Бриг 'Три лилии'
Шрифт:
– Миккель, погляди!
– прошептала она.
– Камень, - нетерпеливо отозвался Миккель.
– Пошли.
– Нет же, это она.
– Кто - она?
– удивился Миккель.
– Черепаха! Плотникова черепаха!..
– Стой здесь, я проверю, - сказал Миккель.
Он прошел по снегу и перевернул черепаху на спину. На панцире внизу намерз лед, ноги топырились во все стороны.
– Она проголодалась и пошла листья искать!
– крикнул он ТуаТуа.
– Мертвая! Что будем делать?
– Бедняжка... Похороним, конечно! Мы ведь обещали плотнику. И споем куплет.
Миккель взял черепаху и вернулся на дорогу.
– У Симона под домом лопата лежит, - сказал он.
– Да разве лопатой сейчас что сделаешь? Вон как земля промерзла!
Туа-Туа предложила положить Шарлотту под камень, но Миккель кивнул головой в сторону тура и объяснил, что под камнями только мертвых викингов хоронят.
– Мы вот что сделаем, - продолжал он: - похороним ее в часовне. В старину всех знатных людей, графов и прочих в церквах хоронили. Значит, и для черепахи годится. И там земля не такая твердая.
Часовенка стояла на южной стороне горы. Она была старинная, построенная еще в ту пору, когда в заливе было много сельди, и разоренная огнем в тот самый год, когда сельдь пропала. Теперь от нее оставались лишь каменные стены да звонница, а балки до того прогнили, что даже крысы боялись там селиться.
Не успела Туа-Туа опомниться, как Миккель уже сбегал к сараю Симона за лопатой.
– Бери черепаху, пойдем, - распорядился он.
– А вдруг кто увидит, Миккель?
– Нигде не написано, что черепах нельзя хоронить в церкви, - возразил Миккель.
– Вот только какой куплет петь?..
В зимнем сумраке перед ними выросли почерневшие голые стены. Рядом - звонница с прохудившейся крышей и с черной дырой вместо двери.
Крысы перегрызли веревку, на которой висел колокол; он упал и разбился на четыре части.
– А если снаружи похороним?
– осторожно предложила Туа-Туа.
– Я спою, а ты ямку выроешь перед входом.
– В скале? На лопату, попробуй сама.
– Уж очень страшно, - сказала Туа-Туа.
– Среди бела дня-то?
– успокоил ее Миккель.
– Войдем на пять шагов, поняла? Посчитаем: раз, два, три, четыре, пять и я стану копать в том месте, а ты будешь петь.
Они вошли: Миккель впереди, Туа-Туа за ним с черепахой в руках. Крыши не было, остались только черные, обуглившиеся балки. С ближней балки свисало на бронзовой цепочке что-то белое - кораблик. Так уж было заведено в этом краю: во всех церквах вешали под крышей кораблик.
Снасти сгорели, остался один корпус.
Туа-Туа посчитала: раз, два, три, четыре, пять. Миккель снял с плеча лопату. Земля оказалась тверже, чем он думал. Туа-Туа прижимала к себе черепаху и вздрагивала от каждого звука.
– Скорее, мне холодно! Почему ты не копаешь?
– Твердо очень!
– пробурчал Миккель.
– Спела бы лучше.
Туа-Туа откашлялась:
В уютной колыбели
Спи крепко, мой малыш.
Когда дитя...
– Что это, Миккель?
– Камень задел.
– А мне почудилось, кто-то смеется, - сказала Туа-Туа и положила черепаху.
– Ты не знаешь стих от нечистой силы в церквах?
– Нет, - ответил Миккель, продолжая копать.
– Там в углу стоит кто-то!
– вдруг закричала Туа-Туа.
– Тебе чудится, - сказал Миккель, но на всякий случай остановился.
– Где?
– Вон!
– Дрожащая рука Туа-Туа повисла в воздухе. Нет, вон!
Миккель взялся покрепче за лопату.
– Стой на месте, - велел он.
– Я пойду проверю.
Туа-Туа зажмурилась. Слышно было, как хрустит снег под ногами Миккеля.
– Тут только пустые мешки!
– крикнул он из угла.
– И клетчатое пальто на гвозде висит. Вот тебе и почудилось. Ишь ты, медные пуговицы, кожаный пояс!
Миккель продолжал осмотр.
– Ящик... два огарка, - перечислял он.
– Не иначе, бродяга какой-нибудь здесь приютился. Ладно, пой, да скорее кончим.
Снова захрустел снег, Туа-Туа открыла глаза.
– Бродяга?
– повторила она недоверчиво.
– А кто же еще? Шел мимо, переночевал и оставил свое барахло.
Но он не убедил Туа-Туа.
– Чтобы бродяга оставил пальто с медными пуговицами и кожаным поясом? Да он каждую минуту вернуться может! Я ухожу, Миккель!
Туа-Туа шагнула было к двери, однако тут же вернулась. В полумраке лицо ее казалось совсем белым. Мерзлая земля никак не поддавалась лопате. Все-таки Миккелю удалось вырыть ямку. Они положили черепаху, и Миккель сказал:
– Аминь, да будет так, - совсем как священник.
Быстро темнело, и они решили, что больше петь необязательно.
– А по-моему, это церковный вор, - вдруг заявила Туа-Туа.
– В сгоревшей часовне?
– сказал Миккель.
– Ерунда! Сейчас зароем ее. Потом пойдем к плотнику, расскажем, где похоронили.
– Все равно, мне кажется, что вор, - твердила Туа-Туа.
Ее глаза остановились на балке и позеленевшей цепочке, на которой висел кораблик.
– Кораблик!
– воскликнула она.
– Вот до чего он добирается!
– Кому он нужен - старый да гнилой?
– бурчал Миккель, прихлопывая землю.
– Один корпус остался. Снасть вся сгорела, когда пожар был.
– Гляди, он светится, Миккель!
– Это фонарь, - объяснил Миккель и показал лопатой. Такой же, какие Симон на своих корабликах делает. Видишь красное стеклышко, и все. Ну, пошли.