, майоръ Доббинъ продолжалъ къ ней обращаясь съ своей жалобною рчью;

— Великій Боже! Камень-ли ты, Амелія, если не видишь и не чувствуешь, что я одну только тебя люблю въ цломъ мір! Ухаживалъ я за тобой цлые мсяцы, тяжелые, безконечные мсяцы, и что же? ты сказала мн съ улыбкой послднее прости, и совсмъ забыла меня, лишь только переступилъ я черезъ твой порогъ!

Туземные слуги съ удивленіемъ смотрли на майора, встревоженнаго и убитаго горемъ, между-тмъ, какъ прежде онъ всегда былъ такъ холоденъ, спокоенъ и равнодушенъ ко всему. Что, если бы Амелія увидла его въ этомъ положеніи? Пожалла ли бы она своего преданнаго друга?

Майоръ Доббинъ собралъ и перечиталъ вс письма, какія когда-либо писала къ нему мистриссъ Эмми. То были, по большей части, дловыя письма относительно небольшаго имущества малютки Джорджа, оставленнаго ему покойнымъ отцомъ, какъ простодушно воображала бдная вдова, или, пригласительныя записочки по поводу разныхъ случаевъ и обстоятельствъ. Все собралъ майоръ и перечиталъ по нскольку разъ каждый клочокъ бумажки, полученной когда-либо отъ мистриссъ Эмми; увы! какъ все это холодно, безнадежно, и какимъ отчаяннымъ эгоизмомъ пропитана была каждая строчка этихъ печальныхъ документовъ!

И если бы въ эти минуты подвернулась какая-нибудь нжная и сострадательная особа, способная вполн оцнить великодушное сердце мученика безнадежной страсти, кто знаетъ? владычество Амеліи быть-можетъ окончилось бы однажды навсегда, и любовь Вилльяма обратилась бы на другой, достойнйшій предметъ, но майоръ коротко знакомъ былъ только съ одной Глорвиной Одаудъ, и хотя были у этой двицы прекрасные гагатовые локоны; но вс ея движенія разсчитаны были очень дурно. Глорвина, казалось, хотла только удивить и озадачить Вилльяма, и выбрала для этого самыя неудачныя и безналежныя средства. Она завивала свои волосы на разныя, боле или мене, хитрыя манеры, и обнажала свои плеча съ удивительнымъ искусствомъ, какъ-будто желая сказать своему пріятелю майору: «видлъ ли ты, любезный, у кого-нибудь такія чудныя кудри и такой, истинно-чудесный цвтъ кожи и лица?» Она улыбалась всегда такимъ-образомъ, что любознательный собесдникъ могъ пересчитать вс ея зубы. И что же? майоръ не обращалъ ни малйшаго вниманія на вс эти прелести и чары, способныя, повидимому, сгубить на повалъ всякаго чувствительнаго джентльмена.

Вскор по прибытіи, и чуть-ли не вслдствіе прибытія, моднаго ящика изъ лондонскихъ магазиновъ, леди Одаудъ и другія полковыя дамы устроили великолпный балъ, куда получили приглашеніе вс военные и статскіе кавалеры, способные цнить прелести женскаго пола. Глорвина съ гагатовыми локонами облеклась въ убійственный атласъ, разсчитывая сразить майора ршительнымъ ударомъ, что, повидимому, было очень легко, такъ-какъ Вилльямъ присутствовалъ на бал съ самаго его начала, и бгалъ какъ угорлый изъ одной комнаты въ другую. Глорвина перетанцовала со всми молодыми офицерами и отчаянно старалась бросить пыль въ глаза мистеру Доббину, который однакожь ничего не замчалъ и, что всего убійственне, даже не сердился, когда кептенъ Бенгльсъ повелъ къ ужину миссъ Глорвшу. Не ревность, не гагатовые локоны и не алебастровыя плечи были на ум у честнаго Вилльяма.

Такая страшная неудача на базар житейской суеты переполнила неизреченною яростью сердце и душу миссъ Глорвины Одаудъ. На майора, по ея собственному, плачевному созванію, разсчитывала она гораздо больше, чмъ на кого-нибудь изъ этихъ безчисленныхъ вертопраховъ. И маіорь ускользаетъ изъ ея рукъ, — ускользаетъ съ непостижимой безсовстностію и упрямствомъ!

— Онъ разобьетъ, раздавитъ мое сердце, Пегги, говорила миссъ Глорвина своей сестр, когда не прерывалась между ними дружеская связь. Посмотри: я ужь и то изсыхаю, съ позволенія сказать, какъ спичка. Прійдется перешить вс платья, потому-что въ нихъ я имю видъ настощаго скелета.