Беломорье
Шрифт:
— Не на молебны да панихиды созвали! О деле говорить надо!
Но все шло хорошо — по заранее выработанному плану. После проповеди из конторы принесли и расставили перед трибуной три столика. Из здания вышел Агафелов, за ним — заметно подряхлевший за эти дни управляющий со свернутыми в трубку бумагами. Появился и кемский исправник, щеголяя николаевской шинелью с бобровым воротником. Обогнав их, вертлявый канцелярист расставил по столикам чернильницы… Из заводской конюшни выехала запряженная парой лошадей кибитка с крытым верхом и остановилась у помоста.
Одетый по-дорожному — в оленьей дохе поверх шубы — главноуправляющий медленно поднялся на возвышение. Неясный многоголосый гул толпы стих.
Агафелов начал речь вопросом: если бы ему, главноуправляющему, взбрело в голову лечь на постель любого из присутствующих здесь рабочих, мог бы хозяин своего одеяла и подушки прогнать его, Агафелова? И тотчас ответил, что, конечно, мог бы, поскольку одеяло и подушка Агафелову не принадлежат. Так и владельцы завода могут прогнать всех живущих на заводской земле, потому что земля и постройки на ней принадлежат им и никому другому. Наследники старого Беляева могут свои заводы продать, закрыть, перенести на новые места. Заводы — их личная собственность, такая же, как вынутый сейчас Агафелова платок, принадлежащий только ему.
— Хочу — и разорву! Ну, кто мне запретит? — спросил Агафелов рабочих и, на самом деле, разорвал платок и отбросил клочки в сторону.
Затем главноуправляющий напомнил, что он такой же наемный служащий, как и все здесь присутствующие. Пункт пятый дает ему большие полномочия, но кто их ему дал, тот может их и отобрать! Он может согласиться на любую прибавку, но ведь контора станет выплачивать ее из средств владельцев, а они согласия на эго могут и не дать!
Толпа глухо заволновалась. Агафелов поднял обе руки и, восстановив тишину, продолжал:
— Но прибавку я все же вам дам!
Все замолкли, лишь в толпе негромко плакал ребенок.
— Уйди с ребенком! — раздраженно крикнул Агафелов, и женщина, как виноватая, торопливо повела ребенка в поселок.
— Владельцы не идут на прибавку, — продолжал главноуправляющий. — Генеральная реконструкция завода съела и прошлогоднюю прибыль, и прибыль этого года, и еще нужны будут деньги… — Начавшийся ропот он заглушил выкриком: — Но возможность десятипроцентной прибавки я все же изыскал. Вы будете получать на десять процентов больше, но придется на один час увеличить работу смены. Будете работать, как работали в начале этого века. Кто получает в месяц двадцать рублей, тот за год получит двадцать четыре рубля дополнительных! Это деньги немалые… За сотню целый домишко можно поставить.
Агафелов торопливо поднял руку, восстанавливая тишину.
— Есть и другой выход. Ледокол пробьет береговой лед. Из Архангельска привезут новых рабочих! С этим, конечно, связано много неудобств, и каждая сторона потеряет на этом… А потому, давайте но-братски…
Никто не заметил, как пилостав Никандрыч что-то шепнул соседу, стоявшему впереди.
— Отмените плату за общежития, — выкрикнул тот, — и арендные!..
— Отмените… Отмените! — загудела толпа.
Старик управляющий от испуга даже рот приоткрыл. Агафелов покосился в его сторону, усмехнулся и вновь поднял руку.
— Последняя уступка — плату за общежитие на этот раз отменяю! Это даст вам в год еще восемнадцать рублей экономии! Да где же вы такие условия еще найдете? Нигде не найдете! Положите соглашение на стол, — сухо приказал он управляющему. — Кто хочет на таких условиях работать, пусть подпишет соглашение. Это будет оправданием перед инспекцией: в соглашении указывается, что рабочие сами предложили такой выход…
— Впишите, что плату за общежитие отменили, — раздались голоса, — а то забудете…
— Пусть кто грамотный, тот впишет, — сходя с помоста, ответил Агафелов, делая вид, что не замечает испуганного выражения на лице управляющего.
— А принять на работу уволенных… А изменить штрафы? — раздались голоса.
— Уволенных принять; по системе штрафов составьте комиссию — двое от конторы и двое выборных от рабочих, — крикнул Агафелов, залезая в кибитку.
Кучер дернул вожжи, и тяжелые сани плавно скользнули на лед реки.
В Сумском Посаде Агафелов остановился в доме сестер-стороверок, у которых постоянно гащивал Александр Иванович. Записочка от Александра Ивановича словно омолодила старух. Чуть не сутки отлеживался и отъедался у них Агафелов после «сорокской кутерьмы».
Быстро была истоплена сверкающая чистотой баня. Пока Агафелова мыл и парил его ямщик, потешая рассказами о похождениях у Саломаньи, были согреты комнаты Александра Ивановича. Из обильных запасов постояльца старухи приготовили вкусный обед, за которым Агафелов выпил бутылку шабли, а кучер — графинчик водки. После этого оба легли вздремнуть.
Утром старухи сообщили, что приходил Двинской, но они не посмели будить. Агафелов сам пошел к нему в музей.
Александр Александрович уже получил по почте денежный перевод и обширное письмо от Александра Ивановича с извещением, что Агафелов проездом передаст ему казенные бумаги. В письме была подробная инструкция — в каких селениях проводить собрания хозяев.
Агафелов вручил незапечатанный конверт, в котором было официальное разрешение от архангельского губернатора на выезд из Сумского Посада и на посещение прибрежных селений Беломорья, а также «открытый лист» на право пользования лошадьми земских станций.
Агафелов лишь мельком осмотрел экспонаты, но зато от карты промыслов долго не отходил и нет-нет да и оглядывал Двинского, точно борец, примеривающийся, как бы удобнее схватить своего соперника.
— А вы, Александр Александрович, попутно не учитываете — какие судовладельцы, из каких селений и сколько вывозят в Норвегию накатника и елойниц? — спросил он наконец. — Вы ведь не только подписи хозяев собирать будете, но и некоторые сведения?
— Конечно, — ответил Двинской.
— Так вот попутно и соберите для меня данные о вывозе леса в Норвегию. Буду большим вашим должником.
— Можно, — сухо ответил Двинской, понимая, что капиталисты хотят превратить его в своего прислужника.
— А должником я буду недолго. У моего тестя в числе множества всяких предприятий есть типография. Вы, конечно, разразитесь экономическим исследованием? Через меня нетрудно будет его напечатать. — Агафелов сдержал улыбку, видя, как залилось румянцем лицо собеседника. — Так могу надеяться?