Беззвёздная дорога
Шрифт:
— Море! — сказал Маэдрос, останавливаясь и снова глядя на воду.
Фингон взял его за руку и потащил вверх по склону горы. Маэдрос спотыкался, поспевая за ним. Он всё время оборачивался и смотрел.
— Я знаю! — наконец, сказал Фингон. — И оно чудесно, но я не хотел бы в нём утонуть!
Маэдрос удивлённо рассмеялся.
— Наверно, нет! — сказал он.
Они быстро карабкались вверх, покуда не добрались до железного прута, который проходил по верху ворот; но и ворот теперь уже не было. Маленькие волны разбивались о двойной ряд кольев, увенчивавших ворота. Фингон испугался, как бы Маэдрос не потерял равновесие, но тот бежал по ненадёжному
Они шли всё выше и выше, пока не добрались до плоского, усыпанного щебнем, участка под скалой — там, где висели адамантовые цепи. Здесь Фингон остановился. Насколько он знал, дороги дальше уже не было, а вода уже дошла ему до щиколоток.
— Сюда! — сказал Маэдрос, и он потянул Фингона вверх, на то, что с площадки казалось разваливающейся грудой камней. Действительно, это и была груда камней, но с её верхушки было легко перепрыгнуть на ещё одну груду, повыше, а оттуда — на вершину скалы, которая свисала под безумным углом со склона главной горы, и если пробежать по ней до конца и перепрыгнуть — и не побояться острых камней там, где прыгаешь, то оттуда вела дорога на такую же скалу на следующей горе над ними. Приземление оказалось не таким страшным, как могло бы быть — скала уже была наполовину под водой. Фингон прыгнул первым и поймал Маэдроса, когда тот последовал за ним. Вместе они пошли по воде и с плеском перебрались обратно на склон.
Здесь наверх вела ещё одна зловещая тропа. Теперь Маэдрос вёл его, а Фингон следовал за ним.
— У меня было очень много времени, — крикнул Маэдрос через плечо, — чтобы хорошенько рассмотреть, что тут, наверху! — Ему приходилось говорить громко, чтобы Фингон услышал его сквозь шум волн. Фингон оглянулся на центральный пик. Они уже взобрались достаточно высоко, чтобы оказаться на том же уровне, что адамантовые оковы. Маэдрос мог бы видеть эту тропу отсюда. Но, кажется, он относился к этому вполне жизнерадостно — и теперь тропинка их спасла.
Наконец, карабкаться стало уже некуда. Они добрались до вершины — хотя теперь это уже была не вершина. От Тангородрима не осталось ничего — лишь три низеньких, чёрных острова в широком тёмном океане. Центральный всё ещё был самым высоким. Это была зловещего вида скала, но пока Фингон и Маэдрос смотрели, последняя огромная волна разбилась об него, и вся чёрная вершина среднего пика рухнула, и её поглотила пена. На её месте ничего не осталось.
Маэдрос улыбался. Он сказал:
— Всегда жалел, что не видел, как она рухнула!
— Ну теперь увидел, — сказал Фингон и тоже улыбнулся.
Вода перестала подниматься. Могучих валов уже не было. Теперь маленькие волны мягко разбивались о чёрный камень. Фингон сел и смотрел на них, и Маэдрос сел рядом с ним. На чёрном острове как раз хватало места для них двоих. Не было видно ничего, кроме двойной тьмы: чёрный бессветный океан, а над ним — вечная ночь. Тем не менее, Фингон улыбался. Конечно, здесь было темно — но эта тьма была лучше, чем та, что была раньше. Теперь у них было море — и одним своим существованием море создавало небосвод. Это был чёрный и беззвёздный небосвод — но любое небо было лучше, чем никакого. Он прислонился к тощему плечу Маэдроса.
Маэдрос обвил его рукой.
— Ну ладно, — сказал он через мгновение, — я рад, что ты тут.
— Я тоже, — сказал Фингон.
— Хотя я этого и не заслуживаю, — сказал Маэдрос. Теперь в его голосе не было жалости к себе. Он просто отметил факт.
— Так и Тургон сказал, — ответил Фингон. — Но всё-таки всё равно это тут не при чём, скажу я тебе. — -
— И с твоей стороны было очень глупо сюда приходить.
— Да, и Ирмо тоже так сказал!
— Мудрейший из твоих братьев и Повелитель Снов! Фингон, неужели ты никогда не слушаешь мудрых советов?
— Ну может быть, когда-нибудь, — сказал Фингон. Он неохотно отодвинулся от Маэдроса, чтобы погрузить руки в воду. Она была холодной, но не ледяной — может быть, холодной, как родник в Хитлуме. Фингон брызнул немного воды себе на лицо, и это сразу его приободрило. Тогда он вспомнил, что всё ещё весь в паутине после того, как они так уныло пробирались через врата Ангбанда. Он зачерпнул ещё несколько раз воды и смыл всё самое неприятное. В холодной воде липкий шёлк паутины быстро растворялся. Фингон провёл мокрыми руками по волосам, ещё и ещё сдирая паучьи нити, смывая их в тёмное море. Теперь ему стало гораздо лучше. Наконец, он обернулся к Маэдросу, который молча следил за ним, и приподнял брови.
— Ты жутко выглядишь, — сказал он. — И от тебя пахнет.
Маэдрос дёрнулся. Затем он рассмеялся и сказал:
— Ну спасибо большое!
Но всё-таки он подошёл, встал на колени рядом с Фингоном и стал смывать самые противные куски паутины, что всё ещё были на нём. Фингон помогал ему как мог. Самое худшее были его волосы: они совсем свалялись и все были забиты паутиной, и даже когда паутину отрывали, оставались дурно пахнущие, свалявшиеся колтуны. Через какой-то момент Фингон достал звёздный фиал. Маэдрос отшатнулся от света, но затем обернулся, посмотрел и сказал не без удивления:
— Это не так уж плохо!
После он снова некоторое время смотрел; потом заморгал и скосил глаза, и снова отвернулся. Но он продолжал украдкой посматривать на белый огонёк.
Между тем Фингон попытался воспользоваться светом, при которым всё было лучше видно, чтобы распутать некоторые пряди в волосах Маэдроса. Но это было безнадёжно — Маэдрос моргал и ворчал, когда он тянул за них. Прошло какое-то время, прежде чем Фингон понял, что не все бесцветные пряди — это паутина. Волосы Маэдроса частично поседели. Фингону было очень жаль тот медный, яркий цвет, который он помнил. Но седые волосы были не так уж плохи. Они серебряные — подумал он. Как у Фродо Кольценосца.
— Ну хватит! — сказал, наконец, Маэдрос. — По-моему, ты уже сделал столько, сколько можно. — Сейчас он действительно выглядел получше, да и пах — тоже. Фингон снова сел рядом с ним. Он поставил звёздный фиал между ними.
— А это что такое? — сказал Маэдрос. — Похоже на…
Он осёкся.
— Его Галадриэль сделала, — сказал Фингон. — Чтобы он стал светом в тёмных местах. Это свет Эарендила — я хочу сказать, звезды.
— Значит, всё-таки в нём есть что-то от моего отца, — сказал Маэдрос. — Темнее места не найти!