Центр
Шрифт:
— Всё это глупости, Аннэя. Ведь ты проходила тесты на Нокте; было выявлено, что ты годишься для этой экспедиции.
— Без твоего слова, не взяли бы они меня. Я здесь лишняя… Но всё же я не жалею, я ведь к Дэклу лечу… Пожалуйста, хотя бы несколько минуток поговори со мной…
— Всё, довольно! — уже раздражённо проговорил Дэкл, и обратился к компьютеру. — Камеру N20 — на заморозку.
Криогенная камера N20 — была его камерой, камера N19, которая пока что пустовала — камерой Аннэи. Компьютер ответил:
— Команда принята. Заморозка произойдёт через тридцать секунд.
Плавно опустился защитый, прозрачный
Потом Эван перестал что-либо видеть и чувствовать.
Апрача никогда никто не называл умным человеком. За всё время своей жизни на Бадже он не прочитал ни одной книги, и даже чтение «жёлтой» Ноктской прессы было для него слишком заумным занятием. Апрач предпочитал развлекательные передачи, и фильмы…
Работа телохранителем у Горда Зарда ему нравилось. Во-первых, он получал большие, по Баджским меркам деньги; во-вторых, чувствовал себя начальником, и на других людей смотрел с высока. Он знал, что его побаиваются, и это тоже ему льстило. Апрач любил выпить и в таком состоянии затеивал драки, многие хулиганства сходили ему с рук только потому, что он был важен к такому важному лицу, как Горд Зард. Имелась у Апрача и невеста — девица тоже не блиставшая умом, но зато с выдающейся, грудастой фигурой. Вполне возможно, в конечном итоге, они составили бы идеальную пару необразованных обывателей, и даже воспитали бы на горе миру нескольких олухов, но…
Читателю уже известно о столкновении Апрача с Дэклом, о том, как перенёсся Апрач на соседний мир, названный в последствии «Коровником-15»; как упал от радужного камня, и навсегда оставил на своём лице глубокий, длинный шар. Как он ждал, что его вернут к прежней жизни, как с каждым прожитым днём росла его ненависть к Дэклу. Просто такая уж была у Апрача натура — ему требовалось кого-нибудь ненавидеть, а так как ненависть его не находила исхода, то постепенно перерастала в сущее безумие. Уничтожение (желательное мучительное), Дэкла, сделалось для Апрача главной целью жизни.
Также читатель знает, что когда на «Коровнике-15» была организована коровья ферма, Апрач вынужден был пойти на эту ферму работать, и ему ещё говорили, что ему повезло, что не сослали его на рудники Нокта, что доверили хотя бы самую грязную, подсобную работу. Он тщательно исполнял эту работу, а в душе всё копил и копил ненависть. Ходил чаще с опущенной головой, потому что люди шарахались, завидев тёмную, едкую ярость в его глазах.
С «Коровника-15» его не выпускали. Кому он был нужен на других мирах? Что бы он там делал?.. А он и не мечтал о других мирах. Только бы отомстить Дэклу… Даже на Бадж он не хотел возвращаться. Казалось ему, что прошлая жизнь безвозвратно потеряна…
Итак, Апрач дослужился до пастуха. Потемнело небо, однако, в соответствии с инструкцией, полученной с Нокта, следовало выводить коров на пастбище и под тёмным небом. Что Апрач и делал. Ходил, переполненный злобой, часто приближался к радужному камню, в глубине души надеялся, что Дэкл, спустся все эти годы, всё-таки появится у этого камня, и тогда… Тогда Апрач бы его не выпустил, и умирал бы Дэкл долго и тяжело.
Но появился не Дэкл, а Эван, которого Апрач просто презирал, так как с необычайной для себя прозорливостью считал пьяницей (сам же Апрач, попав на «Коровник-15» ни разу не пил, хотя и была такая возможность, но всё замещала ненависть)…
Потом появилась и Аннэя. Апрач сразу узнал её. Она стояла на втором месте в его внутреннем списке ненависти, он тоже хотел её уничтожить…
Впрочем, читатель уже знает и об этом, и о том, как закончился этот эпизод — Апач получил заряд парализующего вещества, и повалился на землю…
Очнулся он в темноте, крикнул злым голосом:
— Где вы?
Но ответили ему не люди, которых он жаждал наказать, а коровы. Они своим протяжным мычаньем словно бы насмехались над ним, словно бы говорили: "Ну всё — подурил и хватит. Пора возвращаться на ферму".
Апач зарычал от ненависти, подбежал к одной из коров, местоположение которой он мог определить только по её голосу, и ударил в её голову с такой силой, что корова упала, и осталась лежать, издавая жалобные звуки.
Ещё немало времени Апрач потратил ища свой фонарь. Наконец, нашёл его, и осветив перепуганное стадо, прорычал:
— Ну, ничего. Я ещё покажу вам! У меня есть кое-что!
Это «кое-что», о котором говорил Апрач, был молотом, который он нашёл уже на этом мире, поблизости от радужного камня. Произошло это ещё в первый день, после его переброски, когда ещё не было ни коров, ни фермы. Тогда он просто зашвырнул молот в овраг, но через пару недель вернулся за ним, и перенёс в своё новое, собранное им из ветвей и камней жилище. Молот он спрятал в тайник, под каменным полом. Почему-то уже и тогда Апрач чувствовал, что этот молот в дальнейшем ему может пригодиться.
В дальнейшем, когда построили ферму, и Апрач, с горем пополам устроился работать на неё, его уродливый домишко оброс ещё несколькими столь же непрезентабельными сооружениями, которые, правда, были сделаны из Ноктских материалов. В этих сооружениях обитал мужской персонал фермы (женщин поселили с другой стороны коровьих стойбищ, опасаясь, по-видимому, излишнего размножения всех этих неграмотных работников, которых у Нокта имелось с избытком).
Апрач был против кое-каких нововведений, но, конечно, к его мнению никто не прислушивался. И все эти, поставленные практически впритык домишки, были соеденены широкими коридорами. Кстати, по некой инструкции, им даже и дверные перегородки запрещалось ставить. Перегородки-то работники фермы поставили, но всё-равно, из-за тонких стен, слышно было, что происходит в помещении соседа. Они даже привыкли переговариваться друг с другом, сидя в своём доме. Слышал сосед и с одной и с другой стороны. Но и к этому они привыкли. Так уж устроен человек, ко всему он привыкает, хотя в его душе и живёт протест…
После очередного рабочего дня (шла уже третья неделя их пребывания во мраке), Апрач лежал в своём домишке. Свет он выключил, но не спал, смотрел широко раскрытыми, злыми глазами в потолок. Из маленьких трещин в стенах и в крыше, в помещение прорывался свет из соседних домишек. И, конечно, Апрачу было слышно всё, что там происходило. И справа, и слева работали телевизоры. Передавали программу новостей.
Вот слева раздался окрик:
— Эй, Апрач!
И в то же мгновенье — такой же окрик справа: