Братоубийцы
Шрифт:
– Давай, договаривай, – взорвался он, сжимая кулаки, – И не думай, что я в тебе нуждаюсь. Я поклялся, что завтра сожгу эту деревню.
Проплыли перед глазами отца Янароса одетые в черное женщины, голодные дети, горящие дома, гниющие в горах трупы, все гибнущее эллинство. Посмотрел на рослых парней вокруг костра: одни стоял молча, не шевелясь, словно деревья, крепко вросшие корнями в землю; другие, словно звери голодные, залегшие в засаду, третьи – словно архангелы. «Что мне делать? – думал он. – По какому пути пойти? Как сделать, чтобы эти деревья, звери и архангелы болели моей болью?»
И вдруг, когда голова у него уже гудела, одуревшая от мыслей, он услышал
– Сынок, – сказал он, и голос его задрожал. Чувствовал он, что от этого мига зависят тысячи жизней. – Сынок, хочешь, я встану перед тобой на колени, только выслушай. Да, я знаю: много перенес ты от моей руки, когда был маленьким. Я делал это для твоего блага. Знаешь сам, и глину месят и бьют, чтобы сделать из нее кувшин. Долго я тебя мучил, теперь пришел твой черед. Я, отец Янарос, что до сих пор только Богу кланялся, кланяюсь теперь тебе и прошу, сынок, выслушай меня. Спустись завтра ночью, в Великую субботу, в село, мы тебе сдадим ключи и устроим вместе Воскресение и обменяемся, поцелуем любви. Только никого не убивай. Слышишь? Не убивай никого!
Зажал в кулак капитан Дракос густую свою бороду, закрыл ею смеющийся рот, но промолчал.
– И никого не тронь в деревне, — умоляюще продолжал отец Янарос, – уважай жизнь, честь и имущество людей.
– Многого просишь!
– Многого прошу, потому что многое даю. Никого не убивай, хватит уже!
– И даже эту собаку капитана? И этого подлого старикашку Мандраса с сыновьями?
– Никого, никого. Это все мои люди. Я дам за них ответ во время Второго Пришествия.
– А я должен дать ответ здесь, во время Первого Пришествия, ответ моим товарищам, которых убивали на улицах и в переулках Кастелоса, отец Янарос. И не хмурь мне брови, не пугай! Думаешь, я еще маленький, и ты будешь меня драть, как собаку? Помнишь, как подвешивал меня вверх ногами и сёк кнутом по пяткам, пока кровь не выступала? Чтобы я стал человеком, говоришь? Как-то ночью поджёг я твой дом, подожгу и твою деревню! Не торгуйся со мной. Пришел мой черед!
Снова, предстала перед глазами старика горящая деревня. Но скрепил он сердце, и не дал ему выскочить из груди.
– Я разослал гонцов по окрестным селам, капитан Дракос, завтра в полдень соберется перед церковью народ, и мы двинемся на казармы. Свяжем капитана, большинство солдат будем с нами, мы дадим сигнал. Вот что я пришел тебе сказать, это приказал мне сказать Бог. Сжалься, командир. Поклянись, что никого не тронешь.
Командир оглядел партизан. Комиссар Лукас подошел к нему, открыл было рот, чтобы дать совет, но капитан зажал ему рот рукой.
– Я приму решение один, – рявкнул он. – Я здесь командир!
Он закусил усы, погрузился в молчание. Лицо его было неподвижно и сурово, как камень, на мало-помалу сатанинская ухмылка стала раздвигать толстые губы. Он повернулся к отцу Янаросу.
– Хорошо, – сказал он. – Я никого не трону. Клянусь.
Нo старик покачал головой.
– Чем ты можешь поклясться? – проговорил он. – Чем может поклясться человек, не верящий в Бога?
– Клянусь Идеей. Это мой Бог.
– Идей нет. Есть только люди, носящие в себе идеи. И идеи принимают внешний вид и рост тех, кто их в себе носит.
– У меня рост большой. Ну, ладно. Уговор дороже денегI
–
– Если у Него есть рука, - ответил командир и расхохотался.
Он повернулся к партизанам.
– К оружию, ребята? Народ воскресе?
–Воистину воскресе, командир! –грянули они, и смех эхом отозвался в горах.
Возвел старик глаза к небу, у него искал помощи. Но у неба были свои заботы, где ему было слушать отца Янароса. Небо готовилось к рассвету.
XVI
.
«Семь раз в сутки дует Бог на тростники и сгибает их. На какие тростники? – на людей. Дунь, Господи, на Дракоса и согни его», – говорил сам с собой отец Янарос, спускаясь вниз. Когда он обогнул сказы и скрылся из виду у партизан, он остановился и воздел руки к небу.
– Господи, – вскричал он громко, чтобы голос его достиг небес, – Господи, доколе предводителем людей будет Антихрист? Доколе человек будет смотреть на человека и не верить ему? Честные люди в опасности, а сколько их есть? Мало их, почему Ты их не пожалеешь? Почему дал Ты им только любовь, добродетель и смирение? Почему Ты не дал им и силу? Их надо Тебе препоясать оружием, их, а не других. Другие – волки, есть у них зубы, когти, сила. А у овец? Их вооружи, Господи, чтобы не пожрали их волки. А когда сойдешь снова на землю, не сходи агнцем – сойди добрым львом... Думаю я, думаю снова и снова и не могу понять. За что так тяжело наказуешь, Господи, тех, кто Тебя любит?
Немного полегчало у него на душе после того, как он высказал свою обиду Богу. Снова он двинулся в путь, заторопился в Кастелос. Луна уже зашла, с неба проглядывал день, вскоре стала вырисовываться деревня среди скал – камень среди камней. Вот уже видны крыши домов, позеленевшие и почерневшие черепицы, печные трубы без дыма, кучка лачуг, больных проказой, а посреди –церковь, печальная, состарившаяся мать, дом Божий по образу и подобию домов человеческих. А в церкви – Христос, покоящийся на Плащанице, на полевых цветах. Сегодня Великая суббота, Он ждет, чтобы люди Его воскресили.
Отец Янарос покачал головой. «Помоги и Ты, Господи, –пробормотал он, – пошевели и Ты рукой, помоги мне привести людей к согласию, если хочешь увидеть Воскресение в Кастелосе».
Отец Янарос быстро, украдкой, чтобы никто не видел, вошел в деревню. Уже начинало светать, он шагнул во двор, вошел в церковь, свалился на скамью, полуживой от усталости. Веки его налились свинцом. Плащаница, иконы, золоченый иконостас молнией промелькнули перед глазами – что-то черное, красное, золотое. Голова закружилась. Он закрыл глаза, и в тот же миг провалился в забытье.
Деревня зашевелилась, стала просыпаться. Кое-где приоткрывалась дверь, высовывалась голова, раздавался голос, выла собака – и снова тишина. Через минуту в чьем-нибудь дворе пищал голодный младенец, слышали этот писк соседские щенки – голодны были и они – и заливались плачем. На другом конце деревни проснулись солдаты, стали чистить ружья.
Сколько секунд или сколько часов проспал отец Янарос? Это был не сон. Вступил старик в ужасное будущее, и все его тело, с головы до ног, объяла дрожь. Снилось ему, что сняли шестую печать, и отец Янарос крепко обнял скалу, думая, что это Бог, и прижался к Нему, ища спасения. Смотрел он расширившимися глазами и видел: солнце стало мрачным, как власяница, и луна сделалась как кровь; и звезды небесные пали на землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои...