Бунин и Набоков. История соперничества

Шраер Максим Д.

…Слова эти не только неприличны, но и бессмысленны. Тень смысла была бы в них, если бы они относились к постановке «События» в Париже, где режиссер, безо всякого моего намерения и ведома, придал такой поворот «Петру Николаевичу», что парижский зритель усмотрел в нем повадку действительного лица; но здесь, в Нью-Йорке ничто в отличной игре Далматова не намекало и не могло намекать на мимическую связь с каким-либо прототипом. <…> С кем и какие «свожу счеты», по легкому выражению г-на Железнова? Оглашая мое недоумение, я лишь пытаюсь пресечь полет предположений столь же заманчивых, сколь и вздорных… [245]

245

Цит. в примечаниях А. Бабикова в: Набоков В. Трагедия господина Морна. С. 591

Как заметил А. Бабиков, «<н>есмотря на то, что Набоков отрицал наличие прототипа у этого персонажа, <…> некоторые черты И. А. Бунина в нем очевидны. Вероятно, в этом портрете отразилось впечатление Набокова от встреч с Буниным в Париже в январе 1936 года и в начале 1937 года» [246] . История с пародированием Бунина в пьесе Набокова «Событие» напоминает

театр теней не только потому, что Набоков публично отрицал наличие у Петра Николаевича реального прототипа, но и потому, что он при этом прозрачно намекал на возможность зрительского узнавания. Не менее любопытен тот факт, что сам Бунин, судя по всему, предпочел сделать вид, что в персонаже пьесы Набокова он себя не узнал и не признал. В дневниках Бунина и его жены нет записей за 1938 год. Журналист Яков Полонский, охочий до сплетен и пересудов человек, отметил в дневнике после парижской премьеры: «<…> полный до отказа зал <…> Бунин, говорят, громко ругался во втором и третьем актах. При выходе из театра Милюков сказал Бунину: – Что же, Иван Алексеевич, двух мнений не может быть? – О, нет, Павел Николаевич, тут двух мнений не может быть» [247] .

246

См.: Набоков В. Трагедия господина Морна. С. 597. См. также: комментарии А. Бабикова в: Набоков РСС 5: 762–763.

247

См.: Иван Бунин во Франции. Дневник Я. Б. Полонского/Предисл. Ефима Эткинда // Время и мы. 1980. № 55. С. 281. О премьере «События» см.: Boyd. Vladimir Nabokov: The Russian Years. P. 485.

Набоковы переехали с французской Ривьеры в Париж в октябре 1938 года и прожили до середины февраля 1939 года в прекрасной части 16-го аррондисмана по адресу: рю де Сайгон, 8 [248] – рядом со станцией метро «Аржантин» – на полпути между Этуаль и Булонским лесом. Из Парижа Бунин продолжал получать злоречивые отчеты о Набокове. В этом смысле очень характерны реакции Бориса и Веры Зайцевых, в которых эстетическое неприятие смешано с этнорелигиозными предрассудками против евреев и их родных и близких. Так 12 ноября 1938 года Зайцев пишет Бунину:

248

Boyd. Vladimir Nabokov: The Russian Years. P. 492.

Ну а Сирин? Вера на ночь читала этого Вальса в ярости <пьесу «Изобретение Вальса», опубликованную в «Русских записках» в конце 1938 года>. А я и читать на стану, с меня довольно его рассказа в «Р<усских> з<аписках>» и опять «Дара» <по-видимому речь идет о рассказе «Истребление тиранов», опубликованном в «Русских записках» в 1938 году>. Я нашел себе писателя по вкусу, апостол Павел. Этот писал действительно замечательно. Это тебе не Сирин [249] .

249

Борис Зайцев – Ивану Бунину. 12 ноября 1938 г. Цит. по: Письма Б. Зайцева И. и В. Буниным/Публ. М. Грин // Новый журнал. 1982. № 149. С. 147–148.

А еще через месяц, в письме Бунину от 11 декабря 1938 года, Зайцев развивает тезис о «разделительной черте» Набокова:

Сестра моя Надя недавно заявила мне тихим своим и покорным голосом: «Не нравится мне Сирин. Кривляка». <…> Сирин читал <2 декабря 1938 года Набоков выступал с чтением рассказов «Лик» и «Посещение музея» [250] >. Говорят, читал хорошо (я не был). В общем, он провел собою такую линию, «разделительную черту»: евреи все от него в восторге – «прухно» внутреннее их пленяет. Русские (а уж особенно православные) его не любят. «Русский аристократизм для Израиля». На том и порешим [251] .

250

Boyd. Vladimir Nabokov: The Russian Years. P. 494.

251

Борис Зайцев – Ивану Бунину. 11 декабря 1938 г. Цит. по: Письма Б. Зайцева И. и В. Буниным/Публ. М. Грин // Новый журнал. 1982. 149. С. 148.

Несмотря на собственные счеты с Набоковым, Бунин до конца жизни не принял зайцевский тезис нетерпимости.

В ноябре 1938 года Набоков преподнес Бунину экземпляр только что вышедшего «Приглашения на казнь» со сдержанной надписью:

<Ноябрь 1938 г. Париж>.

Дорогому Ивану Алексеевичу

Бунину

с самым лучшим приветом

от автораXI-38 [252]

252

Публикуется по автографу (дарственная надпись в кн.: Сирин В. Приглашение на казнь. Париж: Дом книги, 1938; (Beineke Rare Book and Manuscript Library, Йельский университет, США); см. также: Шраер. Набоков и Бунин. Переписка. С. 201.

Бунин не сделал ни одной пометки на полях романа.

Весной-летом 1939 года Бунин и Набоков обменялись несколькими письмами. Хотя Бунин провел январь и большую часть февраля 1939 года в Париже, занимаясь издательскими делами, писатели не виделись, о чем мы узнаем из письма Набокова:

<27 февраля 1939 г. Париж>.

Дорогой Иван Алексеевич,

мне не везет. Все это время хотел к вам зайти, но мешали тысячи забот, а теперь когда собрался, вас уже не застал в Париже.

Послал ли вам Каплан мою книжку? [253] Распорядился я об этом сразу после ее выхода.

Очень жалею, что вы уехали, не повидавшись со мной, крепко жму вашу руку, лечу зубы у Каминской [254] , жена кланяется.

Ваш

В. Набоков [255]

253

М. С. Каплан открыл книжный магазин «Дом книги» в Париже в 1932-м и в 1938–1940 годах издавал под маркой магазина книги эмигрантских писателей, в том числе Набокова.

254

Т. С. Каминская, зубной врач, дочь друзей Буниных, врача и общественной деятельницы Л. А. Каминской и юриста С. В. Каминского.

255

Публикуется по автографу (открытка) (Бунин РАЛ MS. 1066/3958); см. также: Шраер. Набоков и Бунин. Переписка. С. 201–202. Датируется по почтовому штемпелю. Адрес: Villa La Dominante, av<enue> de Villaine, Beausoleil, A<lpes> M<aritimes>.

До начала Второй мировой войны оставалось всего несколько месяцев. Набоков занимался отчаянным поиском профессорского места, надеясь вывезти семью из Франции. Вначале взгляд Набокова был обращен на Англию, где он побывал дважды весной и летом 1939 года, совмещая поиски преподавательского места и выступления. В апреле 1939 года в Лондоне Набоков не только выступал с чтением русскоязычных произведений (5 апреля в «Русском доме» Евгения и Надежды Саблиных в Лондоне), но и читал главы из рукописи своего первого англоязычного романа The Real Life of Sebastian Knight («Настоящая жизнь Себастьяна Найта») в доме друзей Глеба Струве – Алана и Анджелики Хэррис. В Париж он вернулся в конце апреля. В самом конце марта 1939 года, за неделю до отъезда в Лондон, Набоков пишет Бунину из Парижа, где с середины февраля по конец апреля 1939 года Набоковы жили в меблированных номерах на рю ле Моруа все в том же 16-м аррондисмане. После этого Набоковы вновь переехали, на этот раз в мрачную квартирку по адресу рю Буало, 59 [256] :

256

См.: Boyd. Vladimir Nabokov: The Russian Years. P. 507.

<28 марта 1939 г. Париж>.

Hotel Royal-Versailles 31, r<ue> Le Marois Paris XVI

Дорогой Иван Алексеевич,

спасибо за вашу милую открытку [257] . Собираетесь ли вы сюда? Впрочем, знаю, как сейчас дивно хорошо на юге, какие ползут цветы, какие запахи, – очень меня тянет туда, – но вместо этого еду на несколько дней в Англию давать вечер у Саблиных [258] .

У меня к вам просьба. Чем гаже мои дела, тем упорнее пытаюсь добиться места лектора по русским предметам в каком-нибудь американском или английском университете. Люди знающие сказали мне, что прежде всего необходимы «testimonials», т. е. референции от знаменитых людей, чьи имена производили бы должное впечатление на англо-саксонских ректоров. Я избрал трех жертв: вас, Ростовцева и Бердяева [259] . Прилагаю копию того, что прислал мне Ростовцев; надеюсь, что вы не откажетесь выдать мне референцию в таком же духе, причем для меня было бы очень существенно, чтобы озаглавлено было так же, как у него (т. е. годилось бы для любого университета), а также, чтобы упомянуто было о специальных изысканиях в области истории русской литературы, языка и мысли, которыми я много лет занимался. Писать можно по-английски или по-французски, как вам удобнее.

Заранее душевно вас благодарю и прошу вас принять мой самый искренний привет.

Ваш В. Набоков [260]

257

Открытка Бунина, по-видимому, не сохранилась.

258

Е. В. Саблин (1875–1949), дипломат, представитель интересов русских беженцев и эмигрантов в Англии, и его жена Н. И. Саблина (урожд. Баженова; 1892–1966) устраивали культурные и благотворительные мероприятия в «Русском доме» в Лондоне (5, Brechin Place). Письма Набокова к Саблину и другие материалы, связанные с его творческим вечером в Лондоне, хранятся в американской части архива Саблина (фонд Е. В. Саблина, Бахметьевский архив русской и восточноевропейской культуры, Колумбийский университет, Нью-Йорк, США).

259

Рекомендательные письма, полученные Набоковым от историка-востоковеда М. И. Ростовцева, философа Н. А. Бердяева и социолога П. А. Сорокина, хранятся в: Набоков БК (коробка 8, папка 18).

260

Публикуется по автографу (Бунин РАЛ MS. 1066/3959); см. также: Набоков и Бунин. Переписка. С. 202–203. Датируется по письму Набокова Бунину от 29 марта 1939 года.

<Текст референции ученого-античника Михаила Ростовцева на бланке M. Rostovtzeff Yale University Department of Classics>

March 14, 1939

To Whom it may concern:

Mr V. Nabokov is one of the most prominent Russian writers. His novels are widely read and are regarded as a new word in Russian novel writing. Mr Nabokov left Russia as a young boy and entered Cambridge University, from which he graduated with distinction. He knows several languages very well and has a complete mastery of English. Doing productive work in novel writing, Mr Nabokov is at the same time a student of Russian literature and language, and would certainly be an excellent teacher of Russian civilization as well as of Russian language and literature for either beginners or advanced students. I regard him as the best candidate whom I would choose to recommend were I asked to make such a recommendation. He would certainly be a great inspiration to the students and would give them not only a good knowledge of the Russian language and literature, but would also be a guide in productive novel writing and poetry. I hope he will be able to find a position in this field, since I am convinced that he will add a great deal to the progress of literature in whatever country he will be situated.

M. Rostovtzeff