Белокурая гейша
Шрифт:
Это была Кэтлин.
Вздрогнув, я очнулась от своих чувственных мечтаний. Напуганная предстоящей мне ночью, я напряглась, когда окасан прижила холодный металлический шаблон сзади к моей шее. Отчего мне так страшно?
Находясь в комнате наверху в задней части чайного дома, раздвижная дверь которой соблазняла прохладой с реки Камо, я плавала по волнам грез в своем море фантазий. Я снова представляла себя с Ридом, мускулистое тело которого прижимается ко мне, а твердый пенис двигается в моем лоне, но в следующее
Я сидела неподвижно, пока окасан прижимала ко мне холодную как лед серебряную пластину, медленно и тщательно нанося белую краску на мою спину и шею.
Марико сидела рядом со мной, держа в руках горшочки с краской и наблюдая. Я не знала, как долго провела здесь на светло-голубой шелковой подушке с распахнутым кимоно. Груди мои были выставлены на всеобщее обозрение, соски затвердели. Разум мой вновь и вновь показывал мне мое сексуальное пробуждение с Ридом. Я вздохнула, вспоминая его пальцы, сначала ласкающие мои нежные волосы на лобке, а потом аккуратно раздвигающие створки моей раковины, чтобы облегчить доступ своему нефритовому стержню. Его жажда ко мне возбудила нас обоих, повергла в неистовство, и мы одновременно достигли оргазма, оглашая пространство победными криками.
Эта сцена снова и снова разворачивались перед моим мысленным взором, в то время как окасан разминала масляную пасту в руке, а затем наносила ее на мое лицо и основание шеи, начиная от линии роста волос и продвигаясь к спине. После чего она сделала мне пудрой розовые круги вокруг глаз, а затем набелила обнаженную потную спину, ловко орудуя широкой плоской кистью из козлиного волоса.
Холодный шаблон, прижимаемый к моей шее, имел форму трехпалого языка и оставлял на шее три незакрашенные линии вместо привычных двух. Этот особый эротический рисунок напоминал язык змеи и намекал, как шепотом сообщила мне на ухо Марико, на дражайшую щелочку гейши. Именно поэтому гейши носят воротник кимоно отогнутым столь низко, чтобы эти полоски обнаженной кожи были видны и заставляли мужчин мечтать об обнаженной живой и дышащей женщине, скрытой под маской из алебастра.
Маска. Подходящее слово для испытываемых мною чувств. Гейша создает иллюзию для мужчин, переносит их в другой мир, мир мечтаний. Я же создала величайшую иллюзию для самой себя. Убедила себя, что могу влюбиться и быть счастливой.
Подобные мысли витали в моей голове, но не в сердце, потому что сегодняшним вечером у меня его не было. Все, что я чувствовала, - это то, как наносят мне на лицо, шею и спину особую белую краску, а не свинцовые белила, которые преждевременно старят гейшу.
От предчувствия того, что меня ожидает, глаза мои лишились блеска и потускнели. Но эмоции мои сияли гак же ярко, как светлячок во тьме.
Я буду вечно любить только одного мужчину, только его. Рид-сан, почему я тебя не послушала? Почему не осталась с тобой, любовь моя? Неужели мы всегда будем пребывать во власти приливов и отливов? Во власти ветра?
Внутри меня росла огромная потребность в его присутствии рядом. Моя чувственность не промокла насквозь от его стержня, а лишь слегка
Закрыв глаза, я поерзала на бледно-голубой шелковой подушечке. Мои длинные ноги свело, невзирая на годы сидения на пятках, и они взбунтовались против неподвижности. Я покачалась из стороны в сторону, касаясь ягодицами прохладного шелка, заставив окасан ахнуть, когда кисть ее накренилась в сторону и капля белой краски упала на татами.
– Мне очень жаль, - произнесла я, вскакивая с подушки и принимаясь стирать краску с татами бумажными платочками.
Окасан ахнула снова, на этот раз громче. То был пронзительный сдавленный звук, точно женщину застигли врасплох. Я обернулась и заметила, что Симойё отложила кисть и нервно теребит рукава кимоно, прежде чем к ней возвращается дар речи.
– Что это за красное пятно я вижу на подушке, Кэтлин?
– резко вопрошает она.
– Красное, окасан?
– отзываюсь я, не осмеливаясь поднять на нее глаза, хотя и бросая взгляд украдкой на бледно-голубую подушку и крошечные капельки крови. Моей крови. Я крепко сжала ноги, едва не упав на колени, когда снова усаживалась на пятки. Мне оставалось лишь молить богов, чтобы окасан не вспомнила, что менструация у меня была всего лишь две недели назад.
Симойё не одурачил мой наигранно невинный вид.
– Как цветок вишни отрывается от ветки, так и ничто другое не длится вечно. Даже весна.
– Она вздохнула.
– Подозреваю, что в тебе произошли некие изменения. Я вижу это в том, как сияет твое лицо, а в глазах отражается мечтательность жаркого летнего ветерка. Это все гайджин, не так ли?
Я кивнула:
– Я люблю его, окасан.
– Любишь?– разгневанно повторила Симойё.
– Ты говоришь о любви и хочешь при этом стать гейшей?
– Да, окасан.
– В таком случае ты еще более глупа, чем престарелая женщина, верящая, что толчки Харигата смогут избавить ее от одиночества.
Я поклонилась, понимая, что она имеет в виду себя и мужчину, которого любила.
Итак, мы обе глупы. Но у меня появилось инстинктивное чувство, что моя глупость все же больше. Я предала доверие Симойё. Удастся ли мне когда-нибудь снова завоевать его?
– Рид-сан вовсе не агрессивный военачальник, штурмующий ворота замка, - сказала я.
– Не похож он и на других гайджинов, которые думают только о том, как бы быстренько удовлетворить свою похоть под покровом ночи. Он хочет помочь вам, окасан.
– Помочь мне?
– непонимающе переспросила Симойё.
– Что он может для меня сделать?
– Он отправился на железнодорожную станцию, чтобы дать телеграмму в американское консульство в Токио и попросить для вас защиты от принца.
Женщина вытащила из-за пояса веер и с треском распахнула его, изгибаясь при этом, точно бамбук на сильном ветру.
– Он ничего не сумеет сделать.
– Вы должны позволить ему попытаться.
– Его мир и наш сильно различаются, Кэтлин-сан, и они редко соприкасаются.