Белая как снег

Бьорк Самюэль

– Что? Зачем это?

Снова Анетте.

– Ну, у меня не было выбора. Она хотела получить конкретный ответ, почему мы должны продолжать, и я дал ей его.

Мунк пожал плечами.

– И что ты сказал?

– Я сказал, что у нас есть договоренность с психбольницей Гаустад, что нам дали доступ к картам пациентов.

– Какого черта, Холгер? У нас же нет никакого доступа!

– Нет.

– А почему его нет?

Это спросила Анья Беличек.

Анетте вздохнула.

– Медкарты в медицинских учреждениях, особенно психиатрических, – предоставление доступа к ним – это попирание всех прав. Это невозможно, мягко говоря. Живые пациенты должны сами разрешить нам доступ…

– И Хельмер не разрешил?

– Нет. И даже что касается умерших, нужно отправлять запрос, предоставить его судье, потом будет слушание, возможность обжаловать решение. Это может занять многие недели…

– Особенно когда очевидно, что ни один из них не наш преступник и даже не подозреваемый.

Катья достала из кармана мячик и покачала головой.

– Вот именно, – кивнул Мунк.

– Так мы больше не берем во внимание Хельмера и Лёренскуга?

– Конечно же берем. Как я это вижу – других мест для поиска у нас нет, и надо копать там. Если ошибаюсь, высказывайтесь, пожалуйста. В последнее время я принимаю не лучшие решения, полностью признаю свою вину.

Коллеги промолчали.

– Ладно, вот мои мысли. Какой-то студент под именем Франка Хельмера нарисовал картину с мальчиком и барсуком. Катья, ты вчера туда ездила, верно?

– С фотографией Хельмера, да. Андерсен подтвердил, что картину писал не этот человек, и сказал, что ни разу в жизни не видел его.

– Ты отправила туда художника?

– Да, она скоро выезжает, надеюсь, в течение дня у нас что-то будет.

– Хорошо. В то же время у нас есть Рогер Лёренскуг, смерть которого нам наконец-то удалось подтвердить, спасибо Людвигу.

– Не за что, – ответил Людвиг.

– Итак, – продолжил Мунк, глотнув кофе. – У нас есть найденный журналистами «ВГ» свидетель из Кристиансунна, сообщивший про хромого мужчину, игравшего в футбол в одной команде с Уле Гуннаром Сульшером.

Он ожидал язвительный комментарий от Катьи, но его не последовало.

– Странная история, правда? Этот студент школы искусств. В моем понимании это выглядит так: он выдает себя за другого.

Собравшиеся тихо загомонили. Фредрик тоже не думал об этом с такого угла.

– У нас есть человек, выдающий себя за Рогера Лёренскуга. И человек, выдающий себя за Франка Хельмера. Я полагаю, это один и тот же человек.

– Если эта картина вообще имеет отношение к делу, – вставила Анья.

– Я тоже сначала так подумал, – сказал Мунк, поставив чашку на стол. – Но, если немного прокрутить ситуацию в голове, станет ясно, что Миа права. Ну зачем кому-то в этой школе выдавать себя за другого? И почему он назвал себя Франком Хельмером?

– Случайный выбор?

– Возможно, но если присоединить Рогера Лёренскуга, то как? Почему он выбрал конкретно эти две личности и выдавал себя именно за них? Если бы не Хельмер, то любой мог бы услышать историю Лёренскуга и притвориться им, согласен. Старый друг, товарищ по команде, да кто угодно, но если добавить к этому имя Франка Хельмера? Что единственное их связывает? По крайней мере из известного нам.

– Гаустад, – ответила Катья.

– Именно.

Мунк оживился.

– Меня всю ночь мучили эти вопросы, но вдруг мне стало все понятно, все ведь очень просто. Вероятность того, что наш преступник знал о футбольной истории Рогера Лёренскуга и одновременно был знаком с Франком Хельмером, ничтожно мала.

– Да, но…

– Конечно, это может быть случайностью. Лёренскуг, Хельмер и наш преступник. Они могли ходить в один бридж-клуб или были замешаны в дилерство Хельмера…

– Или просто случайно познакомились в баре, может, болели за одну команду. Один матч, и…

– Точно, Катья, спасибо. Вот почему нам нужен мозговой штурм. Но для начала, вы согласны с тем, что эти люди с высокой долей вероятности связаны между собой? Что наш преступник имеет отношение и к Лёренскугу, и к Хельмеру?

– Без сомнений, – кивнул Грёнли.

Все остальные последовали его примеру.

– Хорошо. Мы знаем, что оба лежали в психиатрическом отделении Гаустад несколько раз, кажется, в корпусе двадцать один, в психиатрии.

– Он просто должен быть оттуда, – вставила Катья.

– Я тоже так думаю, но давайте не замыкаться на одном варианте. Он уже есть, теперь попробуем подумать еще, найти что-то, что не приходило нам в голову.

– А доступ к медкартам точно никак не получить? – спросила Анья, обращаясь к Анетте.

– Теоретически это, конечно, возможно, – вздохнула Анетте. – Но процесс небыстрый. Сначала нужно иметь подозрение в совершении преступления на владельца карты, и даже тогда это займет много времени. А уж что касается случайного человека…

Она изменила голос.

– Здравствуйте, это полиция Осло, мы подозреваем кого-то, кто несколько раз был вашим пациентом. Понятия не имеем, кто это, можно нам посмотреть личные карты абсолютно всех ваших пациентов, пожалуйста? По-моему, все очевидно. Надо придумывать что-то другое.

Анетте посмотрела на телефон и отклонила вызов.

– Итак, – сказал Мунк. – У кого есть идеи?

– Как насчет сотрудников больницы? – предложил Грёнли. – Тех, кто работал там в нужные нам периоды?

– Хорошая идея, – заметил Мунк.

– Нет, – сказала Анетте, отклонив еще один звонок.

– Почему нет?

– Потому что у них служебная тайна. Они не могут разглашать данные пациентов, рискуют потерять работу, а в худшем случае – сесть в тюрьму.

– Ну да, ну да, – согласилась Катья. – Но у нас же нет с этим проблем, правда? Если кто-то из них случайно раскроет какую-то информацию. Я, по крайней мере, сплетничать не собираюсь.