Бриганты

Чернобровкин Александр Васильевич

За оруженосцами скачут три десятка арбалетчиков. В колонну по три — в лучших традициях армий будущего. Бойцы считают это моей придурью. За ними едут три фургона, в которые запряжено по паре лошадей. Правят лошадьми женщины, жены бойцов. Их теперь четыре. Как только у мужчины появляются лишние деньги, к нему сразу прилипает женщина, чтобы помочь тратить их. Дамы получают долю в добыче, но уже не полпая, как раньше, а по четверти. Так потребовали мои бойцы. Им показалось, что те суммы, которые женщины получили после захвата замка, слишком высокая плата за готовку и стирку. Мне без разницы, как они поделят свою часть добычи, поэтому спорить не стал. В первом фургоне везут мое имущество, в том числе и окованный медью сундук из красного дерева, бывшую собственность Роджера Кобхэма. В сундуке, среди прочего, лежат кожаные мешки с золотыми и серебряными монетами — моя зарплата, доля в трофеях и выкуп за пленных. Николя Лефевр до последнего су расплатился с нами за первый контракт. Кстати, по повелению герцога Людовика я теперь получаю тридцать су (полтора ливра серебром) в день.

За обозом едут еще двадцать арбалетчиков под командованием Хайнрица Дермонда. Он теперь заместитель командира и получает пятнадцать су, как рыцарь-башелье. Я пробил ему повышение ставки, чтобы поскорее рассчитался со мной. Он только коня успел отбить, а еще надо заплатить за доспехи и двуручный меч, которым саксонец уже неплохо владеет.

Мы едем по следам отряда Джона Чандоса, коннетабля Гиени, который недавно стал еще и сенешалем Пуату. Теперь отрабатывает новое назначение. В его отряде три сотни латников, сотен шесть-семь легкой конницы, две сотни пеших лучников и сотен пять копейщиков. Легкая конница и пехота набраны в основном из гасконцев, не считавших себя французами. Власть живущего далеко, за морем, английского короля, который не часто вмешивался в их дела, нравилась гасконцам больше, чем находившегося рядом французского. После того, как в Аквитании поселился принц Уэльский и начал, по мнению гасконцев, самодурствовать, ситуация стала меняться в другую сторону, однако оттолкнула от него еще не всех. У французов в этом регионе сил в несколько раз больше. Было бы желание, быстро выпроводили бы непрошеных гостей из виконства Рошешуар. Карл Пятый, король Франции, запретил сражаться с большими отрядами англичан, особенно, если ими командуют такие известные командиры, как Джон Чандос, участник великих побед в Кресси, Пуату и Оре. До недавнего времени виконт де Рошешуар сидел под арестом в Ангулеме. Эдуард, принц Уэльский, заподозрил виконта в желании переметнуться на сторону французского короля. Бедолагу, который, ничего не подозревая, приехал по вызову принца, чуть не казнили. Подержали его для острастки в темнице несколько недель, а затем отпустили. Был ли ошибочным арест виконта — не знаю, но с освобождением точно лоханулись. Как только его выпустили, виконт переоделся в простого солдата и вместе с верным человеком ускакал в Париж, где сразу совершил оммаж французскому королю. Сейчас подданные расплачивались за этот поступок сеньора. Отряд сэра Джона Чандоса уничтожал всё и всех на своем пути.

По данным разведки англичане должны быть под стенами столицы виконства. Догадываюсь, что город Рошешуар — главная цель рейда. Решили жестоко наказать изменника, чтобы другим неповадно было. Защищал Рошешуар отряд под командованием рыцарей Тибо дю Пона и Элиона де Талая — преданных виконту людей, как меня заверили. Совсем недавно меня заверяли, что англичане никогда не возьмут замок Ла-Рош-сюр-Йон, в котором кастеляном был рыцарь Жан де Блондо. У замка были крепкие стены и башни, большой отряд защитников, артиллерия и припасов на год. Продержался он чуть больше месяца. Кастелян заключил с англичанами договор, что, если в течение месяца ему не придет помощь, сдаст замок на условии свободного прохода с оружием и вещами и компенсацией за продовольственные запасы и артиллерию в сумме шести тысяч ливров серебром. У настоящего рыцаря Жана де Блондо хватило наглости или, что скорее, глупости, с чувством добросовестно выполненного долга прибыть в расположение французских войск. У герцога Анжуйского было несколько извращенное представление о рыцарском долге, поэтому Жана де Блондо, не дав покаяться и причаститься, зашили в мешок и кинули в реку. Так обычно казнят ведьм. Людям знатного происхождения принято отрубать голову, а покаяния и причастия лишали только конченых негодяев.

Мы въезжаем в деревню. Точнее, в то, что от нее осталось. Дома и хозяйственные постройки не успели сгореть полностью. Помешал дождь. Торчат черные, обгоревшие столбы, на грудах камней слой копоти. Сильно воняет гарью, жженым мясом. Везде обнаженные, обгоревшие трупы: старики, женщины, дети. Мужчины успели убежать. Если их можно назвать мужчинами. Когда посмотришь на это, становится понятно, почему во французской армии все чаще звучат призывы не брать англичан в плен, даже знатных. Хотя в Аквитании большую часть английской армии составляют гасконцы, бретонцы и наваррцы, их всех называют англичанами и требуют уничтожать без пощады.

Зерновые на полях возле деревни скошены. Зерно досталась англичанам или было сожжено, как и солома, но на полях осталась стерня, которая сойдет на корм лошадям. Отсюда до города Рошешуар, как сказал мне местный житель, встреченный в предыдущей сожженной деревне, километров восемь. Если англичане решат осаждать его, мы будем достаточно близко к ним, чтобы наносить удары, и достаточно далеко, чтобы нас не обнаружили случайно. Уверен, что в этой деревне англичане больше не появятся, потому что нечего взять. Я приказываю отряду остановиться, посылаю Мишеля де Велькура осторожно разведать, что делают англичане, а нескольким бойцам — проехать по тропинкам в лес и найти там поляну, на которой можно встать лагерем. Располагаться надолго в отрытом поле у меня нет желания. Англичане ведь могут приехать сюда и не случайно, если мы хорошенько насолим им.

Остальные мои бойцы разбредаются по сожженной деревне в поисках какой-нибудь добычи. Многие из них — бывшие крестьяне, поэтому находят пару ям, в которых спрятано зерно. Его пересыпают в мешки и грузят в фургоны. У нас с собой несколько ручных мельниц, так что пару недель будем есть пресные лепешки, которые пекут на разогретых на костре камнях. Свежими эти лепешки довольно вкусны.

Возвращаются посланные в лес бойцы и докладывают, что нашли подходящую поляну. Я еду с ними в лес. В нем сыро и тихо. Наметанный взгляд выхватывает грибы. Люблю их собирать, но готовить не умею, поэтому в двадцать первом веке раздавал соседям. Поляна оказывается достаточно большой, чтобы поместился весь отряд. По ней протекает ручей с чистой водой, который метров через сто впадает в болото. Значит, с той стороны на нас не нападут. С других трех сторон приказываю срубить деревья, завалить подходы к поляне, чтобы было не так-то просто напасть на нас, а нашим лошадям уйти с поляны. Фургоны и палатки располагаем возле ручья, на обоих берегах. Когда заканчиваем оборудовать лагерь, возвращается Мишель де Велькур и докладывает, что англичане осадили Рошешуар, готовятся к штурму. Что ж, завтра с утра дадим им понять, что такое партизанская война.

18

Во главе английского отряда человек из сорока скачет на буланом коне рыцарь или оруженосец лет двадцати трех. У него тонкие черные усики и маленькая элегантная бородка. На голове бацинет без забрала, покрытый красной материей с золотым узором по краю, а тело защищает кольчуга с длинными рукавами и кольчужные шоссы, усиленные накладками из толстой кожи на плечах, локтях, запястьях и коленях. Такие доспехи обычно носят гасконцы. Сужающийся книзу прямоугольный щит разбит на четыре части. В левой верхней и правой нижней на красном поле нарисована белая тощая птица, которая кажется общипанной, а на двух других на белом поле по три красных креста, расположенных равнобедренным треугольником вершиной вверх. Грудь коня защищена кольчужным пейтралем, а голова — шанфроном из толстой кожи. Копья у командира нет, потому что уверен, что сражаться с достойным противником не придется. Наверное, за него можно было бы получить хороший выкуп, но у нас нет ни крепкого помещения, ни лишних людей для охраны, а отпустить под честное слово нельзя, чтобы англичане не узнали, кто на них нападет и сколько нас. Воины его отряда тоже не ожидают нападения. Многие, сняв шлемы, весело болтают. Они ограбили и сожгли деревню, теперь возвращаются к Рошешуару.

Я натягиваю тетиву, тихо говорю оруженосцу Анри де Халле:

— Труби.

И пускаю стрелу. Она стремительно пролетает между ветками и листьями, не задев ни один, вонзается в правую щеку гасконца рядом с носом и влезает наполовину. Наверное, острие высунулось сзади из бацинета, украшенного красной материей. Гасконец еще жив. Он хватается правой рукой за стрелу, намереваясь то ли выдернуть ее, то ли сломать, но, словно передумав, роняет руку на бедро и начинает заваливаться вперед. Высокое седло не дает ему упасть.

В это время Анри де Халле издает очень мелодичные звуки. В кои веки в моем отряде оказался трубач, у которого есть не только желание играть, но и музыкальный слух. Одна за другой я выпускаю еще пять стрел. Последней промазываю, потому что всадник падает чуть раньше, сбитый болтом из арбалета. Несколько минут — и все бойцы английского отряда лежат на земле, мертвые или раненые.

— Выходим! — командую я.

Мои бойцы выбираются из леса на дорогу, добивают раненых, сноровисто стягивают с трупов доспехи, одежду и обувь, а затем оттаскивают тела, схватив за руки или ноги, в кусты, метров на десять-пятнадцать от дороги. Через несколько дней они начнут разлагаться и вонять, благодаря чему их легко будет найти, но к тому времени, как я надеюсь, их уже не будут искать. Я приказываю присыпать землей лужи крови. Ничто не должно выдать, что здесь перебили отряд. Пусть англичане поломают голову, куда он делся? Это уже второй отряд, уничтоженный нами. Первый был позавчера неподалеку отсюда. Надеюсь, что оба заподозрят в переходе на сторону врага. Англичане не доверяют гасконцам, потому что слишком много их перешло на сторону французского короля. Мы собираем верховых лошадей и разбежавшийся скот, отнятый англичанами у крестьян, разворачиваем телеги с награбленным в деревне, добавляем в них трофеи и едем в свой лагерь.

Мои бойцы уже обжили поляну в лесу. Такое впечатление, будто мы стоим здесь несколько месяцев, а не дней. В тени под деревьями, где их меньше достают оводы, стоят привязанные лошади. На ночь их погонят пастись на крестьянские поля. Рядом стоят арбы, телеги, фургоны, наши и отбитые у англичан. Добытый скот — волы, коровы, козы, овцы и свиньи — пасется на других полянах в лесу. На нашей поляне трава уже объедена под корень. Под одним навесом, сооруженным между деревьями, сложены трофейные доспехи, оружие, одежда и обувь, под другим — съестные припасы, в основном зерно в мешках и вино в бочках. Каждый день к столу у нас свежее мясо и молоко. Такое впечатление, что мы на лесной базе отдыха, а не на войне. Бойцам здесь нравится. Потерь пока нет, а добыча есть. Ходят веселые, подсчитывают, сколько заработали за эти дни, сколько получат за трофеи.