Бухарин. Политическая биография. 1888 — 1938
Шрифт:
Пожалуй, Ленин среагировал в обычной своей манере, характерной для его отношений с Бухариным и еще более обострившей подлинные разногласия между ними в следующие два года: Ленин вообще возражал против любых независимых начинаний — организационных, теоретических или политических — со стороны молодых большевиков, и особенно со стороны Бухарина {120}.
Разногласия между Бухариным и Лениным, существенные, хотя и не непримиримые, впервые возникли на конференции в Берне, в феврале — марте, где Бухарин резко разошелся с четырьмя ленинскими предложениями относительно войны и партийной программы. Во-первых, он не согласился с ленинским обращением к европейской мелкой буржуазии, доказывая, что в революционной ситуации мелкий собственник выступит против пролетариата и неизбежно будет поддерживать капиталистический строй. Такое недоверие Бухарина к мелкой буржуазии, крестьянам как к самостоятельной революционной силе и потенциальным союзникам оставалось неизменным вплоть до 1917 г., когда он поставил вопрос об этих союзниках в центр своего понимания социалистической революции. Во-вторых, в представленных им на рассмотрение конференции тезисах он критиковал Ленина за то, что тот настаивал на минимальных демократических требованиях вместо сугубо социалистических. В-третьих, Бухарин, Крыленко и Розмирович, поддерживая ленинский призыв к превращению «империалистической войны в войну гражданскую», возражали против исключения лозунгов о мире, апеллирующих к антивоенным чувствам широких масс; они были также против провозглашенного Лениным лозунга поражения России как «меньшего зла», предпочитая обрушивать проклятия на все воюющие страны. И, наконец, поддерживая призыв Ленина создать новый социалистический интернационал, божийское трио доказывало, что надо включить в него всех антивоенно настроенных социал-демократов, в том числе и левых меньшевиков, группировавшихся вокруг Льва Троцкого, которого Ленин подверг остракизму. Бухарин и его друзья хотели, чтобы новая организация была как можно более широкой {121}.
Вопреки поздним советским и западным версиям, бухаринская оппозиция Ленину не была всеобъемлющей или ультралевой {122}. По вопросу о мирных лозунгах (которые сам Ленин искусно использовал в 1917 г.) и о составе будущего интернационала Бухарин, Крыленко и Розмирович занимали позицию на самом деле менее крайнюю, чем Ленин. Что касается тезисов Бухарина, которых никто не поддержал (что его очень огорчило), то они не означали полного отрицания программы-минимум. Бухарин снабдил свою защиту социалистических требований следующей оговоркой: «Завершение социалистической революции более или менее долгий исторический процесс, пролетариат никоим образом не отказывается от борьбы за частичные реформы…» И позднее, когда Ленин защищал на конференции решающие пункты партийной программы-минимум от инакомыслящих, Бухарин поддержал его. Результаты конференции показали, что Бухарин и Ленин расходились в оттенках, а не в главном. Комиссия, состоявшая из Ленина, его ближайшего помощника Зиновьева и Бухарина, была создана для примирения различных точек зрения. Хотя, по воспоминаниям одного из участников конференции, потребовалось два дня «горячих дискуссий с товарищем Бухариным», чтобы заключительная резолюция была принята единогласно {123}.
Это, однако, не означало, что разногласия, существовавшие до созыва конференции и во время ее работы, не будут иметь последствий. Независимое поведение Бухарина в случае со «Звездой» (до того, как божийская группа скрепя сердце согласилась отказаться от этого предприятия) {124} и на самой конференции, а также дело Малиновского предвещали жестокие споры, которые вскоре и последовали. Кроме того, в Берне Бухарин начал сотрудничать с Юрием Пятаковым, другим молодым большевиком, только что приехавшим из России и ставшим в эмиграции его ближайшим другом {125}. Пятаков был в национальном вопросе откровенным последователем Розы Люксембург, которая утверждала, что в эпоху современного империализма, когда мир трансформируется в единую экономическую общность, национальные границы и апелляция к национализму устарели — прогноз, прямо противоположный новым взглядам Ленина на самоопределение. Хотя этот вопрос, кажется, не поднимался в Берне, Бухарин, самостоятельно начавший изучение империализма, пришел к выводам, сходным со взглядами Пятакова. В конце 1915 г. Бухарин, Пятаков и Евгения Бош решительно разошлись с Лениным по этому вопросу.
После окончания конференции в марте Бухарин и Ленин, однако, расстались дружески. Они больше не встречались до середины 1917 г. Бухарин снова начал работать в швейцарских библиотеках, где продолжал изучение развития современного капитализма. Переписка между ними возобновилась, и мы не находим в ней ни обид, ни несовместимых точек зрения. Ленин был настроен примирительно. Как-то раз он даже просил Бухарина приехать в Берн помочь издать печатный центральный орган партии {126}. Весной 1915 г. Пятаков и Бош добыли средства на новый теоретический журнал «Коммунист». С изданием этого журнала, в отличие от «Звезды», Ленин был согласен. В редакционную коллегию, помимо Ленина, вошли Зиновьев, Пятаков, Бош и Бухарин {127}. Казалось, вновь воцарилось согласие, и Бухарин решил (с одобрения Ленина и, возможно, по его настоянию) поехать в Швецию, ключевое звено большевистской подпольной связи между Россией и Европой, и установить контакт с этой цитаделью радикальных скандинавских социал-демократов, чьи взгляды на войну были близки большевикам. В июле 1915 г. под совсем не подходившим ему именем Мойши Долголевского, вместе с Пятаковым и Бош, проехав через Францию и Англию (где он был арестован и задержан на некоторое время в Ньюкасле), Бухарин прибыл в Стокгольм {128}. Он поселился здесь, чтобы закончить свою книгу «Мировое хозяйство и империализм» (она была завершена осенью 1915 г., но полностью не опубликована до 1918 г.) и затем начать переосмысление марксистской теории государства. Этими двумя работами он сделал вклад в новую большевистскую идеологию, и они определяют его главные достижения в период эмиграции.
Работа «Мировое хозяйство и империализм» в гораздо большей степени, чем ранняя книга о маргинализме, может считаться первым и наиболее значительным изложением совокупности взаимосвязанных идей, которые, собственно говоря, можно назвать «бухаринизмом». Впервые Бухарин выдвигает концепции и темы, которые в той или иной форме появятся в его размышлениях о внутренних и международных проблемах в последующие двадцать лет. Маленькая книжка содержит теоретические посылки, которые повлияют на его политическую линию лидера левых и правых большевиков. Книга явилась вехой и в другом смысле — это было первое систематизированное объяснение империализма большевиком. Эта работа на несколько месяцев предвосхитила более знаменитую ленинскую «Империализм, как высшая стадия капитализма», причем Ленин многое почерпнул из нее {129}.
Книга была оригинальна не столько отдельными своими положениями, сколько методом, который применил Бухарин, распространив существующий марксистский анализ на природу современного капитализма. Глубокие изменения капитализма после смерти Маркса, его громадный рост внутри стран и экспансионистская политика ведущих капиталистических держав за рубежом изучались и обсуждались марксистами более десяти лет. Большинство из них соглашались, что Маркс в лучшем случае только намекал на эти новые явления; теперь капитализм, к сожалению, стал абсолютно непохож на классическую систему свободного предпринимательства, которая анализировалась в «Капитале». Многообразная литература, приложившая марксистские теории и прогнозы к развитию современного капитализма, существовала уже к 1915 г. Бухарин, как он охотно признавал, многое почерпнул из нее, но его отправной точкой и источником вдохновения послужила работа Гильфердинга «Финансовый капитал», опубликованная в 1910 г. и сразу получившая признание как книга, оплодотворившая марксистскую мысль {130}.
Достижения Гильфердинга состояли в том, что он рассмотрел возникновение империализма сквозь призму далеко идущих структурных изменений в национальных капиталистических системах, а именно трансформацию капитализма свободного предпринимательства в монополистический капитализм. Развивая анализ Маркса, посвященный концентрации и централизации капитала, он описал чрезвычайно быстрое увеличение форм собственности и управления, особенно трестов и картелей, которые привели к беспрецедентному пожиранию и вытеснению небольших предприятий. Гильфердинг уделил особое внимание новой роли банков в процессе монополизации, указывая, что концентрация капитала сопровождалась и стимулировалась концентрацией и централизацией банковской системы. Современный банк, замечает он, становится владельцем крупной части капитала, вложенного в промышленность. Рассматривая это явление, Гильфердинг ввел новое аналитическое понятие — финансовый капитал: «…такой банковский капитал — следовательно, капитал в денежной форме, — который, таким образом, превращен в промышленный капитал, я называю финансовым капиталом» {131}. Зрелый капитализм становится, по Гильфердингу, финансовым капитализмом, единственной в своем роде системой; Гильфердинг показывает, приводя большое количество дополнительных примеров, что эта система отличается от системы свободного предпринимательства сильным стремлением к организации. Как только финансовый капитал стал широко распространяться в национальной экономике, и в ней стали преобладать крупные объединения, плановое регулирование постепенно ликвидировало экономическую анархию, исходившую прежде от конкурировавших между собой мелких предприятий. Национальный капитализм становится все в большей степени регулируемой экономической системой или, по терминологии Гильфердинга, «организованным капитализмом».
Финансовый капитал, иными словами, имел отношение главным образом к национальной структуре неокапитализма. Теория империализма Гильфердинга была не более чем побочным продуктом его основного анализа {132}. Монополизировав отечественный рынок и воздвигнув высокие заградительные тарифы против иностранной конкуренции, монополистический капитализм в погоне за наибольшими прибылями приходит к экспансионистской политике: в колониях приобретаются сырье и прежде всего новые рынки сбыта. В анализе Гильфердинга империализм характеризовался как экономически логичная внешняя политика финансового капитализма. Гильфердинг сжато показал, как те же самые мотивы, какие однажды побуждали индивидуальных капиталистов бороться между собой за отечественный рынок, побуждают капитализм бороться за колониальные рынки; такое явление объясняло все большую милитаризацию современного капитализма и возрастающую напряженность в международных отношениях (книга была написана задолго до войны).
Бухарин воспользовался теорией империализма Гильфердинга, но с намерением ее обновить и придать ей значительно более радикальный характер {133}. Бухарин тоже определял империализм как политику финансового капитализма. В отличие от Гильфердинга, однако, он утверждал, что «финансовый капитал не может вести иной политики, кроме империалистической…», и что поэтому, империализм есть система, не только теснейшим образом связанная с современным капитализмом, но и «существеннейший элемент этого последнего». Более решительно, чем Гильфердинг, Бухарин определяет империализм как неизбежную «историческую категорию», которая должна возникнуть на конкретной (последней) стадии капиталистического развития. Колонии как поставщики сырья и рынки сбыта излишков товара и капитала необходимы для существования монополистического капитализма: империализм «поддерживает структуру финансового капитализма». Этими аргументами Бухарин оспаривал преобладавшие в социал-демократическом движении взгляды, что империалистическая политика хотя и подлежит осуждению, но все же не является абсолютно необходимой особенностью капитализма {134}.
Определение империализма как органического, неизбежного проявления монополистического капитализма привело Бухарина, как и Гильфердинга, к анализу вопроса о войне. Но здесь он также отличался от Гильфердинга своей убежденностью, что в эпоху империализма войны неизбежны. Бухарин считал «фантазией» предположение, широко распространенное среди социал-демократов, что империалистические нации могут существовать без войн, что дальнейшей стадии капиталистического развития будет присуща мирная организация мировой экономики («ультраимпериализм» по Каутскому). В ранний период колонизации рост империализма сопровождается совсем небольшими конфликтами из-за «захвата свободных земель». Однако районы, не захваченные колонизацией, исчезают; наступает необходимость «основательного передела мира». Конкуренция среди империалистических государств достигает своей наиболее острой формы — вооруженной борьбы; приведенные в ярость погоней за новыми рынками, эти государства направляют друг против друга «огонь и меч», слабые колонизируются сильными.