Базар житейской суеты. Часть 4
Шрифт:
Ддъ былъ очень радъ обнаруженію такихъ великодушныхъ чувствъ въ своемъ внук.
Но что значила эта радость въ сравненіи съ восторгомъ, овладвшимъ душою мистриссъ Эмми? Это доказательство сердечной привязанности малютки очаровало ее въ самой высокой степени, и Амелія была теперь душевно убждена, что не было въ мір мальчика, способнаго равняться въ великодушіи съ ея сыномъ. Мысль о его любви осчастливила ее на нсколько недль. Сонъ мистриссъ Эмми сдлался отрадне и спокоине, когда портретъ Джорджиньки лежалъ подъ ея изголовьемъ, и намъ было бы неудобно пересчитать, сколько разъ она цаловала его и плакала надъ нимъ. Робкое сердце нжной вдовы проникалось неизрченною благодарностью, какъ-скоро она видла какіа-нибудь доказательства привязанности отъ любимыхъ ею особъ. Въ первый разъ теперь была она утшена и вполн счастлива посл разлуки съ сыномъ.
Въ новомъ своемъ дом мастеръ Джорджъ хозяйничалъ и распоряжался, какъ истинный милордъ. За обдомъ онъ подчивалъ виномъ, и самъ тянулъ
— Посмотрите-ка на него, посмотрите! говаривалъ обыкновенно мистеръ Осборнъ, подталкивая локтемъ своего сосда, причемъ самодовольное лицо его покрывалось пурпуровой краской. Гд, спрашивается, видали вы такого молодца? Ахъ, Боже мой! Да вдь ему скоро понадобятся туалетъ и бритва! Мы не успемъ оглянуться, какъ у него выростутъ усы. Это ужь я вамъ говорю.
Должно однакожь замтить, что продлки этого удивительнаго мальчика не совсмъ нравились гостямъ и пріятелямъ стараго джентльмена. Судья Коффинъ не находилъ ни малйшаго удовольствія въ томъ, что мастеръ Джорджъ безпрестанно вмшивался въ разговоръ, и прерывалъ его на самыхъ интересныхъ мстахъ. Полковникъ Фоги, казалось, вовсе не интересовался зрлищемъ полупьянаго мальчишки. Мистриссъ Тоффи, супруга королевскаго адвоката, не чувствовала никакого удовольствія, когда вертлявый Джорджинька столкнулъ однажды своимъ локтемъ рюмку портвейна на ея желтое атласное платье, и самъ же захохоталъ надъ этой бдой. Еще мене забавнымъ покзалось ей то обстоятельстяо, когда мастеръ Джорджъ отколотилъ на Россель-Сквер ея третьяго сынка, годомъ постарше Джорджа. Этотъ юный джентльменъ учился въ школ доктора Тикклея, откуда онъ прізжалъ по праздникамъ домой, гд злосчастная судьба впервые столкнула его съ мастеромъ Джорджемъ. Но этотъ геройскій подвигъ особенно понравился мистеру Осборну, и онъ поспшилъ наградить внука двумя соверенами, съ общаніемъ давать ему по стольку же за каждаго мальчишку старше его годами, котораго удается «оттузить» мистеру Джорджу. Трудно сказать, что именно хорошо ваходилъ старикъ въ этихъ битвахъ; вроятно смекалъ онъ, что мальчики исподоволь должны пріучиться къ мужественной отваг, столько необходимой для нихъ впослдствіи на широкой дорог жизни. Впрочемъ англійское юношество воспитывается въ такихъ нравахъ съ незапамятныхъ временъ, и много между нами стоическихъ философовъ, готовыхъ всми силами отстаивать необходимость всхъ этихъ дтскихъ забавъ. Гордый славою и побдой надъ мастеромъ Тоффи, Джорджъ естественнымъ образомъ возъимлъ желаніе сообщить своимъ подвигамъ обширнйшіе размры. Случай представился весьма скоро. Однажды юный Джорджъ, разодтый въ пухъ и перетянутый въ ниточку, вышелъ погулять въ сопровожденіи своего пріятеля, мастера Тодда, сына младшаго партнёра фирмы Осборна и Компаніи. Наружность юнаго Осборна обратила на себя виміаніе булочникова сына, и онъ былъ столько дерзокъ, что осмлился, по этому поводу, высказать вслухъ нсколько саркастическихъ замчаній. Джорджинька, неговоря дурнаго слова, скинулъ свою куртку, отдалъ ее на сохранепіе мастеру Тодду и, засучивъ рурва, ршился наказать грубіяна. Но фортуна на этотъ разъ обратилась къ нему спиною, и побдителемъ остался негодный булочникъ! Мастеръ Джорджъ возвратился домой съ подбитымъ глазомъ, и по воротничкамъ его голландской рубашки струился кларетъ, откупоренный изъ собственнаго его носа. Онъ сказалъ ддушк, что соперникомъ его въ битв былъ гигантъ, и вслдъ за тмъ перепугалъ свою бдную мать на Аделаидиныхъ Виллахъ, представивъ ей весьма длинный и достоврный отчетъ о подробностяхъ битвы.
Этотъ юный Тоддъ, изъ Корамской улицы, что на Россель-Сквер, былъ задушевнымъ другомъ и поклонникомъ мистера Джорджа. Оба они, съ одинаковымъ искусствомъ, рисовали театральныя фигуры, кушали съ одинаковымъ аппетитомъ пирожки и малиновые торты, катались по льду на копькахъ по Реджентъ-Парку, какъ-скоро вода замерзала въ зимнее время, и оба, наконецъ, съ одинаковой охотой здили въ театръ, куда, по приказанію мистера Осборна, сопровождалъ ихъ Раусонъ, тлохранитель мастера Джорджа.
Подъ руководствомъ этого джентльмена, молодые люди обозрли вс главншнія зрлища столицы, и познакомились съ именами всхъ актёровъ отъ Дрюриленскаго театра до Sedler's Wells. Ha домашнемъ театр, въ семейств Тодда, они сами разыгрывали многія роли съ блистательнымъ успхомъ. Посл спектакля, обязательный Раусонъ нердко угощалъ своихъ юныхъ господъ устрицами и пуншемъ. Можно съ достоврностію заключить, что и мастеръ Джорджъ оставался въ свою очередь благодарнымъ къ этому великодушію слуги.
Мистеръ Вульси, знаменитый портной изъ Вест-Энда, получилъ приказаніе украсить джентльменскую особу мастера Джорджа самымъ блистательнымъ образомъ, не щадя никакихъ издержекъ. Старикъ Осборнъ и слышать не хотлъ о портныхъ изъ Сити или Гольборна, которые шили платье на него самого. Мистеръ Вульси далъ полный разгулъ своей фантазіи, и снабдилъ мальчика фантастическими панталонами, фантастическими жилетами и фантастическими куртками, которыхъ могло бы достать на цлую школу маленькихъ денди. Были у него блые жилеты для баловъ, и черные бархатные жилеты для обдовъ. Къ столу онъ всегда являлся «настоящимъ вест-индскимъ франтомъ», какъ справедливо замчалъ его сосдъ. Одному изъ слугъ поручено было завдывать туалетомъ мастера Джорджа, отвчать на его колокольчикъ и подавать ему письма не иначе, какъ на серебряномъ поднос.
Посл завтрака, Джорджинька сидлъ обыкновенно въ столовой, въ большихъ креслахъ, и читалъ «Morning Post», принимая позу и осанку взрослаго джентльмена. «Какой у него гордый и повелительный видъ!» замчала прислуга, удивляясь преждевременному развитію малютки. Т, которые хорошо помнили капитана, его отца, утверждали положительно, что мастеръ Джорджъ похожъ на него, какъ дв капли воды. Неугомонная дятельность этого удивительнаго мальчика, его бранчивость, грозныя и повелительныя манеры оживляли какъ-нельзя больше унылый домъ богатаго негоціанта.
Воспитаніе Джорджа поручено было знаменитому ученому и педагогу, приготовлявшему нобльменовъ и джентльменовъ для поступленія въ университеты, юридическія коллегіи, и для занятія разныхъ ученыхъ профессій. Въ программ этого заведенія было объяснено, что «благородные юноши, поступающіе въ сей учебный институтъ, будутъ наслаждаться, въ семейств содержателя, всми выгодами изящно-утонченныхъ обществъ, равно какъ чувствами родственной довренности и родительской любви». Этимъ объявленіемъ достопочтенный Лоренсъ Виль, капелланъ лорда Барикриса, и супруга его, мистриссъ Виль, надялись заманить къ себ благородное юношество изъ многихъ столичныхъ домовъ. Жительство ихъ было въ Блюмсбери, на улиц Оленей.
Репутація заведенія, въ скоромъ времени утвердилась на прочномъ основаніи, и достопочтенный Виль справедливо могъ гордиться блистательными успхами одного или двухъ учениковъ. Изъ настоящихъ питомцевъ особенно былъ замчателенъ долговязый Индіецъ съ оливковымъ цвтомъ лица, съ курчавыми шелковистыми волосами и съ величественной осанкой истиннаго денди. Казалось, не было у него ни племени, ни рода, и никто не навщалъ его въ пансіон достопочтеннаго Виля. Другимъ питомцемъ былъ неуклюжій малый двадцати-трехъ лтъ. Воспитаніе его до сихъ поръ находилось въ крайнемъ запустніи, и достопочтенный содержатель пансіона принялъ на себя обязанность ввести атого недоросля на поприще джентльменской жизни. Были здсь еще два сына полковника Бенгльса, состоявшаго за океаномъ на служб Ост-индской Компаніи. Эти четыре джентльмена сидли за обденнымъ столомъ мистриссъ Виль, когда Джорджинька впервые былъ представленъ въ «сей благородный институтъ».
Мастеръ Джорджъ, какъ и дюжина другихъ питомцевъ, былъ только полупансіонеръ. Онъ приходилъ по утрамъ въ сопровожденіи пріятеля своего мистера Раусона, или, прізжалъ верхомъ на своей лошадк, въ сопровожденіи грума, какъ-скоро была хорошая погода. Богатство его ддушки считалось въ этой школ неизмримымъ и несмтнымъ. Достопочтенный мистеръ Виль привтствовалъ лично юнаго Джорджа, какъ богатйшаго наслдника, предназначеннаго судьбою для высокихъ цлей въ джентльменскомъ мір. Онъ увщевалъ его быть ревностнымъ, прилежнымъ, кроткимъ и послушнымъ въ лтахъ цвтущей юности, для того, чтобъ достойнымъ образомъ приготовить себя къ высокимъ почестямъ и должностямъ, которыя, безъ всякаго сомннія, онъ долженъ будетъ занимать въ лтахъ зрлой возмужалости. Повиновеніе въ дитяти, говорилъ достопочтенный Виль, есть врнйшій залогъ и ручательство въ его способностяхъ повелвать, какъ-скоро онъ войдетъ въ возрастъ мужа. И на этомъ основаніи, достопочтенный Виль убдительно просилъ мастера Джорджа не приносить съ собой въ школу слоеныхъ пирожковъ, и не разстроивать здоровья юныхъ Бенгльсовъ, которые, слава-Богу, всегда сыты и довольны за гостепріимнымъ столомъ мистриссъ Виль.
Ходъ преподаванія, или «Curriculum», какъ обыкновенно выражался достопочтенный Виль, былъ въ его заведеніи устроенъ въ обширнйшихъ размрахъ, и молодые джентльмены на улиц Оленей безъ труда могли усвоить себ окончательные результаты всхъ искусствъ и наукъ, извстныхъ современному міру. Къ ихъ услугамъ предложены были глобусы, небесный и земной, электрическая машина, токарный станокъ, театръ, устроенный въ прачешной, химическіе аппараты и отборная библіотека изъ всхъ писателей, древнихъ и новыхъ, писавшихъ на всхъ европейскихъ и нкоторыхъ азіатскихъ языкахъ. Достопочтенный Виль водилъ своихъ питомцевъ въ «Британскій Музеумъ», и разсуждалъ съ ними тамъ о разныхъ археологическихъ статьахъ и предметахъ естественной исторіи съ такимъ удивительнымъ краснорчіемъ и глубокомысліемъ, что вся публика Музеума съ наслажденіемъ слушала знаменитаго профессора, владющаго такими энциклопедическими свдніями. Вся улица Оленей была преисполнена глубочайшаго уваженія и удивленія къ всеобъемлющему педагогу. Разсуждая безъ умолку обо всхъ возможныхъ предметахъ, достопочтенный Виль всегда старался вклеить въ свою рчь латинскій или греческій эпитетъ, какой только могъ отыскаться въ словар: это было, въ его глазахъ, однимъ изъ величайшихъ средствъ пріобртенія громкой славы между профанами, которые, какъ извстно, всегда удивляются тому, чего не понимаютъ. Должно притомъ замтить, что онъ старался протягивать и округлять свои періоды, какъ Цицеронъ, и рчь его принимала торжественный тонъ даже въ такихъ случахъ, когда глубокомысленный профессоръ толковалъ о простыхъ житейскихъ длахъ.