Ценный подарок (сборник)
Шрифт:
У меня пошли мурашки по спине, я подумал, что старая полька, с ее въедливыми глазами, сразу обнаружит подлог. Но старая полька не захотела взять фуражку в руки и сердито сказала:
— Перестань, отдай фуражку, тебе незачем интересоваться мужскими вещами, ты девушка.
— Пожалуйста, дайте взглянуть, — взял папа фуражку у Изабеллы Иоанновны.
У меня от страха похолодел кончик носа. Папа был большой знаток мужских вещей.
Он придирчиво осматривал фуражку, потом что-то прочел на донышке ее по-немецки и тут же перевел: «Братья Вайс, концессия».
— Вайсы — солидная фирма, — сказал папа, возвращая студенту фуражку. — Не знаю, долго ли удержатся.
Вскоре мы переехали в город. В школе начались уроки: арифметика, русский язык и еще зачем-то пение. Я часто вспоминал моего друга Орлиное Перо и был верен тайне беличьей лапы.
Однажды — это было поздней осенью — папа пришел со службы и сказал:
— Послушайте, завтра мы идем на свадьбу.
— Куда? — удивилась мама. — Кажется, все наши знакомые женаты.
— Помнишь студента Геннадия Семеновича? Он женится на хорошенькой Изабеллочке. Хорошо то, что хорошо кончается, — непонятно чему рассмеялся папа.
— Зачем он женится? — спросил я. — Зачем это нужно ему?
— Зачем люди женятся? — серьезно сказал папа. — Как бы тебе объяснить? Впрочем, вырастешь, узнаешь. Мы приглашены завтра к девяти. Оденьтесь вовремя, чтобы не опаздывать.
Назавтра мы с мамой были готовы к половине девятого, а папа переодевался до девяти, меняя жилеты, носки и галстуки.
Свадьбу праздновали в большой комнате. Мама сказала, что здесь будут жить Изабелла Иоанновна и Геннадий Семеныч.
— А Черный Амулет? — спросил я.
— Кто? — не поняла мама.
— Людвига Францевна.
— Людвига Францевна останется в старой комнате. Она не хочет жить с молодыми.
Я догадался, о чем идет речь, но не мог понять, какие же молодые Изабелла Иоанновна и мой друг Орлиное Перо?
Когда мы вошли в свадебную комнату, за столом, уставленным разными кушаньями и бутылками вина, сидели шумные гости. Во главе расположилась Людвига Францевна, лицо у нее было такое, как будто кто-то из ее близких попал под трамвай. По правую руку от матери сидела Изабелла Иоанновна в белом воздушном платье, и казалось, она взлетит под потолок; рядом с ней — мой друг Орлиное Перо.
Мама с трудом нашла нам места за столом. Папа сердился, что так не приглашают на свадьбу, но скоро успокоился, помогая даме, сидевшей рядом с ним, выбирать кушанья и наливая ей вина.
За столом время от времени вставали мужчины, говорили слова о Изабелле Иоанновне и студенте, кричали: «Горько!» — и Изабелла Иоанновна и студент, не стыдясь, целовались при всех.
Вдруг студент увидел меня, встал и, протянув руку, закричал:
— Бледнолицый брат, мы снова с тобой!
Я встал и тоже протянул руку.
— Сядь, пожалуйста, сядь, — просила мама, а папа, занятый своей дамой, не заметил ничего.
— Друзья, — громко сказал студент, — этот мальчик — наш сват.
Все захохотали, а студент, постучав ножом по бокалу, продолжал:
— Слушайте
И он рассказал о нашей дружбе, о походах в лес с девушкой из беличьего племени, о потерянной фуражке, о страшной тайне беличьей лапы, которую я поклялся не выдать даже под пытками.
Все смеялись. Не смеялась Людвига Францевна. Ее лицо стало таким же черным, как ее костюм. Мама пыталась посадить меня на стул. Я вырвался из ее рук, убежал в темную ванную и ревел, как девчонка. Маме удалось увести меня домой, но всю ночь я не спал. Это была первая бессонница в моей жизни.
Зимой Изабелла Иоанновна и студент иногда приходили к нам. Я здоровался с ними и отправлялся в свою комнату, говоря, что мне нужно готовить уроки.
Со дня свадьбы я потерял доверие ко всем взрослым, и много лет понадобилось мне, чтобы восстановить его.
Чет и нечет
Наш Витя окончил школу. Аттестат отличный, только по литературе четверка, но Катя тревожилась.
— Что же будет дальше? — скрывая волнение, спрашивала она.
— Дальше тоже неплохо: сейчас перед молодым человеком открывается широкий выбор жизненного пути.
— Выбор? Да, и этот выбор должны сделать мы с тобой.
— Почему же мы? В наше время мы сами…
— В наше время было одно, сейчас другое. Нынешнее поколение так инфантильно, что не может решить даже простых вопросов. Витя еще мальчик.
— Хорош мальчик! Парню восемнадцать, рост сто восемьдесят, вес семьдесят семь.
Катя поморщилась:
— Не смешно. Юмор не твоя стихия. Мне совсем не до шуток, когда речь идет о нашем ребенке. Он должен поступить в вуз, как дети всех интеллигентных родителей, как поступил сын Мазуркевичей, двойня — мальчик и девочка Басистовых, внук Аристарховых.
— Помнится, вся эта компашка шлепнулась на экзаменах в прошлом году.
— Ну и что же? Они снова будут сдавать.
— Как сказал Шекспир: «Если это безумие — в нем есть своя система».
Катя обиделась:
— Шекспир здесь ни при чем. Витя отличник, он отстает только по литературе, но мы наймем репетитора.
— Какого репетитора? — не понял я и вспомнил библиотеку отца, веселый старый журнал, рисунок, на котором изображен тощий студент, в потертом пиджаке и залатанных брюках, склонившийся над толстомордым купеческим балбесом…
— Какого репетитора? — высоко подняла брови Катя. — Неужели ты не понимаешь, что ни одна девочка, ни один мальчик не попадут в вуз, если у них нет репетитора? Репетитор знает больше, чем сами экзаменаторы, кроме того, ему известны все каверзные вопросы, которые могут задать несчастным детям. Репетитор… Ну, как бы тебе объяснить популярно — это…
— Вроде тренера в футболе и хоккее, — догадался я.
— Да, — согласилась Катя, — и я уже нашла такого. Мама рекомендовала мне Исидора Павловича Фрагмента. Говорят, это ас среди репетиторов, я буду звонить ему сегодня в шесть вечера. Он берет за курс двести рублей. Это не очень дорого?