Час пробил
Шрифт:
Твоя мама проводит целые дни в тщетных попытках поправить пошатнувшееся здоровье. Бесконечные процедуры измотали меня вконец. (Если допустить, что, когда миссис Лоу выводила фразу о процедурах, измотавших ее вконец, через плечо заглянул Марио Лиджо, вот уж посмеялся он, наверное.)
Если тебе попадутся на глаза такие же выгодные акции, как прошлым летом, пожалуйста, не забудь маму. Я была бы очень тебе признательна за, деньги — те, которые я взяла, кончаются, а лечение чрезвычайно подорожало.
Любишь ли ты меня по-прежнему?
Мама».
Дэвид Лоу не любил писать. Но почта регулярно пересылала в Европу его телеграммы примерно такого содержания: «Да, люблю»; или: «Деньги
Дэвид выслал деньги, как просила мама, но и они кончились, вернее, кончались с неотвратимостью, и тогда Розалин предложила Лиджо поехать в Роктаун. «Устрою тебя на приличное место, я даже знаю, на какое, — сказала она, — а там посмотрим». Поскольку жизненным кредо Лиджо именно служили слова «а там посмотрим», он довольно благосклонно принял предложение миссис Лоу.
Вот почему сейчас он сидел в похоронном бюро и в который раз чертыхался из-за того, что оказался вчера вечером в проклятом особняке.
Он здорово запутался. Прошел уже год, а надежды на получение, денег были так же призрачны, как в начале путешествия в Роктаун. Единственно, чего он достиг, — полного, даже неправдоподобно полного контроля над миссис Лоу. Он мог заставить ее сделать все, что угодно, но выжать долгожданные деньги не удавалось: миссис Лоу была невероятно скупа, ее. траты в Роктауне не превышали содержания скромной вдовы, не только никогда не развлекавшейся на Лазурном берегу, но даже не подозревающей о его существовании. Хотя Розалин вовсе не устраивала роль скромницы, совсем наоборот. И тут-то начинались все сложности семьи Лоу.
Отношения Марио с Лиззи Шо тоже были довольно странными. Любил ли он ее? Ну, это уж точно: нет! Таи, неплохо относился, иногда даже более чем неплохо, но в такие моменты одергивал себя. Семейная идиллия никак не входила в его планы. Зато роман с Лиззи был выгоден для него с нескольких точек зрения. Во-первых, он мог наблюдать изнутри за отношениями матери и сына: он понял, даже скорее почувствовал, что его личное благополучие в немалой степени зависит от причудливой игры, в которой участвовала эта пара. Во-вторых, он мог информировать миссис Лоу о том, про происходит в доме сына. Сын не очень-то откровенничал с матерью. Она, напротив, сгорала от любопытства, иг похоже, вовсе не праздного, но информировать её Лиджо предпочитал в тех случаях и так, чтобы информация, как будто бескорыстная, служила прежде всего его интересам. Он мог, например, сказать, безразлично глядя в потолок: «Любовница мистера Дэвида не вылезает из его дома, она все время торчит там. Мне кажется, мистер Лоу очень привязан к ней, они обмениваются такими взглядами, такими. л Марио умолкал и выжидательно смотрел на миссис Лоу, та кипела от негодования. Мало того что она всю жизнь вынуждена, просить подачки у сына, так теперь, на закате дней, появляется эта, эта, — она содрогалась, стараясь подобрать возможно более оскорбительное прозвище, — эта беспутная лахудра, эта грудастая бестия и прибирает все к рукам. А сын куда смотрит? Тряпка! Ну уж нет! Не будь она Розалин Лоу, если этой сучке достанется хоть один дайм!..
Как начались их встречи с Лиззи? Однажды Роз — так Марио называл стареющую, львицу, разыгрывая самые убедительные спектакли любви, — однажды Роз сказала: «Любовь моя! (Будучи женщиной черствой, безжалостной, но безусловно чувственной, она нередко впадала в патетику.) Если ты не заведешь себе подружку твоего возраста — это
станет подозрительным, город у нас маленький, и свинья Харт начнет совать нос куда не следует. (Харта она возненавидела сразу же как человека, знающего самые тайные подробности ее биографии. Тем более не хотелось, чтобы всюду влезающий Харт заинтересовался
Говоря это, миссис Лоу думала совершенно о другом. Ей казалось, что появление молодой девушки у Марио Лиджо несколько ослабпт его натиск на бюджет Розалин. Он требовал, чтобы их отношения были как-то легализованы или, по крайней мере, ему были даны какие-то финансовые гарантии. К легализации миссис Лоу не стремилась — ее вполне устраивали существующие отношения, а что касается гарантий… Узнай Дэвид о запоздалой и роковой страсти мамаши, вряд ли он открыл бы ей доступ к деньгам, раз и раньше этого не делал. Последнее время Марио стал нестерпим, и ей пришлось признаться, что их благополучие зависит от Дэвида. Лиджо искренне возмутился, бегал по комнате, с экспансивностью чистокровного южанина размахивал руками. «Идиот, идиот!» — повторял он.
Конечно, миссис Лоу могла бы спросить: а как же наша любовь? К счастью, она была не настолько глупа, чтобы задавать такие нелепые вопросы, будучи на тридцать с лишним лет старше своего любовника.
В этот момент в участке Харт вертел в руках газету, на одной пз полос которой крупным, бьющим по глазам шрифтом было набрано: «Геронтофилия: что это такое?»
«Любовь к старикам — полнейшая глупость», — ответил себе Харт, швырнул газету в корзину, повернулся к Джоунсу и спросил: у
— Значит, она засмеялась, когда нашла мою записку и штраф? Это хорошо. Вообще симпатичная бабенка. Только не понимаю, зачем даме с милой рожицей ловить преступников? Я бы лично с такими волосами, как у нее, не вылезал из пеньюаров, — и он тронул на макушке место, где вообще не было никаких волос. — А ты как думаешь?
— Угу, — кивнул Джоунс. В чем в чем, а в многословии его обвинить было нельзя. Самыми длинными фразами, хоть когда-либо покидавшими уста Джоунса, были: «Пожалуй, вы правы, сэр», или: «Я так не думаю, сэр». С их помощью
Джоунс умудрялся поддерживать беседы любой сложности, даже с налетом аналитичности.
— Скверная история приключилась с мистером Лоу? — Капитан достал любимый пистолет калибра 11,43 мм и повертел в руках.
— Пожалуй, вы правы, сэр.
Харт два раза двинул затвором пистолета взад-вперед, чтобы проверить, не остался ли в патроннике патрон, потом загнал в рукоятку матово отсвечивающую обойму и протер пистолет платком, которым минуту назад вытирал шею.
— Прекрасная штука! А?
— Пожалуй, вы правы, сэр.
— Вот что, поди-ка организуй малые стрельбы — я отдохну чуть-чуть.
Когда Джоунс ставил восемь банок, представление называлось малые стрельбы, когда двенадцать — большие маневры. Все же есть свои прелести в маленьком городе: здесь можно делать вещи, о которых и думать нельзя в больших городах.
Джоунс ответил не сразу, он пошевелил губами и сказал:
— Пожалуй, вы правы, сэр.
Не следует делать вывод, что Джоунс был недалеким человеком, вовсе нет. Обратим внимание, на все вопросы Харта он ответил, и ответил по существу. С неглупым человеком можно плодотворно общаться, даже если он говорит только «да» или «нет». Вся штука заключается в том, чтобы точно знать, когда нужно говорить «да», а когда «нет».
Харт вернулся со двора, излучая довольство. Еще бы! Из восьми банок, поставленных во дворе Джоунсом, Харт продырявил все восемь. Странная вещь: в армии Харт не любил стрелять, а дома ни от чего другого не получал такого удовольствия. Капитан сел за стол и жестом предложил Джоунсу присесть.
— Кто мог сделать такую гадость с Лоу? — Харт замолчал, потом добавил: — Может быть, кто-нибудь из его близких?
— Я так не думаю, сэр. — Джоунс был невозмутим.
— Я тоже так не думаю, — согласился Харт, — но хоть для приличия мы же должны кого-то подозревать.