Благородна и благочестива
Шрифт:
К вечерней стоянке настроение снова ухудшилось. Камилла посмотрелась в серебряное зеркальце, поправила то, что можно поправить, закрыла накидкой то, что нельзя, выпустила несколько медных локонов из нехитрой причёски, и со вздохом выбралась из повозки.
Костёр в этот раз устраивал Густав, блеснув кулинарным талантом из снесённых к общему котлу харчей. Каша у повара с Ближних Островов получилась и впрямь потрясающей – ароматной, с душистыми травами, без единого комочка – и буквально таяла во рту. К каше повар приготовил и лепёшки, странного зеленоватого цвета, но на вкус нежнейшие, мягкие и отдающие мёдом.
– Для тебя старается, – буркнула мэма Софур,
Камилла отставила тарелку с кашей, оглядела спутников – в их части каравана тех ни прибавилось, ни убавилось, всё те же лица у кострища – и вскользь глянула на оставленные повозки.
Улыбнулась, не владея враз посветлевшим лицом.
– Вечер добрый, отец! – первым поздоровался Густав. – Только вас и ждали!
Пэр Доминик улыбнулся, присел на спешно принесённое торговцем полено, и кивнул паладину, указывая, что дальше справится сам.
Тот огляделся, улыбнулся, и сел рядом с пэром Нильсом – на единственное свободное место. Поставил на расстеленной тряпице мешочек с засахаренными фруктами:
– Угощайтесь.
Густав попробовал первым, за ним потянулись остальные; мэма Софур буркнула на ухо Камилле, что лучше бы принёс того, коричневого и сладкого; а Камилла не сводила глаз с паладина. Тот, кажется, тоже лицом не владел, потому что улыбался в ответ так же открыто, не сводя с неё внимательных глаз.
Спеть в этот раз Камиллу упрашивали сразу все. Она не отнекивалась: отчего не спеть? Если и голосом Отец не обделил, и настроение появилось, и впечатлить ещё больше хотелось.
В этот раз пелось о весёлом, лёгком и возвышенном; торговец ухмылялся, набивая трубку табаком; семья переселенцев дружно хлопала в ладоши, пэр Нильс многословно и витиевато восхищался, мэма Софур хмыкала, а Густав не сводил влюблённых глаз ни на минуту. Даже вскипевшие в котелке фрукты едва не прозевал.
– До столицы два дня осталось, – вздохнул молодой повар, подсаживаясь к Камилле. – Дорогая Камилла… я хотел…
Дочь Рыжего барона вскочила, быстро извинилась и юркнула к повозке. Ох, не вовремя влез Густав со своими признаниями да прошениями!..
Там, у повозок, куда почти не доходил свет костра, её и нашёл паладин.
– Вас что-то гложет, ллейна Камилла. Я заметил.
Дочь Золтана Эйросского обернулась, вгляделась в спокойное лицо преследователя, и медленно выдохнула. Нет, с таким серьёзным лицом к девушкам не подходят. С романтическим интересом – не подходят. Наверняка его только что-то особое интересует – паладины, они такие, всё должны знать…
– Вы когда-то стремились к чему-то, только чтобы на полпути понять, что и не хотите этого больше, пэр Патрик? – тяжело поинтересовалась она.
– Сомнения – случались, – признал Блаунт. – Но это только сомнения. Морок, если желаете. Нужно уважать свой выбор, сделанный однажды.
– Но ведь тогда, однажды, вы могли и ошибиться, – заметила Камилла. – Что теперь?
– Надо признать ошибку. Но для этого нужны действительно веские причины. О чём вам жалеть, ллейна Камилла?
Дочь Рыжего барона тяжело вздохнула, вгляделась в звёздное небо и заговорила:
– Да о том, что своими ногами иду посмешищем становиться. Взгляните на меня, пэр Патрик, – Камилла развела руками, отчего новая накидка соскользнула с плеч, повисла на локтях. – Разве я похожа на благородную ллейну? Пэр Нильс говорит, следует первым делом отправиться во дворец, потому как не в правах и интересах регента разбираться с нищенками у порога, он может и запереть в казематах, чтоб не ломать голову над явлением. Идти надо к королю Родрегу Айронфисскому, выбивать приём, благо, у пэра Нильса сохранились связи… И если нас допустят к его величеству до того, как мы состаримся – кого он увидит перед собой? Даже почтительный пэр Нильс не отрицает, что и кожа у меня цвета неблагородного, и на голове не волосы, а пакля огненная. И руки у меня грубые, и говорю не так, как во дворце принято… на Островах меня принимали за благочестивую девицу, но потому лишь, что папенька мой пол-города вырезал в качестве предупреждения, да и я как-то по мордас… отпор давала. Едва ли этим, – Камилла снова без воодушевления кивнула на старенькое платье, помотала в воздухе ногой в стареньком кожаном башмаке, – сразишь придворных советников и его величество наповал…
– Не огненную.
Камилла даже с мысли сбилась, чего никогда с дочерью Рыжего барона прежде не случалось.
– А?
Патрик шагнул ближе, почти вплотную, коснулся волнистого локона кончиками пальцев.
– Цвет ваших волос, ллейна, называется медный… В высоком обществе есть десятки названий для различных оттенков одного и того же цвета… И вам повезло, потому что… это очень красиво.
Рука паладина замерла, словно в нерешительности, и, кажется, от кончиков пошло слабое сияние. Камилла замерла, но бесконечно долгий миг не перешёл ни в прикосновение, ни в… другое, чего и хотелось, и боялось.
– Вы очень красивая, ллейна Камилла, – негромко проговорил паладин, опуская руку. – И невероятно сильная. Вы… буквально светитесь изнутри, хотя… верю, что жизнь ваша не была похожей на сказку. И тем не менее, вы не растеряли ни смелости духа, ни бесстрашной улыбки…
Камилла вздохнула – скорее разочарованно, нежели облегчённо.
– Если я не буду смеяться, я буду плакать, пэр Патрик.
Паладин улыбнулся уже открыто, помолчал, прежде чем обронить:
– Лет… двенадцать назад я попал в скверное положение. Утратил состояние, лишился родителей, попал в дурную историю. Я был очень молод, моложе, чем вы сейчас, ллейна Камилла, и подсказать мне оказалось некому. Пэр Доминик помог. Он тогда сказал, что, когда тебе плохо, найди, кому ещё хуже, и помоги.
– И сработало? – без воодушевления спросила Камилла.
– Вполне, – улыбнулся Патрик. – Я с тех пор больших глупостей не делал.
Камилла усмехнулась, с удивлением разглядывая молодого паладина. Верно, не менее десятка лет старше, чем она, а… светлый такой. В то, что пэр Патрик Блаунт был способен на глупости, отчаянно не верилось.
– Вернусь к костру, – словно сомневаясь, обронил Патрик. – Не задерживайтесь, ллейна Камилла.
Она только кивнула, провожая высокую фигуру взглядом. Вздохнула разочарованно, прошлась вдоль повозок, остановившись у соседней, где ночевал старый священник с паладином. Удивлённо покосилась на забытый походный мешок прямо у ступеней деревянной лесенки, по которой пэр Доминик, поддерживаемый Патриком, обычно забирался внутрь.
Рука сама потянулась – ну, не завязано же? И возьмёт она немного, только понюхать самую малость…
Мэма Софур не солгала – в боковом кармане мешка оказалось сразу несколько плиток коричневого и сладкого. Камилла подумала, осторожно надломила кусочек, и, вздохнув ещё раз, уже из-за того, что не удержалась от соблазна, вернулась к костру.
***
Замок на горе оказался прекрасен. Огромный, что скала, с сияющими белыми стенами, куда вела устланная светлым кирпичом широкая дорога. Караван туда не направился – остановился и изножье горы, где раскинулась портовая столица королевства.