Бриг 'Три лилии'
Шрифт:
– Она сказала, что я что-то скрываю, но это вранье! крикнул Миккель и покраснел.
Пат раскурил погасшую было сигару и горестно поглядел на свои ногти.
– Что ж, если ты от меня что-то скрываешь, Миккель, твое дело.
– Я ничего не скрываю!
– вскричал Миккель.
– Я правду говорю! Мало что наболтает какая-то старая табакерка!
– Не забывай, что это зовутка, - поправил его Пат.
– А что она знает?
– Все!
– сказал Пат.
– И про отца - жив ли он, тоже?
– спросил Миккель.
В сарае сделалось тихо-тихо. Пат вытянул голову, словно ему вдруг стало невмоготу дышать.
– Что ж, - сказал он наконец, - давай спросим.
Миккель сжал кулаки, в глазах защипало от слез. Час пробил: мазурик не мазурик, отец остается отцом. А у кого нет отца - тому на душе так тяжко, так тяжко...
– Давайте, - согласился Миккель.
Пат уже дунул в зовутку и поднес ее к уху. Глаза его сузились, губы были плотно сжаты.
– Что она говорит?
– шепнула Туа-Туа.
– Что вопрос нелегкий, - ответил Пат.
– Но она попробует. Тшш-ш, опять что-то говорит.
Лицо Пата покраснело, затем побелело, опять покраснело. Он облегченно вздохнул и отложил зовутку в сторону.
– Говорит, что жив, - сообщил он.
– А... а домой вернется?
– Миккель запинался от волнения.
Пат кивнул:
– Только не знает точно, когда. Говорит, это от тебя зависит.
Миккель хотел что-то сказать, но Пат прикрыл ему рот рукой.
– Тш-ш-ш, опять заговорила, - шепнул он и осторожно поднес зовутку к уху. Он слушал так внимательно, что даже рот приоткрылся.
– Не может быть...
– шептал Пат.
– Нет, правда? За отставшей доской в северной стене?
Глаза Туа-Туа и Миккеля встретились: "Судовой журнал!"
Миккель снова хотел сказать, но Пат замахал на него рукой. Он все еще слушал.
– Да, да, сейчас же проверю, - произнес он. Потом отложил зовутку и вздохнул.
– Разве так у нас что получится с золотом? Вы же от меня все скрываете! Зовутка говорит: "За отставшей доской в северной стене лежит книга". Что за книга, Бетси?
– А какие на кораблях бывают, - объяснила Туа-Туа.
– Ее вешают на стену на веревке и пишут туда про шторм, про то, как питьевую воду забирают, и все такое.
Пат кивнул и сообщил, что слыхал про такие книги. Он сам в море плавал. Один раз ходил на шхуне "Трубач", другой раз - на пароходе, который вез лес в Австралию. А еще, давным-давно, плавал на старом бриге под названием "Три лилии".
Он закурил новую сигару.
– Что с тобой, Бил?
– Он выпустил дым на Миккеля. Ишь, как побелел! Али захворал?
– "Три лилии"?!
– повторил Миккель шепотом.
– Но это еще до того, как я стал золотнишником... продолжал Пат.
– Ты уверен, что не захворал, Бил?
– Пат даже встревожился.
– Отец... мой отец был на этом корабле!
– через силу вымолвил Миккель.
Пат страшно удивился:
– На "Трех лилиях"? Неужели? Хотя это могло быть еще до того случая... А как он выглядел?
Миккель описал фотографию на стене.
– Мне было всего три годика, когда он ушел в плавание. Это было за год до того, как мама померла.
Пат мрачно жевал сигару. Лукавинка исчезла из его глаз.
– Так что я его почти не знал, - закончил Миккель.
– Понятно, - кивнул Пат, потом произнес задумчиво: Петрус Юханнес Миккельсон... Светлые волосы, бритый, голубые глаза, на левой щеке бородавка. Он... конечно, он.
Туа-Туа стиснула руки коленками и боялась дышать.
– Был с нами такой у Дарнерарта, - продолжал Пат и прикурил опять от свечи.
– Шалопай, каких мало.
– Знаю, - сказал Миккель.
– А коли разобраться, то вовсе не плохой человек, - заметил Пат.
– И везло же ему всегда. Взять хоть тот раз, у Дарнерарта, когда корабль пошел ко дну. Ураган, волны как дом! Трах - задняя мачта пополам, а потом волна как налетела справа и весь груз с палубы смыла! "Все в шлюпку!" - кричит капитан. Только спустили шлюпку, а ее волной о борт - и вдребезги. Я тогда матросом был, младшим на корабле. Стою, растерялся, ну и меня тоже в море смыло. Во-от такая волна, больше дома! Конец, подумал я, все, и в тот самый миг увидел Миккельсона. "Эгей!" - кричу и чуть не захлебнулся. В такую волну лучше не кричать.
– Отца... тоже смыло?
– спросил Миккель, запинаясь.
– Ну да, одна голова торчала. Потому что та волна всех до единого унесла. Я уж тонуть стал, но тут он ухватил меня за шиворот. После я ничего не помню. Очнулся уже на берегу, где смотритель маяка Дарнерарт отпаивал меня чем-то горячим.
– А Петрус Юханнес Миккельсон как же?
– спросила Туа-Туа.
– Он рядом сидел, смотрел шлюпку. "Намокла, - говорит, - немного внутри".
– Но ведь шлюпку разбило?
– удивился Миккель.
– Большую - да, - подтвердил Пат.
– А наша цела осталась.
Миккель ничего не понимал. Туа-Туа и того меньше.
Пат откинулся и выпустил огромное облако дыма.
– Понимаете, дакс, - заговорил он.
– Когда корабль тонет, капитан о чем первым делом подумает? О судовом журнале! Так и в тот раз. Капитан, как увидел, что бригу конец приходит, так и скомандовал: "Петрус Юханнес Миккельсон!
– кричит.
– Живо в мою каюту за судовым журналом!" Петрус Юханнес, понятно, ответил "Есть!" и бегом вниз, с опасностью для жизни, потому что корабль все больше на левый борт кренился. В общем, сумел он в каюту пробраться и вернулся с судовым журналом. Он его сунул в клеенчатую сумку, чтобы не намок. Тут-то и налетела та волна и швырнула его в море. Но он не выпустил журнал, и хорошо сделал. Потому что корки были деревянные и толстые, как доска. На этой книге мы и выплыли с Миккельсоном вместе. Ну вот, лежу я, значит, на берегу и дышу, как загнанный конь. И только я открыл левый глаз, слышу Миккельсон говорит сам с собой: "Береги эту книгу, Миккельсон, она счастье приносит". Потом он встал, встряхнулся и пошел на маяк Дарнерарт выпить кружечку пива. С тех пор я его больше не видал.
Глава пятнадцатая
ЧТО ГОВОРИЛ ПЕТРУС МИККЕЛЬСОН ВО СНЕ
Долго стояла тишина. В каморке стало темно от дыма.
Миккель прокашлялся.
– Но... но он жив сейчас?
– осторожно произнес он.
Пат кивнул.
– Ну да, книга его выручила. Он ее с собой взял. Через год, когда я ходил в Австралию, один негр рассказал мне, что Петрус Юханнес Миккельсон нашел в Клондайке золотой самородок с кулак. А все из-за той деревянной книги, уверял негр. Он с ней никогда не расставался, потому что деревянные книги приносят счастье. Негр говорил, что он ее клал под голову, когда спал. Этот негр все знал про Миккельсона, потому что был у него поваром в Клондайке и спал рядом с ним на нарах. Знал даже, что он говорил во сне по ночам.