Бульвар Постышева
Шрифт:
— Ай! Перестань, дурак! — Юлька отшатнулась от края.
— Не боись! — он держал её крепко.
Но она перепугалась всё равно.
Архип посмотрел вниз, представил, как бы она сейчас урылась в волнах и стала бы медленно погружаться на дно в прозрачной воде, раскидав свои руки и волосы. А вокруг бы кружили дельфины. (Какие дельфины? Ну, не дельфины, так нерпы!) Подумал и плюнул вниз следом. Ветром слюну размазало по скале.
— Недолет, — оценил Архип.
— Отпусти меня, — Юлька хотела, но страшилась вырываться — скользко и край рядом.
Он вместе с ней сделал шаг назад. У неё отлегло.
— Ты, правда, решила, что я тебя брошу?
— С тебя станется, — она зло отдернула руку и отошла. Присела на теплый камень.
Архип подошел.
— Не переживай, Зайчонок, я тебя не брошу.
— Не бросишь? — переспросила Юлька. — Это, в каком смысле?
— В каком хочешь, — Архип закурил.
— Ну, спасибо, — она улыбнулась, думая про что-то свое, видимо, девичье.
Архип смотрел на море, на чаек, на облака.
— Действительно, очень красиво! Я был в Париже — там красиво, в Берлине — тоже очень, в Дели — симпатично, где только не был — везде красиво. А вот на Байкале, — совсем ни так! Всё по-особенному! Сурово, надежно, крепко! Совсем ни так.
— Каждый кулик свое болото хвалит, — произнесла Юля.
Архипа, как током ударило!
— О-па, — Архип быстро развернулся, указывая на неё пальцем. Сигарета выпала из рук. — Поняла?
— Что?
— То, что ты сейчас сказала.
— А что я такого сказала?
— «Каждый кулик, свое болото». Поняла? То есть, наши предки, когда эту поговорку придумывали, уже знали, что мы на болоте.
— На каком болоте?
— На каком, на каком? Я тебе про книгу рассказывал, помнишь? Про болота и катастрофу. Вот ты мне и эпиграф подсказала. «Каждый — Своё болото», свою Прокаженку, свою Татару, свои Родники, свою Кирпичку! Свою жизнь! Зашибись! Болото! Кулички и Болото. Улетать надо в теплые края, а вам придется зимы ждать, чтобы выбраться, потому что ваши Крылья в Болоте утонули. Придется ждать и пешочком по льду и по снегу. Кто выживет, Кулички? Только Оляпки зимой выживают, которых жизнь заставляет в прорубь нырять! И летом им классно! Точно! «Своё болото».
— Ты сумасшедший.
— Да-да! Я сумасшедший, а ты — молодчина! — Архип радостно поцеловал Юльку. — Мне этой связки не хватало. Чувствовал, что что-то где-то есть, а не мог понять что. Теперь понятно — всем мы птахи слабые среди болот поганых, а улететь не можем. Тенденция такая: хочешь, а вот — на, выкуси! — и он слепил страшную фигу. — Ха!
Солнце палило. Ветер обдувал. Кричали чайки. Слышался звук лодочного мотора.
Далеко, у острова, похожего на крокодила, прыгала по волнам моторная лодка.
— О, батя как раз в запретку пошел, — крикнул Архип, чем-то довольный, кивнув в сторону лодки.
— Кто? — не поняла Юлька.
— Батя. Не важно. Теперь же всё склеится, понимаешь?! Молодец, Зайчефундель! Ты — умочка!
Архип поднял руки к небесам и засвистел в след уходящей лодки! Потом громко запел: «Море, Море — мир бездонный, пенный шелест волн прибрежных! Над тобой встают, как зори, над тобой встают, как зори, нашей юности надежды!!!»
Юлька смотрела на него ласково (после таких слов) и с удивлением: пацан и пацан. Мужику, почти, сорок лет, а в голове чери-чё. Болота, кулички, полёты. Но ей это нравилось — с ним не соскучишься. И в обиду не даёт, и лишнего больше не спрашивает, недомогает постоянно вопросами, как другие: когда, с кем, как? Спросил, ответила, забыли. Одно плохо (а может быть, хорошо) разница в двадцать лет. Отец, когда узнал, чуть не рехнулся. Мать — нормально, отец завопил. Они же оба младше его: отец на две недели, мать — на полтора года. Кошмар!
Она вспомнила, как родичи приехали к Архипу «знакомиться». Архип не ожидал, но стол быстренько сварганил. Сели, выпили. Он ничего ей не обещал, но в такой ситуации оказался на её стороне, хотя и родителям ничего толком не сказал. А когда отец, напившись, стал ему гадости говорить, Архип не разозлился, а рассмеялся и ответил так: «Будешь на меня давить и пугать, Антон, Юлька возьмет, забеременеит и родит. Ты тогда замучишься своему внуку объяснять, почему дедушка с бабушкой младше папы!» Отец не понял. А Архип выпил рюмку и пояснил: «Не врубаешься? Мы живем, да живем. Ей уже не десять лет — совершеннолетняя. Нас всё устраивает. А надоест — разбежимся, хули в жопу-то орать?» Но отца, как подкосило. Он долго молчал — не мог разгадать кроссворд про внука. Потом, вроде, дошло, успокоился и больше не рыпался. И, слава Богу. Мать, зато, не против, а это — главное.
Юлька непроизвольно улыбнулась.
— Чего смеёшься? — спросил Архип.
— Да, так — балбес ты.
— Ни балбес, а рахит жизнерадостный, — улыбался Архип. — Как я тебя учил?
— Нет, ты бал-бе-ес! Хотел меня утопить, — ветер раздувал Юлькины волосы, она нарочно, типа обиделась, надула губки. — Балбес.
— Утопить — дело не хитрое. Тем более в Байкале — бульк, и никто тебя уже не найдет!
— Почему не найдет?
— Байкал трупы не отдает?
— Как это?
— Ну, не отдает, и всё. Не всплывают трупы. Вода холодная и эти, как их, рачки-бокоплавы, какие-то, поедают все моментально. Фигня такая маленькая, как креветки, только гораздо меньше, налетают, как муравьи и труп съедают. Говорят, даже костей не остается. Мы как-то отдыхали там, на Мандархане, — Архип махнул вправо — видимо там, по его мнению, находился Мандархан, — один мужик рассказывал.
— А что такое Мандархан?
— Бухта такая. Там вода теплая и мелкая, почти полкилометра, и всё по пояс. Туда с детьми ездить хорошо: дети купаются, следить не надо — не утонут. Короче, там один мужик рассказывал, что во времена перестройки приехали к ним в деревню гопники. А деревня их на берегу стоит, не далеко от Мандархана — МРС называется (Маломорская ремонтная станция, кажется, переводится — не помню точно, но не в этом суть). Тогда модно было в рэкетиров играть, типа, данью обложить магазин и потом приходить сливки снимать. И приехали из города эти балбесы (вот уж кто настоящие балбесы) в МРС местный магазин данью обкладывать. А в магазине том работала женщина одна, её муж был самый, наверное, известный бандюган во всей округе. У него несколько ходок и все по сто второй — как драка, он силы не рассчитает, и — жмур. Здоровый, говорят, такой был, всё ему было по барабану. Как-то, говорят, даже Пьеха приехала отдыхать, так он пригнал на своей моторке, забрал её и увез куда-то на острова. Потом привез. Она довольна была. Ну, ладно, это, наверное, миф. А вот то, что мужик рассказывал — на правду похоже. Короче, этот её муж узнал, что приехали гопники, пришел, тут же в магазине отметелил всех по первое число, потом погрузил их на свою моторку, вывез на середину пролива и говорит:
— Или забыли про мой магазин, или сейчас всех утоплю — концов не найдут.
Те, естественно, напугались, обещали, что больше не приедут.
Он привез их на берег. Еще, говорят, маленько побил и отпустил. С тех пор в МРС дорогу жулики забыли.
— А почему трупы-то не вплывают? Я не поняла.
— Говорю же, вода холодная. Трупы, почему всплывают? Человек утонул, а в нутрии него ещё жизнь продолжается, бактерии всякие там живут. А раз живут, значит, газы выделяют. Труп распухает, надувается и всплывает. А в Байкале вода холодная, бактерии, видимо, моментально замерзают и не шараборятся, не выпускают свои газы — тело моментально опускается на дно. Ну, а там уже бокоплавы с вилками его поджидают. Хоп — и всё! Только пряжка от ремня осталась и пара пуговиц от прорехи. Ясно?