Битвы за корону. Прекрасная полячка
Шрифт:
Лавицкий не возражал, но многозначительно потер палец о палец. Сумму назвал скромную, полтысячи, включая все расходы — путешествие, небольшие подарки и прочее. И конечно же я должен распорядиться, чтобы он поехал «во всеоружии», то есть имея при себе парсуны [60] самого Годунова и верительные грамоты.
И снова все уперлось в упрямство Марии Григорьевны. Но на сей раз я проявил недюжинное упорство. К тому же у меня имелся могучий союзник, на чьи слова я поминутно ссылался. И пусть душа Бориса Федоровича парила на небесах, но о желании своего покойного супруга монахиня хорошо знала, а потому хоть и упиралась, но через час сдалась. Однако особо обговорила, памятуя о прошлых неудачах, необходимость соблюсти строжайшую тайну, дабы в случае чего позор отказа не выплыл на всеобщее обозрение.
60
Парсуна —
Скрепя сердце я пообещал ей и это, хотя не представлял, как смогу обеспечить секретность. Как может умолчать Лавицкий, что он приехал от имени родственников будущего русского царя?
Но касаемо тайны выход подсказал сам иезуит. И достаточно ловкий. На портретах же нет имени, а потому кто на них изображен — поди пойми. И почему не поименовать этого человека… князем Мак-Альпином. Да и вообще вести переговоры от моего имени. Титулов у меня предостаточно — и князь, и герцог, и думный боярин, а слух о моих блистательных победах в Прибалтике успел обойти всю Европу. Ну чем не выгодный жених?
— А не получится накладка? — возразил я. — Речь шла об одном, а официальные сваты приедут от другого?
— Сейчас главное — договориться в принципе, — вкрадчиво пояснил Лавицкий. — А сие означает получить согласие на брак с человеком православной веры. И если его дадут, то навряд ли родня невесты станет отказывать другому жениху, еще более титулованному, нежели первый. Да и прочее, включая парсуну, останется без изменений, верно?
— Ладно, — согласился я. — Пусть так. За живописцев не волнуйся, не сегодня завтра управятся, усажу за работу сразу троих. Деньги и грамоты отдам вместе с портретами. Но есть дополнительное условие: с тобой отправится мой человек.
— Князь не доверяет мне? — Лицо Лавицкого уныло вытянулось.
— Если б не доверял, мы бы с тобой вообще ни о чем не говорили, — проворчал я. — Но помимо получения согласия на брак мне надо, чтобы он лично потолковал с нею.
— О чем? — удивился иезуит.
— Обычная светская беседа, дабы выяснить ее ум, образованность и… характер.
— Навряд ли ему это удастся за одну-две встречи, — усомнился мой собеседник.
— Хотя бы немного. На первых порах хватит и того.
Нужный человечек у меня имелся: Андрей Иванов. Парень видный, польским владеет в совершенстве, немецким так-сяк, маловато в «Золотое колесо» из тех краев захаживали, но, на мой взгляд, вполне сносно. К тому же у него дядя и батюшка служат в Посольском приказе, да и у самого способности имеются, языком чешет — заслушаться можно. А кроме того, как рассказывал о нем Емеля, психолог он тот еще, от бога, и чем дышит посетитель, вычисляет влет. Вот и пускай присмотрит за иезуитом, чтоб не трепал зря языком, а заодно получит дополнительную разговорную практику и сможет рассказать мне о своих выводах после беседы. И грамотки я оформлю на его имя — так оно куда надежнее. Благо и липу стряпать не надо. Помнится, Мария Владимировна вместе с Емелей по моей рекомендации два месяца назад удостоила его титулом барона. Кажется, Вайварского — есть такое небольшое поместье верстах в двадцати пяти от Нарвы в сторону Ревеля.
— И помни, я буду с нетерпением ждать посланцев испанского короля, — предупредил я Лавицкого перед отъездом. — Лучше всего, если они сразу доставят свои корабли, предназначенные для продажи Руси. Думаю, тогда наш торг пойдет куда веселее и… обойдется для них намного выгоднее.
С Власьевым я консультироваться не стал, рано. Вначале надо получить предварительное согласие, а уж затем… А вот на подворье купца Баруха бен Ицхака своего человечка на всякий случай на следующий день отправил. Требовалось посоветоваться по поводу цен. Правда, застать купца не удалось — не появился он в Москве. Ну и ладно. Обождем. Авось нам не к спеху, время есть, благо других дел хоть отбавляй, знай успевай вертеться.
Однако человек предполагает, а судьба располагает. Первого апреля, на следующий день после отъезда Лавицкого и Иванова, мне пришлось отложить все занятия, ибо я получил тревожное сообщение. И увы — оно никак не походило на первоапрельский розыгрыш.
Глава 33
И СНОВА В ПУТЬ
Сигизмунд не стал дожидаться окончания сейма, проходившего в Варшаве. Зная настрой господ сенаторов, которые непременно попытаются решить все миром, а к этому на сейме и шло, король надумал поступить иначе. Оказывается, у них каждый пан вправе объявить войну любой стране. Этим Сигизмунд и воспользовался во избежание конфликта Речи Посполитой с Русью. Он уговорил одного из своих самых знаменитых полководцев Яна-Кароля Ходкевича и двоюродного брата Льва Сапеги Яна-Петра объявить войну Марии Владимировне, но от своего имени.
Любопытно, что в состав войска Ходкевича вошли не только все три роты телохранителей-наемников, изгнанные из Москвы, но и часть поляков, прибывших с «кровавой свадьбы», как они окрестили бракосочетание Дмитрия с Мнишковной.
«Вот и делай людям добро», — вздохнул я, узнав о последних.
Мало того, среди добровольцев оказалось несколько сотен тех ляхов, которые помогали покойному государю прийти к власти. Дескать, в обиде они, что тот не заплатил им, как обещал.
Всего Ходкевич и Сапега набрали тысячи четыре добровольцев, но, по слухам, они послали и за запорожскими казаками. Правда, не из числа реестровых, чье участие можно было бы расценить как начало официальных военных действий Речи Посполитой, а из голытьбы, так называемого поспольства. [61]
61
Запорожское казачество в то время делилось на реестровых, то есть включенных в список получающих жалованье и состоящих на постоянной военной службе у короля Речи Посполитой; и неерестровых, к которым относились низшие слои казачества, преимущественно из бежавшего от шляхетского гнета простого крестьянства (поспольства), недавно пришедшего в Сечь.
Доставили сообщение Оскорд и Жиляка из «Золотого колеса», но с изрядным запозданием. Вербовка добровольцев проходила гораздо севернее, и узнали они о ней в общем-то случайно. Ехал в Шклов, [62] где находился один из пунктов, некий шляхтич, заночевал в Кракове и вечерком заглянул в «Золотое колесо». Не ведая местных порядков, он, проиграв все деньги, долго упрашивал поверить ему в долг, обещая непременно рассчитаться, привезя добычу из Эстляндии. Мои ребятки заинтересовались и в виде исключения дозволили. Первую тысячу он просадил за считаные минуты и стал просить увеличить кредит, красочно расписывая горы будущих трофеев, ибо под стягом столь знатных полководцев, как Ходкевич и Сапега, не раз бивших шведов, победы обеспечены. И вообще, пора проучить зазнавшуюся москву, нахально учинившую королевство и усадившую на его престол какую-то бабу, притом бывшую монашку…
62
Ныне районный центр Львовской области. В те времена город принадлежал братьям Яну-Каролю и Александру Ходкевичам.
Будущую добычу шляхтич, сколь крупной она бы ни оказалась, проиграл полностью, оставшись должен моему казино десять тысяч злотых, но мои ребятки сплоховали, решив не сообщать непроверенную информацию. Мало ли кто что сболтнет — поначалу надо вызнать, так ли оно на самом деле, а дорога в Шклов и другие города, принадлежащие Ходкевичу и Сапеге, заняла немало времени.
Выдавать Годунову свою связь с «Золотым колесом» не хотелось, а потому пришлось пойти на хитрость, сказав, что мне было видение. Однако пояснение, годившееся для Федора, воспринявшего мои слова на веру, навряд ли могло подойти для Опекунского совета или Боярской думы. И как быть? Дожидаться, пока Мария Владимировна сама пришлет весточку о нападении на нее? Нельзя. Мы и так опаздываем, ибо набранное Ходкевичем войско отправилось в поход, когда мой человечек находился еще в Варшаве. Плюс время, чтобы добраться ему до Кракова, который отделяет от столицы четыреста верст, если плыть по Висле. Да и по суше немногим меньше — около трехсот. Ну и сама дорога до Москвы. Гнали, конечно, не жалея себя и не щадя коней, но все равно. Получалось, если промедлить, Ходкевич с Сапегой успеют взять столько городов, что потом замучаешься отбирать.
И порешили мы с Федором поступить иначе. Возиться с дворянским ополчением слишком долго — минимум неделю. Да и то лишь потому, что часть его — так называемые «выборные» дворяне — уже собрана для так называемой «береговой службы», как здесь именуют рати на южных рубежах для обороны от татарских нашествий. Но на возврат их из-под Коломны, Серпухова, Тулы, Калуги и так далее все равно уйдет не меньше недели. Да и пойдут они на север не больно-то быстро. Помнится, я говорил о неповоротливости, медлительности и нерешительности Мстиславского. Вот уж кто воистину кунктатор. И как его ни торопи, толку не будет.