Беззвёздная дорога
Шрифт:
========== Глава 7 ==========
— Это я, — сказал Фингон. — Я пришёл, чтобы отвести тебя домой. Нам нельзя здесь оставаться. Паук вернётся. Пойдём!
Он знал, что Маэдрос его слышит, ибо тот задрожал. Но он ничего не ответил, и не двигался больше, и не открывал глаза. Фингон осторожно положил руку Маэдросу на плечо. Касаться его было неприятно. Его кожа была холодной и влажной, и было трудно сказать, где липкие остатки паучьей ткани, а где — рваные обрывки потерявших цвет одежд, которые он когда-то носил. Все мышцы у него на спине выпирали. Он слишком исхудал, грустно подумал Фингон. Под кожей чувствовались кости.
— Маэдрос! — сказал он. — Пойдём отсюда!
Но Маэдрос остался недвижим. Фингон рискнул чуть потрясти его — никакого результата. Он нервно посмотрел вверх, в пустые тени. Он не чувствовал там ядовитого облака зла. Что если она может скрыть своё присутствие? Почувствует ли он, если она вернётся? Может быть, она затаится там, где её не видно, и выпрыгнет на них из тьмы? Как же он ненавидел этот гнусный тронный зал! И они сидели здесь прямо на исполинском троне Моргота — лёгкая добыча, на самом виду. В любом случае это было не самое подходящее место для пары эльфов. Фингон вспомнил смех паучьей королевы, как близнецы, когда охраняли врата, предупреждали его; пауки, конечно, лгут… но всё-таки это была тюрьма, которую создал сам Маэдрос. Фингон нахмурился, глядя на недвижное тело рядом.
— Ну ладно! Неужели? — сказал он. — Мне уже давно пора забрать тебя домой. Вставай! Почему же ты всегда такой упрямый?
Ничего. Но Фингон почувствовал себя чуть лучше, вспомнив, как же упрям Маэдрос. Он всегда был упрямым, и видимо, все издевательства паучьей королевы не уменьшили этого упрямства.
— Ну хорошо же, — сказал он. — Как хочешь! Мы всё равно уходим.
Он подобрал звёздный фиал и с большим сожалением опустил его в карман. На них немедленно обрушилась тьма, но всё же в ней была чётко видна серая дорога, которая вела обратно, прямо к жутким дверям. Паучья королева перехитрила сама себя. Они могли идти по дороге как туда, так и обратно. Фингон закинул арфу и лук на спину. Маэдрос всё ещё не двигался. От него остались лишь кожа да кости; он не казался тяжёлым, но всё же было неудобно, что он так высок. Идти ведь недалеко — сказал сам себе Фингон. Вверх, к дверям, вверх по туннелю к злым воротам, затем — провал, верёвка, дорога; разбить стену, найти близнецов — и дом. Он подозревал, что ему не надо будет нести Маэдроса всё время. Его кузен был упрямым — но он был и гордым. Практически это было одно и тоже. Рано или поздно — и скорее рано — ему станет неудобно, и он будет вынужден идти.
Сначала — выбраться из этого жуткого места!
Фингон дотащил Маэдроса до края огромного трона. Спустить его вниз было трудновато, раз Маэдрос не готов был ему помочь, но по крайней мере, надо было двигаться вниз, а не вверх. Тащить его вверх было бы невозможно. Фингон легко соскочил на покрытый паутиной помост и стащил Маэдроса за собой. Он едва не рассмеялся, когда глаза Маэдроса открылись на мгновение, и на его лице отразилась тень удивления — пока он не вспомнил, какой он упрямец, и не сполз самым жалким образом к подножию трона.
Сама мысль о смехе, казалось, оскорбляла тьму в этом зале. Но это было абсурдно. Абсурдно. Всё это было абсурдно — и то, что Фингон вообще сюда пришёл, что ему удалось отпугнуть паучью королеву шестью сверкающими стрелами, которые едва могли ей повредить, и что Маэдрос выбрал из всех моментов именно этот, чтобы повести себя, как уставший и обиженный ребёнок. По крайней мере, сейчас он хоть сидел, а не лежал. Но сидел он так же скорчившись, так далеко наклонив голову вниз, что лица его Фингон не видел, а здоровая рука была сжата в кулак и прижата к груди. Паучья королева пока не возвращалась.
— Пойдём же! — сказал Фингон.
Ему удалось поставить Маэдроса на ноги, и закинуть его руку себе на плечи. Каким же он стал лёгким! Но встав, он не пытался уже снова сесть. Может быть, ему казалось, что на сопротивление уходит слишком много сил; но задача Фингона облегчилась. Он боялся, что ему придётся тащить Маэдроса на спине. Он посмотрел на конец дороги. Недалеко, сказал он себе. Совсем недалеко.
Он пошёл. Маэдроса пришлось тащить. Он не столько шёл, сколько спотыкался; три раза он падал и отказывался вставать. Но каждый раз Фингон поднимал его, закидывал его руку к себе на плечи и шёл дальше. Шёл по дороге. Здесь был подъём, которого Фингон не заметил, спускаясь сюда: подходя к железному трону, дорога очень постепенно, но опускалась, и теперь им пришлось идти в гору. Он не заметил бы этого, если бы был один, но благодаря Маэдросу подъём стал очень трудным. Он был более лёгким бременем, чем должен был бы быть — но всё же он был бременем.
Наконец они добрались до дверей, и здесь Фингону нужно было отдохнуть. Маэдрос привалился к нему, а он снова смотрел на половину изображения безликого повелителя зла. Моргота даже здесь не было. Искалеченный, он был скован где-то в Пустоте и жалел себя — если верить паучьей королеве — и выпускал в Пустоту своих драконов. Но здесь его не было никогда. Это была тюрьма Маэдроса, которую он создал себе сам. Фингон крепче прижал его к себе.
— Ты многого можешь стыдиться, — прошептал он. — Но мне кажется, Маэдрос, ты несколько себя переоцениваешь. Ты ведь не совсем Моргот. Начать с того, что ростом ты всё-таки не вышел…
Маэдрос ничего не сказал. Он него дурно пахло. Паучиха не соврала: затхлый запах отчаяния прилип к нему. Но они уже уходили. Фингон посмотрел на большой красный зал под сферой зловонного огня в железной чаше, и на туннель за ним, который вёл вверх, к воротам. Он даже и не думал попытаться проникнуть в лабиринты Ангбанда. Он полагал, что здесь нет никого, кроме пауков, а пауки найдут их везде. Таясь, они ничего не выиграют. Здесь ведь недалеко — сказал он сам себе опять. Дороги тут не было, и пол был неровным. Но тут было недалеко.
И они пошли дальше. Теперь то, что Маэдрос фактически отказывался идти или смотреть, куда он идёт, начинало раздражать, а потом и бесить Фингона. Пол уже был совсем разбит, и Фингон должен был смотреть, куда ступает сам. Было очень трудно одновременно делать это и следить за тем, как идёт Маэдрос, и нет ли на его пути чего-то, за что он мог бы запнуться; и, если он запинался, он падал, а когда он падал, Фингону приходилось останавливаться и снова поднимать его. Не раз Маэдрос терял равновесие настолько зрелищно, что в итоге утаскивал Фингона на пол за собой, и Фингону приходилось восстанавливать дыхание, отряхивать с одежды пыль и кривиться из-за царапин на руках, а потом уже идти дальше. Но он шёл дальше. Они оба шли дальше. Когда они добрались до особенно сильно разрушенной части туннеля, Фингон задумался в нерешительности. Может быть, было бы легче оставить здесь Маэдроса на минутку и пойти вперёд, разведать удобную тропу для них обоих. Потом можно за ним вернуться.
Он уже готов был так поступить, но, когда он снял руку Маэдроса со своего плеча, его сердце отчаянно дрогнуло. Он не затем искал Маэдроса всё это время, чтобы оставить его тут одного, скорчившегося, в таком месте — нет, даже на минутку. Он немного боялся, что паучья королева приползёт по стенам у них за спиной, или что Маэдрос сам может встать, повернуть, и пойти обратно, вниз, во тьму — Фингону совсем не хотелось ещё раз проходить через эти чёрные двери.
Тогда — вместе. Пусть Маэдрос бесит его сколько угодно. Фингон тоже может быть упрямым. Они шли через руины, и Фингон смотрел на босые ноги Маэдроса вместо своих, и отводил его от торчащих осколков камня и обрывков липкой паутины, которыми был усыпан пол туннеля. Это означало, что теперь сам Фингон спотыкался и задерживал их — на самом деле много раз — но он понял, что так ему самому спокойнее.