Бенефис и другие юмористические рассказы
Шрифт:
— Ну, не можетъ же онъ быть далеко, — настаивалъ шкиперъ. — Изъ него какъ разъ выйдетъ хорошее платье.
— Врядъ ли, — отвчалъ помощникъ, — онъ не будетъ хорошо сидть. А знаете, о чемъ я думалъ?
— Ну? — сказалъ шкиперъ.
— Если взять штуки три изъ вашихъ новыхъ фланелевыхъ рубашекъ? — сказалъ помощникъ. — Он вдь очень темныя и сидть будутъ отлично.
— Попробуемъ сначала вашъ халатъ, — говорилъ шкиперъ добродушно. — Это легче. Я помогу вамъ отыскать его.
— Понять не могу, куда я его двалъ, — сказалъ помощникъ.
— Ну, ну,
Они пошли въ каюту помощника, и, къ большому его удивленію, халатъ оказался преспокойно висящимъ какъ разъ за дверью, на гвоздик.
Это былъ прекрасный халатъ — теплое, мягкое сукно, отдланное шнуркомъ — и шкиперъ опять вооружился своими ножницами и такъ и впился въ него глазами. Потомъ онъ отрзалъ осторожно верхнюю часть съ двумя висящими рукавами и передалъ ее помощнику.
— Мн это не нужно, мистеръ Джаксонъ, — сказалъ онъ медленно, — а вамъ пожалуй пригодится.
— Пока вы заняты этимъ, не приняться ли мн за т три рубашки? — спросилъ м. Джаксонъ.
— Какія три рубашки? — спросилъ шкиперъ, тщательно отрзая пуговицы.
— Да ваши, — отвчалъ м. Джаксонъ. — Посмотримъ, кто изъ насъ смастеритъ лучше платье?
— Нтъ, м. Джаксонъ, — сказалъ старикъ, — я увренъ, что у васъ ничего не выйдетъ изъ моихъ рубашекъ. У васъ нтъ этого самаго дарованія. Да и кром того, он мн нужны.
— Такъ же, какъ и мн мой халатъ, если ужъ на то пошло, — пробурчалъ помощникъ недовольвымъ тономъ.
— Такъ зачмъ же вы мн его дали? — говоритъ шкиперъ. — Право въ другой разъ не мшало бы вамъ знать поврне, чего вы хотите, а чего нтъ, м. Джаксонъ!
Помощникъ не сказалъ больше ни слова. Онъ сидлъ и наблюдалъ за старикомъ, какъ тотъ вдлъ нитку въ иголку и началъ сшивать спереди полы халата. И право, когда онъ ихъ сшилъ, вышло совсмъ недурно, и миссъ Мало была, видимо, очень довольна. Она, право, выглядла въ немъ совсмъ красавицей, съ ея синей матросской рубашкой, съ кушакомъ изъ шелковыхъ платковъ вокругъ пояса — и я сразу замтилъ, что третій офицеръ совсмъ размякъ,
— Ну теперь вы боле походите на ту двушку, которую привыкъ видть вашъ отецъ, — сказалъ шкиперъ. — Сейчасъ я немного натрудилъ палецъ, но потомъ я сдлаю вамъ и шляпу.
— Интересно будетъ взглянуть на нее, — сказалъ помощникъ.
— Это очень легко, — сказалъ шкиперъ. — Я видлъ, какъ ихъ длаетъ моя жена. Она ихъ называетъ токами. Нужно только сдлать форму изъ картона, а потомъ натянуть на нее матерію.
Платье это произвело удивительную перемну въ двушк. Просто удивительную. Она словно сразу переродилась и превратилась въ барышню. И вся кают-компанія смотрла ей въ глаза и повиновалась каждому ея слову, а что касается меня, то право она, кажется, думала, что я нарочно приставленъ къ ней, чтобы ей прислуживать.
Да и нужно сказать, что ей повезло. Погода стояла все время прекрасная, такъ что дла особеннаго ни у кого не было, и если только она не выслушивала добрые совты шкипера или помощника, то ужъ наврно болтала со вторымъ, или съ третьимъ офицеромъ, которые оба за ней ухаживали. М. Скоттъ, второй офицеръ, первые два, три дня не обращалъ на нее никакого вниманія, и я только потому замтилъ, что онъ влюбленъ, что онъ сталъ невжливо обходиться съ м. Фишеромъ, и вдругъ пересталъ ругаться, да такъ внезапно, что я удивляюсь, какъ это ему не повредило.
Мн кажется, что сначала двушк нравилось ихъ вниманіе, но черезъ нсколько времени оно ей ршительно надоло. Ей, правда, не давали ни минуты покоя, бдняжк. Если она стояла на палуб, смотря за бортъ, сейчасъ же подходилъ къ ней третій офицеръ и начиналъ говорить, какъ изъ романа, про море, про уединенную жизнь моряковъ, а м. Скоттъ, я самъ слышалъ, повторялъ ей стихи. Шкиперъ тоже услыхалъ это, и такъ какъ онъ относился подозрительно ко всякимъ стихамъ, да и не дослышалъ ихъ какъ слдуетъ, то позвалъ его съ себ и веллъ повторить ихъ при немъ. Врно онъ и тутъ не слишкомъ-то хорошо понялъ, въ чемъ дло, потому что позвалъ помощника и веллъ опять повторить, чтобы и тотъ слышалъ. Помощникъ сказалъ, что это все ерунда, и тогда шкиперъ объявилъ м. Скотту, что если онъ еще когда-нибудь поймаетъ его на чем-нибудь подобномъ, то дастъ ему себя знать.
Несомннно, что оба молодые человка были совершенно искренни. Как-то разъ она сказала, что никогда, никогда не полюбитъ человка, который пьетъ и куритъ, и что же бы вы думали? Сейчасъ же оба молодца принесли ей свои трубки, чтобы она ихъ бросила въ море; и мучились же они потомъ, видя какъ курятъ другіе! Просто жалость была смотрть.
Наконецъ, дошло до того, что помощникъ, который, какъ я уже говорилъ, былъ человкъ очень щепетильный, предложилъ опять собраться комитету. Дло было очень серьезное, и онъ произнесъ длинную, торжественную рчь о томъ, что онъ самъ отецъ семейства, и что второй и третій офицеры слишкомъ внимательны къ миссъ Мало, и что обязанность шкипера остановить это.
— Какъ? — говоритъ шкиперъ.
— Прекратите игру въ шашки и въ карты, и чтеніе стиховъ, — говоритъ помощникъ. — Двушк оказывается слишкомъ много вниманія; это вскружитъ ей голову. Употребите свою власть, сэръ, и запретите это.
Шкиперъ такъ былъ пораженъ этими словами, что не только запретилъ всякую игру, но еще не позволилъ молодымъ людямъ говорить съ двушкой иначе, какъ за столомъ или во время общаго разговора. Никому изъ нихъ это не понравилось, хотя двушка и сдлала видъ, что довольна, и въ продолженіе цлой недли въ нашей кают царствовала тишина, чтобы не сказать — скука.
Все опять пошло по-старому посл одного очень любопытнаго случая. Я только что подалъ въ каюту вечерній чай и остановился у палубной лстницы, чтобы пропустить шкипера и м. Фишера, какъ вдругъ мы услыхали звукъ громкой пощечины. Вс мы сразу бросились въ каюту, и тамъ увидали помощника, который держался рукой за щеку съ такимъ видомъ, будто его оглушилъ громовый ударъ, и миссъ Мало, которая такъ и сверкала на него глазами.
— Мистеръ Джаксонъ! — говоритъ шкиперъ страшнымъ голосомъ, — что это значитъ?