Ценный подарок (сборник)
Шрифт:
— Совсем пустяки, футбольные тренеры стоят гораздо дороже, когда они находятся за границей, им платят валютой.
— Милый, ты никогда не бы скуп, — ласково посмотрела на меня Катя.
Мы дружно помолчали. Казалось, тихие ангелы летали над нами, что так редко бывает в семьях, где дети — абитуриенты. Затем Катя неуверенно сказала:
— Знаешь, хотя наш Витя и принадлежит к инфантильному поколению, все-гаки, наверное, у него есть какие-то склонности, и с этим нужно считаться?
— Мысль прогрессивная,
Катя чуть-чуть задумалась и продолжала:
— В детстве он ломал все игрушки, нет не просто ломал, а как бы старался узнать, что внутри них. Мне кажется, что у него было раннее призвание будущего исследователя. Позднее он увлекся собиранием марок географической серии: Новая Гвинея, Австралия, Исландия.
— Наклонность к путешествиям!
— К сожалению, это недолго продолжалось. На смену пришли хоккей и футбол.
— Как у всех мальчишек.
— Затем он не пропускал ни одного фильма.
— Признак художественной натуры.
— Потом он стал влюбляться во всех девчонок подряд.
— Пожалуй, это не имеет отношения к выбору профессии, хотя ранние романы некоторых юных поэтов оказали влияние на их творчество.
— У него не было романов, он не в папу, — строго сказала Катя. — Это было детское, и я запретила ему. Последние годы он увлекся техникой, чинил электричество, радиоприемники во всем доме, и его называют «золотые руки».
— Отлично! Из него выйдет настоящий мастер.
— Мастер?! — возмутилась Катя. — Не хочешь ли ты, чтобы интеллигентный мальчик стал рабочим?
Я забил отбой.
— Что ты, Катюша, просто я имел в виду, что его технические способности превосходят литературные.
— Кажется, тебе объяснили, что по литературе у него будет Фрагмент.
Мы умолкли. Теперь это было тяжелое молчание.
Нарушив его, я сказал:
— Знаешь, есть конструктивное предложение: просмотрим еще раз повнимательней эту библию — «Справочник для поступающих в вузы».
Катя кивнула головой, за всю нашу совместную жизнь она не могла научиться сердитому молчанию, как бы я ни был виноват.
Раскрыв настольную родительскую книгу, она сказала:
— Начнем с университета.
— А как же четверка по литературе?
— Не обязательно ему поступать на филфак, например юридический. Сейчас в моде борьба за соблюдение законности. Он может стать известным адвокатом.
— Конечно, внешность у него внушительная, но Витя не слишком разговорчив, в день он произносит не больше сорока слов, а этого мало для адвоката.
Катя перевернула страничку сборника:
— Кораблестроительный. Готовит инженеров-кораблестроителей.
— Увлекательная и перспективная профессия!
— Не для него. Он спортивный мальчик, но не умеет плавать и с детства боится воды. Сельскохозяйственный… Смешно. Он видел коров только в школьном учебнике и по телевидению.
— По-моему, это институт с будущим. Твоя мама говорила, что нужны новые лекарства.
— Не говори глупости! Видел ты за прилавком аптеки хоть одного мужчину. Театральный институт.
— Годится. Витя — красивый парень. Из него может выйти герой экрана.
— Как ты далек от жизни! В театральный чудовищный конкурс, туда принимают только детей народных.
Мне стало стыдно, что я обыкновенный инженер, а не Михаил Ульянов или Кирилл Лавров.
— Технологический, — медленно прочла Катя. — Это твой?
— Мой! — с гордостью произнес я. — Это институт широкого профиля и с традициями. В нашем институте работали Менделеев и Лебедев, учились выдающиеся деятели большевистской партии: Красин, Кржижановский, писатели Короленко, Алексей Толстой. Более пятидесяти преподавателей института — академики и члены-корреспонденты, свыше ста лауреаты Ленинской и Государственной премий, одиннадцать удостоено званий Героя Советского Союза и Социалистического Труда.
Катя слушала меня с широко раскрытыми глазами, и мне казалось, что она уже видит нашего Витю по крайней мере членом-корреспондентом.
— Толя, это хорошо, — радостно вздохнула она. — Но где же Витя? Мы должны сообщить ему наше решение.
— Проветривается со своими дружками после вчерашнего мальчишника.
Витя пришел, когда мы сели обедать. Кате хотелось узнать, как прошел вчерашний мальчишник, но правила хорошего тона, основательно внушенные ей в детстве моей тещей Марией Аркадьевной, предписывали не задавать вопросов на интересующую тебя тему, пока твой собеседник сам не сочтет нужным рассказать тебе то, что тебе хотелось бы узнать у него.
Видя, как страдальчески смотрит Катя на сына, я, невоспитанная личность, спросил:
— Ну как вчера, Витя?
Не отрываясь от тарелки, он сказал:
— Кворум.
Это означало, что было достаточно близких друзей, но не все.
Большего из него выбить было нельзя, да я и не решался, увидев осуждающий взгляд Кати.
Посмотрев на свои ручные часики, она воскликнула:
— Ой!.. Я уже опаздываю. Подождите минутку.
И убежала в соседнюю комнату. Там она с кем-то говорила по телефону. Слов разобрать я не мог, но голос у нее был ласкательно-заискивающий.
Вернулась она вся сияющая, так, как будто внутри нее находился источник света.
— Толя, он согласился, такой милый человек, — радовалась она, будто Витя уже сдал экзамены. Затем она посмотрела на сына и торжественно сказала: — Винтик, у тебя будет репетитор по литературе и русскому языку, сам Фрагмент.
— Орешек, — сказал Витя.
Это означало, что Витя сознает всю трудность русского языка.
— Занятия будут по вечерам. Завтра я пойду с тобой.