Белокурая гейша

Бакарр Джина

Посмотревшись в высокое узкое напольное зеркало, я ахнула, не зная, чего ожидать. Зеркало показало мне не ребенка, которым я некогда была, завернутого в кимоно и обвязанного поясом так высоко, что он полностью скрывал грудь, и не испуганную девочку с белокурыми волосами. Зеркало показало мне лицо гейши, нарисованную белую маску, презрительно изогнутые лунообразные брови и выступающую вперед ярко-красную нижнюю губу. Глаза мои были обведены красным и черным, а черноволосый парик завит и уложен в причудливую прическу, скрепленную серебряными и золотыми шпильками и украшенную колокольчиками, которые нежно позвякивали, стоило

мне склонить голову набок.

Когда я более пристально вгляделась в собственное отражение и увидела свое белое лицо, сердце мое забилось быстрее, потому что каким-то непостижимым образом я стала чужой самой себе. Эта замысловатая прекрасная женщина была сексуальным и мистическим созданием, соблазнительницей, знающей все трюки, как завлечь мужчину. Но то была не Кэтлин Маллори, девушка, тоскующая по своему отцу и влюбленная в человека, которого он послал, чтобы привезти ее обратно домой.

Какой девушкой я хотела быть?

Которой из них?

Я не могла отмахнуться от своей судьбы. Нынешней ночью я обязана быть гейшей. Я не могла ломать комедию или исполнять свою роль плохо. Я должна была превратиться в чарующую женщину, создающую вокруг себя мистическую атмосферу чувственности одним своим дыханием и движениями. Другого выбора у меня не было. Дыхание мое нормализовалось. Я молчала, но была напряжена и готова к действиям. Я сделала шаг вперед и услышала легкий шорох шелка.

Тут раздался удар гонга у парадной двери чайного дома. Я знала, что это означает. Барон Тонда-сама прибыл в Чайный дом Оглядывающегося дерева.

Я улыбнулась, так как была уверена, что смогу справиться с бароном, соблазнить его и заставить умолять заняться со мной любовью.

Я же стала гейшей по имени Кимико, не так ли?

Отделение телеграфа оказалось закрыто. Рид пришел в бешенство.

В такую ночь, как эта, это треклятое место просто обязано было быть закрыто, ведь линии повреждены недавними ливневыми дождями. Ему посоветовали прийти утром. Раздосадованный, молодой человек запустил руку себе в волосы. Придется попытаться сделать что-то еще. Его послание нужно непременно передать в Токио.

Он бродил по железнодорожной станции, кажется, уже долгие часы, пока ему не удалось убедить какого-то заблудившегося глупца сжалиться над ним и за плату отправить его послание с конным курьером в Осаку. Рид надеялся, что в большом портовом городе, находящемся менее чем в сорока милях отсюда, связь работает бесперебойно.

Он очень на это надеялся.

Молодой человек повернул прочь от станции. Он знал, что в Чайном доме Оглядывающегося дерева назревает буря, и, хотя ветры судьбы стали набирать силу, у него еще было время, чтобы спасти женщину, которую он любит. Он должен вернуться в квартал гейш, на эти узкие аллеи, освещаемые круглыми пурпурными фонарями, где стены столь же непроницаемы и запретны, как в крепости. Но это не имело значения. Они не смогли бы скрыть от него Кэтлин. Никоим образом, хотя ранее днем он и держался незаметно, когда Кэтлин вернулась в чайный дом.

Рид не сумел подавить улыбки, вспомнив, как

она встала под ивой и оглянулась. Он знал, что она не могла его видеть, но все равно сделала это. Молодой человек немедленно возбудился.

Она воспламеняет его одним лишь взглядом. Боже, как же он хотел ее, хотел целовать ее груди, подхватить ее руками под ягодицы, прижавшись пальцами к пояснице. Он хотел чувствовать, как увлажнится ее лоно от снедающего ее желания, когда он станет заниматься с ней любовью, а она крепко обхватит ногами его бедра и закричит, когда он войдет в нее.

Из затемненного уголка сознания молодого человека соблазнял другой образ. Он представлял обнаженное тело Кэтлин, распростертое на плиточном полу бани, искрящееся капельками влаги. Ее зеленые сияющие глаза смотрят на него, жаждут его, исполненные страстью, молят о большем. Всякий раз, как Рид думал о Кэтлин, член его становился твердым.

При звуке ее голоса, сладкого голоса, говорящего, что она любит его, по телу его разливалось тепло. Болезненная нежность к ней раздирала его изнутри, не выпуская из своих цепких лап, выталкивая на поверхность чувства, которые он не мог дольше игнорировать.

Он любит ее.

Он хочет, чтобы она отправилась с ним в Сан-Франциско, но она не дала ему ответа. Рид все понял. Кэтлин не знала, жив ли еще ее отец, а здесь у нее была своя жизнь, хотя и не такая, какой бы желал ее отец, да и любой другой мужчина пожелал бы для своей дочери.

Рид снова оказался там, откуда начал, когда только прибыл в Японию. Ничего не изменилось. Из-за чувства долга Кэтлин согласилась пройти через безумный ритуал, который являлся не чем иным, как возможностью для того старомодного вооруженного мечом самурая заняться с ней любовью. Это выводило Рида из себя. И вызывало еще одно чувство. При мысли о том, как барон проникнет в ее лоно, в душе молодого человека вскипала ревность.

Тут вниманием Рида завладела иная эмоция, будто волоски на шее сзади встали дыбом. Он называл это шестым чувством и находил очень полезным, когда путешествовал по вражеской территории. Кто-то наблюдал за ним.

Двое мужчин.

Рид сразу понял, кто они. Все самураи барона выглядели одинаково. Ростом они были выше среднего и очень дородные. У Рида возникло подозрение, что барон набирал себе слуг из отбросов общества, руководствуясь при этом статью претендентов и их умением владеть одновременно двумя мечами с неукоснительной точностью. У этих двоих, несомненно, имелось распоряжение от барона Тонды убить его.

Рид поспешно вышел из здания железнодорожного вокзала, где был расположен новенький телеграфный офис, и попытался оторваться от преследователей в лабиринте узких дорожек, ведущих к черному входу домов. Эти тропы позволили ему вернуться в район Гион, ни разу не пересекая улицы. Рид крался крошечными переулками, на которых теснились склады, и в нос ему ударял, вызывая головокружение, резкий сырой запах овощей, замаринованных в рисовых отрубях.

Он не обращал на него внимания, поспешно переходя мост через реку Камо, над поверхностью которой носился легкий вечерний ветерок. В лицо молодому человеку пахнуло холодом, будто гейша скинула кимоно и стала размахивать длинными рукавами над водной гладью, вызывая ветер.