Бриг 'Три лилии'
Шрифт:
– М-м-м-м...
– пробурчал он.
– Нам туда вроде и ни к чему, но...
Туа-Туа оторвалась от своих дел:
– А зачем это Енсе понадобилось к ленсману?
Так и сказала "Енсе". Серые холодные глаза Цыгана заблестели.
– Подумаешь - овцу увел!
– Туа-Туа сердито фыркнула. А если человек голодный? К тому же он говорит, что и не крал вовсе. А Белая Чайка раньше была его. Спросите сами Эббера, когда про польские рубины пойдете узнавать!
Цыган так и подскочил. Рука его метнулась к ножу.
– Эббер?..
– прошептал он.
– Чего прыгаешь?
– рассердилась бабушка и заставила его сесть.
– С ногой-то!.. Да вы поглядите на себя, все трое краше в гроб кладут!..
Миккель попытался возразить, но Петрус Миккельсон поддержал бабушку.
– Мама права, это дело надо переспать. Туа-Туа отдохнет в ее каморке, Енсе - длинный, он здесь на кушетке ляжет, а Миккель в кладовке вздремнет.
Одно дело, когда Миккельсон-старший говорил животом, но сейчас голос у него был такой, что лучше не спорить.
Миккель свернулся калачиком на одеяле на полу. Боббе устроился в ногах. А только попробуй усни после такого дня!
Стоило ему закрыть глаза, как он видел белое лицо Якобина в воде, Эбберов крюк, паромщика, Енсе, Сирокко...
Белая Чайка! Миккель сел. Над самым домом гром рокочет, а Чайка стоит под яблоней!
Миккель сбросил одеяло и шмыгнул на кухню. Что это? Кушетка пуста, дверь приоткрыта!.. Похолодев от ужаса, он отодвинул занавеску и выглянул в окно.
Цыган отвязал лошадь и держался за холку, точно приготовился вскочить на спину.
Миккель хотел закричать и не смог. "Если ты опять угонишь Чайку, негодяй, то..."
Но Цыган просто оперся на лошадиную шею из-за ноги.
Вот уже Белая Чайка трусит к конюшне, а Енсе скачет рядом на одной ноге.
Стыд и позор! Цыган подумал о лошади, а он забыл...
Миккель присел на корточках возле плиты и стал подбрасывать полешки.
Он не заметил, как бесшумно вошла в своих войлочных шлепанцах бабушка налить воды в кофейник.
– Коли не спишь, Миккель, зайди сюда. Скажи, как нравится!
– позвал отец из своей каморки.
Миккель вошел надутый.
Отец стоял на коленях возле кровати; он только что достал изпод нее кораблик.
– Хотел к твоим именинам поспеть, да оснастка задержала.
Так вот над чем отец трудился всю зиму: игрушечный корабль!
Может, Миккель и успел забыть, кто он такой, - зато сейчас сразу вспомнил. Нет, реи настоящего корабля не для Хромых Зайцев!..
Миккельсон-старший встал с разочарованным видом:
– Что-нибудь не так, Миккель?
Миккель пожевал:
– Только... только то, что на нем далеко не уплывешь. А мне надо в море!..
– Так и сказал: не "хочется", а "надо"! Спасибо, - добавил он.
На кухне бабушка поторапливала Туа-Туа:
– Куда же я сухари дела? Ох, уж эти глаза! Ставь сюда сахар, Туа-Туа... Эй, мужчины, кофе пить!
Но у всех пропал аппетит. Даже Енсе болтал в чашке сухарем без всякой охоты.
– Так вот, - Петрус Миккельсон прокашлялся: - насчет овец, значит...
– В прихожей блеет кто-то, - угрюмо сказал Миккель, Передай сухари да не болтай вздора!
– ответила бабушка.
– Али не слышите? Посмотрите сами, коль не верите, обиделся Миккель.
– Выше голову да стой ты, не качайся!
– скомандовал кто-то в прихожей.
Туа-Туа стала белее снега - этот голос она узнала бы из тысячи.
– Тетушка Гедда!
Глава тридцать вторая
ТЕТУШКА ГЕДДА ЛОВИТ ОВЕЦ
Тетушка Гедда? Как же так? Разве она не уплыла в Данию, в Эсбьерг?
Конечно, уплыла. Но у тетушки Гедды была одна привычка: всякое дело доводить до конца. А тут она вбила себе в голову, что Туа-Туа - несчастная сиротка, которая сама и нос-то вытереть не сможет.
Мол, ей нужна твердая рука - такая, как у старой Гедды. Так думала тетушка, сидя в каюте "Короля Фракке" с вязаньем - курточкой для "бедной дитятки".
– Выше голову, крошка!
– сказала тетушка Гедда и глотнула кофе из чашки.
Но кофе все равно что снотворное для одиноких, старых дев, и она сама не заметила, как заснула.
А когда она проснулась, Туа-Туа исчезла. Даже слезинки не осталось на диванном плюше.
Тетушка Гедда высунула в иллюминатор зонт и завопила страшным голосом.
Сбежались люди.
Тетушка Гедда кричала:
– Кто утащил Доротею Эсберг? Подайте его сюда, я из него душу вытрясу!
Пришел капитан, за ним рулевой, за рулевым - весь перемазанный сажей машинист. Каждый клялся, что с тех пор, как пароход отчалил от Паромной пристани, никто не видел рыжей девчонки в траурном платье и с зеленой лентой.
Обыскать пароход было минутным делом. Тетушка Гедда зарыдала и выгнала всех вон из каюты. Бедная крошка свалилась за борт! Не сидеть ей в городском парке в Эсбьерге, не слышать ей соловьиных трелей...
Тетушка Гедда до того расстроилась, что пальцы ее сами начали вязать.
Но что это торчит в тетушкином клубке? Дрожащие пальцы развертывают смятую салфетку. Гедда надевает очки и читает:
Дорогая, дорогая, милая тетушка Гедда! Ты никогда не простишь меня, но я тебя очень-очень люблю. Конечно, Дания очень красивая. Но...
Дальше был большой пробел и мокрое пятно, точно ктото остановился, чтобы поплакать. Тетушка Гедда тоже вытащила платок. Вот напасть - еще и насморк одолел!