Белокурая гейша
Шрифт:
– Прежде чем мы продолжим наши вечерние… наслаждения, - жарко прошептал он мне на ухо, - скажи мне, как твое имя?
– Кимико, - с поклоном ответила я.
Глаза его ярко вспыхнули.
– Станцуй для меня, Кимико-сан.
Я озадаченно воззрилась на него.
– Без музыки?
– сбитая с толку, спросила я.
Уверенность меня покинула. Я почувствовала, что барон проверяет меня, старается лишить гармонии и сломить мой дух. Его тактика была мне понятна. Когда я вошла в комнату в своем прозрачном кимоно, я контролировала ситуацию. Теперь же преимущество
– Единственная музыка, которая нам понадобится, - это любовная песнь, Кимико-сан, - бойко отозвался барон, точно зная, что делает.
– Просьба ваша очень необычна, барон Тонда-сама, - снова кланяясь, молвила я.
– Насколько мне известно, цель первой ночи церемонии дефлорации заключается в том, чтобы посвятить майко с помощью белков трех яиц…
Взгляд мой упал на покрывало. Там лежало всего два яйца. Я осмотрелась. Где же третье?
– Двух яиц будет вполне достаточно, чтобы смазать стенки твоего влагалища, - пояснил барон, верно истолковав мой озадаченный взгляд.
– И пальцы мои готовы начать наше упражнение, но глаза мои с еще большим нетерпением жаждут насладиться твоим танцем.
Что мне оставалось делать?
Я снова подлила сакэ ему в чашку. Мысли мои неслись вскачь. Любое неверное движение лишь возбудит подозрения барона. Прикрыв рот рукой, я не сумела подавить смешок. Будто бы барон нуждается в стимуляции! Краем глаза я заметила выпуклость у него между ног. Очертания его эрегированного пениса смутили меня, заставив усомниться в том, как я смогу доиграть свою роль до конца хотя бы в эту первую ночь, не говоря об оставшихся шести.
Я вздернула подбородок.
– Я станцую для вас, барон Тонда-сама, - с поклоном ответила я.
Он заворчал, подгоняя меня начинать скорее.
Стараясь вновь перехватить инициативу, я проигнорировала его слова и не стала торопиться. Вместо этого я очень медленно встала, поднимая одно колено на дюйм выше другого, сохраняя идеальную форму. Внезапно меня затопило всепоглощающее желание сделать все идеально, как учила окасан, потому что у меня было странное предчувствие, что это самое важное, что я могу совершить за сегодняшний вечер. Традиционно в мире гейш танец являлся способом умолять богов ниспослать счастливую судьбу. Я танцевала так, как того желали боги.
Тело мое заняло исходную позицию, а в голове раздался стук палочек из слоновой кости, ударяющих по струнам лютни. В следующее мгновение я как наяву услышала переливчатое звучание музыкального инструмента и вынула из-за шелкового, отделанного парчой пояса сложенный веер. Делала я это очень осторожно, чтобы не выдать местонахождение серебряного кинжала, припрятанного в складках.
Бесшумно, будто заставляя росу скатиться с лепестков цветка, я махала веером по направлению к масляной лампе, той, что стояла ближе ко мне. Лампа погасла, отчего стало казаться, что светлячки, нарисованные на ширме за моей спиной, вылетели в комнату и стали кружиться по ней, подобно крошечным сияющим звездам. Они единственные беспокоили меня…
…Пока я не
Сложенный веер означал трубу.
Его пенис.
Полуоткрытый веер символизировал фонарь.
Раскрытие половых губ моего влагалища.
Открытый веер - восходящую луну.
Мое сердце цветка трепещет, готовое принять его нефритовый стержень.
Танец мой был скорее набором телодвижений, нежели чем движением ног, так как я раскачивалась вперед и назад. Каждый миг был предложением, обещанием, отрицанием, резким взрывом желания, вырывающегося из глубин моего лона. Я танцевала все быстрее и быстрее, по шее и позвоночнику тек пот, капельки влаги выступили и на лице, под мышками, и даже между ног, словно мой ароматный персик намок под дождем.
Танцуя, я чувствовала, как будто кто-то тянет меня за кимоно. Это было сравнимо с тем, как если бы сама госпожа Луна улеглась на мой длинный волочащийся по земле рукав, отказываясь пролить свой благословенный свет на мой танец и дать свое одобрение. Но час все еще был ранний, и через бумажную дверь робко пробивались лучи заходящего солнца.
Я продолжала исполнять каждый шаг с четкостью и аккуратностью, отработанными за годы тренировок. Танец мой был соблазнительным и манящим, каждый взгляд и движение в нем были полны смысла. Затем я вытянула из-за пояса шелковый шарф, чтобы изобразить с его помощью облако, вознамерившееся затмить луну.
– Танцуй быстрее!
– вскричал барон.
Быстрее? Глаза мои сузились, принимая вызов, а пятки резко опустились на пол. Не дав ему возможности перевести дыхание, я стала кружиться и раскачиваться, и мои длинные рукава летали вокруг меня, превращая меня в водоворот света и тени, тени и света, то рассыпающийся, то снова стекающийся воедино.
Серебряные нити сияли сквозь мое прозрачное кимоно, вздымаясь вокруг меня подобно молнии, поражающей мои обнаженные ступни и пробегающей к стройным ногам. Черный кустик волос у меня на лобке, казалось, искрился серебристыми вспышками, поднимающимися выше, к грудям, чтобы кольнуть страстью заостренные соски, затем горло и, наконец, бледное лицо. Я бросила взгляд на барона, в глазах моих полыхало пламя.
Зеленое пламя.
Сердце мое замерло в груди, дышать стало трудно. Что же я наделала?
Закончив танец, я упала на татами и поклонилась, касаясь его лбом. В лихорадке танца я забыла о своих зеленых глазах. В прошлом я всегда смотрела в пол при встрече с чужими людьми, и глаза мои были полуприкрыты веками. Дрожь страха прошла по моему телу. Ну зачем я посмотрела прямо на барона, когда лицо мое светилось в желтовато-золотом свете масляной лампы, выдавая мои зеленые глаза? То был очень глупый поступок, и я это знала.