Базар житейской суеты. Часть 4
Шрифт:
Съ этой поры состраданіе и нжность мистриссъ Эмми обратились на ея осиротлаго старика-отца, въ-конецъ оглушеннаго этимъ роковымъ ударомъ. Мистеръ Седли былъ теперь въ полномъ смысл сирота, одинокій въ цломъ мір. Его спокойствіе, честь, счастье, все, что любилъ онъ въ жизни, навсегда сокрылись въ могил съ трупомъ его жены. Одна только Амелія своими безпрерывными ласками и утшеніями могла еще нкоторымъ образомъ привязывать къ жизни этого немощнаго старца, задавленнаго душевной тоскою.
Однакожь я не намренъ писать для васъ исторію, милостивые государи, это было бы и утомительно, и скучно. Базаръ Житейской Суеты терпть не можетъ послдовательныхъ исторій. Слдовательно… d'avance!
Однажды, когда молодые джентльмены засдали, по обыкновенію, въ кабинет достопочтеннаго Виля, высокоумный
— Одинъ какой то толстякъ, а другой не слишкомъ тонокъ и не слишкомъ толстъ, сказалъ мистеръ Бляккъ, когда раздался громовый стукъ у подъзда.
Вс заинтересовались этой встью, отъ достопочтеннаго профессора, надявшагося увидть родителей своихъ будущихъ питомцевъ, до мистера Джорджа, готоваго воспользоваться всякимъ предлогомъ, чтобъ оторваться отъ книги.
Минуты черезъ дв, лакей въ оборванной ливре вошелъ въ докторскій кабинетъ, и сказалъ:
— Какіе-то два джентльмена желаютъ видть мастера Осборна.
Достопочтенный профессоръ имлъ поутру маленькую непріятность съ этимъ юнымъ джентльменомъ по поводу хлопушекъ, принесенныхъ имъ въ учебную залу, но лицо его; при этомъ доклад, приняло обычное выраженіе предупредительной вжливости, и онъ сказалъ:
— Мистеръ Осборнъ, даю вамъ совершеннйшее мое позволеніе повидаться съ вашими друзьями, пріхавшими въ карет. Свидтельствуйте имъ глубочайшее почтеніе отъ меня и мистриссъ Виль.
Джорджъ пошелъ въ пріемную, и увиддъ двухъ незнакомцевъ, окинулъ ихъ съ ногъ до головы своимъ горделивымъ и надменнымъ взглядомъ. Одинъ былъ дйствительно жирный толстякъ съ бакенбардами и усами; другой — тощій и длинный джентльменъ, въ синемъ сюртук, смуглолицый и немного посдлыіі.
— Агь, Боже мой, какъ онъ похожъ! воскликнулъ длинный джентльменъ, съ изумленіемъ отступая назадъ. Можешь ли ты догадаться, кто мы, Джорджъ?
Мальчикъ вспыхнулъ, и глаза его засверкали необыкновеннымъ блескомъ.
— Этого господина я не знаю, сказалъ онъ, — но вы, по всей вроятности, майоръ Доббинъ.
То былъ дйетвительно майоръ Доббинъ, старый нашъ другъ и пріятель. Его голосъ задрожалъ отъ удовольствія, когда онъ поцаловалъ малютку, и притянулъ его къ себ за об руки.
— Маменька твоя, вроятно, говорила теб обо мн: не правда ли, Джорджъ?
— Какъ же! отвчалъ Джорджъ. Я слышалъ о васъ отъ нея больше тысячи разъ.
ГЛАВА LVI
Вліяніе морскихъ втровъ на здоровье благороднаго путешественника
Гордость старика Осборна находила для себя богатйшую пищу въ томъ обстоятельств, что старикъ Джонъ Седли, исконный его соперникъ, врагъ и благодтель, былъ теперь, на закат своей жизни, совершенно разбитъ ударами судьбы, и доведенъ до такого уничиженія, что ему необходимо было принимать денежныя обязательства изъ рукъ человка, который больше всхъ оскорблялъ его и злословилъ. Знаменитый негоціантъ Британіи проклиналъ старика Седли отъ всей души, и повременамъ оказывалъ ему помощь. Снабжая своего внука деньгами, назначаемыми для Амеліи, мистеръ Осборнъ считалъ своей обязанностію внушить мальчику въ энергическихъ и ясныхъ выраженіяхъ, что ддъ его съ матерней стороны есть не что иное, какъ жалкій банкротъ, нищій, обязанный всмъ своимъ существованіемъ ему, Осборну, котораго онъ, Джонъ Седли долженъ благодарить за помощь, оказываемую ему съ такимъ великодушіемъ. Мистеръ Джорджъ, ловившій на лету вс грубые намеки Россель-Скверскаго дда, относилъ это подаяніе своей матери и несчастному старику-вдовцу, находившему теперь единственное утшеніе и отраду въ нжныхъ ласкахъ своей дочери, посвятившей ему вс свои заботы.
Быть-можетъ это было недостаткомъ «джентльменской гордости» въ мистриссъ Эмми, что она соглашалась принимать денежныя вспоможенія изъ рукъ закоснлаго врага своего отца, но мы должны замтить, что джентльменская гордость никогда не находила себ пріюта въ сердц мистриссъ Эмми. Слабая, беззащитная и уступчивая по своей природ, она всегда зависла отъ покровительства постороннихъ людей.
И длинный рядъ бодрости, уничиженія. ежедневныхъ лишеній, трудовъ и ничмъ невознаграждаемыхъ услугъ, сдлался ея постояннымъ удломъ съ той поры, какъ она вступила въ злосчастное супружество съ Джорджемъ Осборномъ. И сколько на свт существъ, подверженныхъ такой же участи, какую претерпвала бдняжка Эмми? Мы даже не останавливаемся при взгляд на нихъ, и самодовольно повторяемъ, что все это въ порядк вещей. Изрдка только философы житейскаго Базара призадумывались надъ явленіями этого рода, и еще старимный нашъ пріятель, Сенека, предлагалъ въ свое время о томъ вопросъ. Но изъ этого не вышло никакого толку. Ex jure naiurali, отвчаетъ современный милордъ Лукуллъ, и вслдъ за тмъл приводитъ въ доказательство остроумную сентенцію знаменитаго германскаго мыслителя, который сказалъ: «Was wirklich, das geschichtlich. Такъ было, есть; и, слдовательно, такъ должно быть. Wirklich-то оно дйствительно wirklich, милостивые государи; по почему же оно geschichtlich? Вотъ въ чемъ задача, какъ выразился другъ нашъ Шекспиръ.
Поэтому я долженъ признаться, что пріятельница моя, Амелія, безъ зазрнія совсти; и даже съ нкоторымъ чувствомъ благодарности, подбирала крупицы, упадавшія на ея долю съ роскошнаго стола россель-скверскаго негоціанта. Этими крупицамйи она питала своего престарлаго отца. Молодая женщина забрала себ въ голову (ей минуло теперь тридцать лтъ, и, стало-быть, милостивыя государыни, вы охотно позволите мн называть еще ее молодою женщиной), итакъ, говорю я, молодая женщина забрала себ въ голову, что ей въ нкоторомъ смысл, на-роду было написано жертвовать собою въ пользу того или другаго любимаго предмета. Сколько безсонныхъ, неблагодарныхъ ночей провела она надъ постелью маленькаго Джорджа, приготовляя собственными руками разнообразныя принадлежности дтскаго туалета, когда малютка былъ еще дома? Сколько нуждъ, огорченій и лишеній вытерпла она ради своей матери и отца? И среди всхъ этихъ пожертвованій, невидимыхъ, неоцнимыхъ заслугъ, Амелія уважала себя нисколько не больше противъ того, какъ уважали ее постороннія особы. Мн даже кажется, что она, въ простот сердечной, считала себя ничтожнымъ созданіемъ, далеко не стоившимъ того счастья, которымъ наградила ее судьба.
Итакъ мистриссъ Эмми поддерживала свое существованіе благостыней отъ ддушки своего сына. Жизнь ея, сначала цвтущая и радостная, снизошла мало-по-малу до унизительной зависимости и тяжелаго затворничества. Изрдка малютка Джорджъ услаждалъ ея плнъ своими кратковременными визитами на Аделаидины Виллы. Россель-Скверъ сдлался теперь порубежной границей ея тюрьмы, она продолжала ходить туда повременамъ, возвращаясь всегда позднимъ вечеромъ въ свою собственыую келью. Здсь ожидали ее печальныя обязанности, грустныя заботы при болзненномъ одр, сварливость и незаслуженные упреки бдной паціентки. Сколько тысячь существъ, преимущественно женщинъ, обречены на такое безвыходное труженичество, невознаграждаемое даже ласковымъ словомъ, или улыбкой благодарности? Сколько между нами истинныхь сестеръ милосердія, посвятившихъ себя исключительно нашему спокойствію, и которыя, однакожь, исчезаютъ съ лица земли, невдомыя міру, и неоплаканныя никмъ? Какъ часто возвышается здсь какой-нибудь эгоистъ, негодяй или глупецъ, между-тмъ какъ достойнйшія существа, исполненныя благородства, честности и высокой нравственной энергіи, прозябаютъ незамтно въ какомъ-нибудь углу, или гибнутъ жертвою столкновенія съ эгоистическими интересами на Базар житейской Суеты!.. Смирись духомъ, и будь кротокъ сердцемъ, о возлюбленный братъ мой, если дла твои процвтаютъ въ здшнемъ мір, и ты благоденствуешъ въ кругу своихъ ближнихъ. Будь благороденъ и великодущенъ къ тмъ, которыхъ судьба, можетъ-быть незаслуженно, унизила передъ тобой. Какъ-знать? быть-можетъ добродтель твоя объясняется отсутствіемъ искушеній, и богатство твое было слдствіемъ слпой удачи. Смирись!
Старушку Седли похоронили на Бромптонскомъ кладбищ, подл той же церкви, гд нкогда внчалась мистриссъ Эмии. День былъ пасмурный, холодный и дождливый, такой же, какъ при бракосочетаніи Джорджа и Амеліи. Малютка Джорджъ сидлъ подл своей матери въ пышномъ траурномъ костюм. Амелія припомнила и сторожиху, отводившую мста для постителей, и пасторскаго помощника. Когда пасторъ читалъ молитвы по усопшей, мысли ея унеслись далеко, въ былыя времена. Не будь подл нея Джорджа, она бы желала, вроятно, быть въ эту минуту на мст своей матери, но разсудокъ и материнская любовь сильно и дружно возстали противъ такого эгоистическаго желанія. Амелія плакала и молилась.