Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий
Шрифт:
«Последняя премьера Уильямса на Бродвее “Скатерти для летнего отеля” получила ужасные отзывы в марте 1981 года и выдержала только четырнадцать представлений. Чтобы его подбодрить, друзья устроили вечеринку в семиэтажных апартаментах в Нью-Йорке, но перепугались, когда он выбежал из комнаты и пытался спрыгнуть с балкона». (Дональдсон, 1995, с. 282.)
Особенности творчества
«По его собственным словам, без знания некоторых аспектов его личной жизни понять его творчество невозможно. Вот небольшие отрывки из его воспоминаний… “Слета 1955 года я начал принимать наркотики и с тех пор пишу под их воздействием. Впрочем, так поступали многие талантливые писатели”». (Лапценок, 1998, с. 460.)
«В 1969 году, после нескольких лет депрессии, он лечился в госпитале Сент-Луиса после злоупотребления лекарствами.
Гомосексуализм, наркомания и депрессия образуют такой порочный круг, из которого редко кому удается вырваться. (Второй вариант подобного circulus vitiosus — ВИЧ-ин-фицирование, наркомания и депрессия). В этих случаях терапия творческим самовыражением может значительно помочь пациенту, если не разорвать этот порочный круг, то во всяком случае длительное время оптимально существовать в таком патологическом режиме.
УИСТЛЕР (Whistler) ДЖЕЙМС ЭББОТ МАК-НЕЙЛ (1834–1903), американский живописец и график.
«Он ссорится по пустякам, полемизирует, отделывая каждую язвительную записку как самую трудную офортную доску… Уистлер в конце концов сумел добиться огромной популярности, но это была, скорее, скандальная известность язвительного острослова, забияки, щеголя и чудака, той сознательно одетой или внешней маски, при помощи которой он противопоставлял себя светскому буржуазному обществу… Был какой-то непонятный разрыв между назойливо агрессивным поведением Уистлера — недаром Дега371, говорят, сердито заметил ему: “ Вы ведете себя так, точно у вас нет таланта”, — и его строгим, сдержанным и изысканным искусством… Острые углы характера Уистлера несколько смягчила только поздняя (в 54 года) женитьба на миловидной художнице, вдове его приятеля… “Я знаю, что многие считают меня забавным и “эксцентричным”, — говорил Уистлер. — Да, эпитет “эксцентричный” они нашли для меня подходящим”… Уистлер не переносил одиночества — до самой смерти… Его дом всегда был открыт для всех… Он очень любил спорить, быстро начинал горячиться, злился… но, когда все было копчено, он снова становился милейшим человеком… [Из письма А. Саймонса (1865–1945), поэта и художественного критика] “Я не видел более лихорадочно оживленного человека, чем этот маленький старичок, с ярким румянцем на поблекших щеках, с туго натянутой на скулах кожей, с его пронизывающими глазами под колючими кустистыми бровями, фантастически спутанными полуседыми кудрявыми волосами, с горьким утонченным ртом, и — прежде всего с его удивительными изысканными руками, никогда не пребывающими в покое”». (Некрасова, 1970, с. 23, 25, 97–99, 128.)
«Вы спрашиваете, милостивый государь, в каком учреждении было бы наиболее уместно поместить написанные вами картины. Могу ли я предложить вам приют для слепых?» (Уистлер)
Беллетристическое описание характера Уистлера вполне достаточно для психиатрического анализа. У американского художника выявляются симптомы гипомании — легкой степени маниакального состояния, не сопровождающейся психотическими расстройствами (бредом, галлюцинациями). Таким больным, помимо повышенной общи-телъности и разговорчивости, могут быть свойственны раздражительность, повышенное самомнение и грубое поведение. А постоянно повышенное настроение, повышенная энергичность и активность могли оказывать на творческий процесс только благоприятное влияние. И уже не важно как писать; «обладал гипоманиакалъным темпераментом, благодаря которому…» или «страдал гипо-маниакальным расстройством психики, из-за которого…»Всвоем диалектическом противоречии корректны оба выражения.
УИТМЕН (Whitman) УОЛТ (1819–1892), американский поэт.
«Я сам напишу для будущих дней два-три указующих слова, Выступлю только на миг, чтоб уйти опять в темноту».
У. Уитмен
«Учился он не хорошо, не плохо, на учителей производил впечатление посредственности… Эта ранняя склонность к уединению, к молчанию — главнейшая черта его характера… Самое странное в биографии Уитмена — это внезапность его перерождения… К нему, по его словам, этот “божественный час прозрения” пришел в одно июльское ясное утро в 1853 или 1854 году. “Я помню… Я лежал на траве… и вдруг на меня снизошло и простерлось вокруг такое чувство Покоя и мира, такое всеведение, выше всякой человеческой мудрости, и я понял… что бог — мой брат, и что его душа — мне родная… и что ядро всей вселенной — любовь”». (Чуковский, 1966, с. 48–49. 57.)
«Как мог литератор, до тридцати шести лет не создавший ничего значительного, по видимости рядовой журналист и автор вполне традиционных стихов, испытать поэтический взлет, выразившийся в книге, ошеломляюще непохожей на все, что было написано до него? Этой “загадке Уитмена” находят разные, порою даже мистические объяснения». (Осенева, 1976, с. 13.)
«…Я весь не вмещаюсь / между башмаками и шляпой». (Уитмен У., «Песня о себе».)
«Перемена свершилась, когда внутренний, рвущийся наружу мир писателя облекся в слова. Известно, что в детстве Уитмен был мечтательным мальчиком, иногда так глубоко погруженным в процесс познания или задумчивость, что его нередко называли лентяем… Никакой, даже самый тщательный анализ не объяснит нам этот удивительный феномен: как занятый и преуспевающий журналист переродился в гения и пророка… Пышущая здоровьем, импульсивная плоть Уитмена, столь чувствительная к страсти, не была равнозначна плоти рядового человека. В сексуальном отношении его плоть и он сам (так как, конечно, было затронуто и его воображение) тяготели к тому, что врачи и психиатры именуют пограничными состояниями. Нет никаких оснований говорить об извращенных наклонностях; когда его прямо спросили об этом в преклонном возрасте, он отверг это предположение с ужасом. Читательницы “Листьев” почти сразу осознали, что характер любовного чувства у автора часто выглядит женским… Подобная сексуальная сверхчувствительность скорее сверхнормальна, чем анормаль-на». (Кэнби, 1977, с. 551–552. 561.)
«Уолт Уитмен, описывая смерть от холеры, “умирал” от нее, испытывая судороги и корчи. Он буквально посерел, друзья убегали от него». (Гончаренко, 1991, с. 396.)
«Гомосексуализм». (Ушаковский, 1908, с. 199.)
«Несомненный гомосексуалист». (Блох, 1909, с. 493.)
«Уитмен — прекрасный пример того, как тяжелая бионегативная личность смогла превратиться в гения». (Lange-Eichbaum, Kurth, 1967, с. 554.)
«Запах моих подмышек ароматнее всякой молитвы, / Моя голова превыше всех библий, церквей и вер». (Уитмен У, «Песня о себе».)
«Эротическая эксцентричность. Бродяга и развратник. Произвел сенсацию благодаря бесстыдной эротичности». (Nordau. 1893, с. 407.)
«Дряхлый, больной, я сижу и Пишу, / И мне тягостно думать, что ворчливость и скука моих / стариковских годов, / Сонливость, боли, запоры, унынье, сварливая мрачность / Могут просочиться в мои песни». (У- Уитмен)
Можно предположить, что в структуре личности Уолта Уитмена большое место занимали феминилъные черты. Речь идет не об истинном гомосексуализме, а о выраженной форме того, что называют «бисексуальностью всех живых существ» (Отто Вейнингер). Может быть, в XIX веке такая строчка стихотворения, как «Облей меня любовной влагой», могла считаться «бесстыдной эротикой» и выражением женской сексуальности. Более интересен испытанный Уитменом психологический феномен «озарения» с последующим радикальным изменением мировосприятия. Подобные состояния (с учетом имевшегося у поэта шизоидного преморбида) в ряде случаев могут являться предвестниками шизофрении.
УРБАН VI (Urbanus) (в миру Бартоломео Приньяно, Bartolomeo Prign-ano) (1318–1389), папа римский с 1378 г.
«В это время вся церковь была охвачена глубоким нравственным разложением. Ее кульминацией можно назвать понтификат антипапы Урбана VI (1378—89), на счет которого (или, скорее, на счет болезни которого) приписываются десятки преступлений против человечности, коварные убийства епископов и кардиналов, еще чаще — обвинение их в ереси и присуждение к сожжению… Об Урбане VI известно, что он страдал манией величия, усугубленной к тому же манией преследования, что гнало его от убийства к убийству. Он был болен паранойей — хроническим заболеванием, не так часто встречающимся среди душевнобольных… Однако паранойя, постигшая человека, обладающего большой властью, может обернуться для других настоящей катастрофой, как это и произошло в случае Урбана VI». (Лесны, 1998, с. 101.)